Фанфики
Шрифт:
Во Всеволожске повелел я мастерам делать замки иные, более мне привычные. Многие баловники из татей да разбойников те замки открыть пыталися. Однако же из-за новизны сих замков — не солоно нахлебавшись оставались. И не то мне любо, что железки эти моё майно сберегли, а то, что пошла по Руси слава: воевода Всеволжского запоры — колдовством заколдованы, одной разрыв-травой их взять можно. Вот и остерегались иные из лихих людей с моим имением шутки шутить.
Там
«Святая Русь» а-ля-натурель: нет денег — дела не делаются, есть денег — дела тоже не делаются, но с придыханием.
Тогда выпьем.
После производства Акима «в бояре» возникла проблема: надо ж проставиться. Обмыть славное событие, объявить «городу и миру». Опять же — старых связей восстановить, новых — завязать, людей послушать — себя показать.
Аким себе меховое манто заказал. Епанча называется. Вообще-то, епанча делается из сукна или войлока и пропитывается олифой от дождя. Этакий вариант плащ-палатки.
Но «столбовой боярин» в олифе… Бобровый мех тоже воду хорошо держит. Правда цена…
Ладно, по фольку: «раз пошла такая пьянка — режь последний огурец». Построим тебе, Акимушка, манто. Где банкет-то делать будем?
По-хорошему — надо в своей усадьбе. Все приличные бояре имеют в городе своё подворье. В Киеве — сотни полторы боярских усадеб, в Новгороде — сотня, в Смоленске… ну, он же во всём посередине — сотня с четвертью. Вон, весь верх города ими застроен.
Нашей там нет. Почему-то…
«Веселье» можно бы устроить у какого-нибудь близкого родственника. Не наш случай — у Акима родни нет.
Можно — у друга закадычного. Но Аким обиделся:
— Они меня за шапку приглашали или за голову? Как без шапки был — и на порог не пускали. Хрен им всем!
Единственный, с кем он ладит — «Будда»-Гаврила. Но у того своего подворья нет — в княжьей службе живёт.
Звать гостей сюда, где мы на постое стоим… Не по чести: подворье маленькое, бедное. Нормальный двор небогатого посадского мужика. Мы-то и сами в тесноте разместились. А гостей сотни две рассадить… Стыдобище с позорищем. Дальше — только «раздавить бутылёк на троих в сортире».
Аким по первости пальцы гнул, коня себе прикупить высматривал. Типа: боярин должен выглядеть соответственно своему статусу. Как правильно сказать: столбовито? Столбово? Боярчески?
Только — киса у меня. А у меня… после Варвары… и от всех этих дел… как-то даже чувство юмора сбоить начало.
Сцепились мы с ним. Слово за слово… Выскочил я, от греха подальше. Сухана прихватил, книжку купленную, и с подворья — долой. Недалеко — на склон.
У нас за подворьем начинается склон речной долины. Весь город на этих кручах построен. Внизу, где поровнее — дома, дворы. А дальше — круто. «Травка зеленеет, солнышко блестит», кустики растут. Мы туда и забрались.
Я загораю да книжку читаю. А книжка… не оторваться. «Русская Палея толковая» — называется.
«Многим кажется, что телу дается душа Божественной природы, что является нелепостью. Истинное познание заключается в следующем: если бы душа была Божественной природы, то у всех [людей] она была бы одинаковой, мы же у всех видим различие, ибо у одного она мудра, у другого — безумна, у третьего — неразумна, у четвертого же — способна к размышлению; одна, обуреваемая страстью, склоняется ко злу, а другая — к благу; третья же душа [хотя и] хвалит правду и любит добрые нравы, но уклоняется от благородства. Божественная же природа не разделяется и не изменяется».
Зашибись! «Построить дом, посадить дерево, вырастить сына…» — пожелание антихристу? Всё это против «Божественной природы», всё это — разделение и изменение.
Сам акт сотворения мира — невозможен. «И увидел он, что это хорошо» — предполагает разделённость: «до» — «после», «не видел» — «увидел». Изменяемость: цепочку шагов-состояний: посмотрел-понял-оценил.
Всякие реформы, открытия, изобретения, строения, инновации… от лукавого. Ибо есть, по сути своей — изменения.
Вот этот текст сотни тысяч человек читают, заучивают на память, переписывают… тысячу лет. «Палея» ходила среди русских староверов ещё в 20 веке.
Такие тексты — не для чтения, для размышления над ними. Поэтому образованные аборигены лучше соображают. Глубже, чем мои образованные современники, видят причины и следствия.
Пример: причина — спор о филиокве, следствие — раскол христианства на Восточное и Западное.
Из Никейско-Константинопольского (381 год), символа веры христианина:
«Верую… И в Святого Духа, Господа, дающего жизнь, исходящего от Отца, поклоняемого и прославляемого равночестно с Отцем и Сыном, говорившего чрез пророков».
В 809 году Карл Великий на соборе в Аахене вместо «… от Отца» меняет в формуле: «… от Отца и Сына». Бздынь. Раскол.
Через два с половиной века — взаимная анафема папы и патриарха. Успехи ислама, падение Иерусалима, разграбление крестоносцами Константинополя, псы-рыцари во Пскове, османские пушки под стенами Вены, крымчаки в Москве, минареты вокруг Святой Софии… Миллионы убитых, умерших, искалеченных, порабощённых… Из-за религиозного фанатизма, добавленного в обычный феодальный грабёж.
А всего-то: схема розлива Святого Духа. Из одного источника или из двух, или, по Тертуллиану, каскадно: из Отца через Сына. Из-за какой-то… словесной сантехники…
Как-то туземцы… иначе думают.
Римские кесари говорили: «мы не судим споров о словах». А здесь… «Вначале было Слово».
Всем понятно, что это «слово» было из трёх букв… Нет, не то, что вы подумали! — Бог, сын, дух… Мнения разные, и это повод перерезать соседу глотку.
Если кто-то хочет делать здесь серьёзные дела — в этом во всём надо «как рыба в воде». Иначе — утопят.