Фанни Каплан. Страстная интриганка серебряного века
Шрифт:
— Вы бросили раненого товарища? — закричала Катя. — Вы, хваленый экспроприатор!
— Успокойтесь, барышня, — Виктор тянул из кармана пачку папирос.
— Не смейте так меня называть! — кричала Катя. — Я вам не барышня, а соратник по борьбе! Отвечайте немедленно: почему вы оставили в руках полиции члена группы? Не попытались спасти? Имея оружие на руках? Бомбу?
— Я все объяснил, говорить больше не намерен! — Виктор бросил на пол нераскуренную папиросу. — Задача сейчас, — повернулся к Александре Адольфовне, — вывезти деньги. Лучше всего по частям. Мужчины за пазухой, женщины в сумках… Этот мусор в воду! — показал на кожаный мешочек с драгоценностями в руках Вани Пулихова. —
Ночь с Виктором они провели здесь же, на мельнице. Лежали одетые на голых лавках, застеленных жесткой кошмой, не прикоснулись друг к дружке. Она не могла уснуть, била под платьем прыгавших блох, чесалась. Томила тоска, хотелось домой, к маме. Прижаться к теплым ее коленям, смотреть, как мелькают спицы в ее руках, как гоняет по полу раскручиваемый моток веселый котенок Дарка, клюет носом Лея, читает вслух на сон грядущий главу из Торы отец.
К полудню следующего дня за ними заехал в своем экипаже Парфианович, повез кружным путем на запасной путь товарной станции, к готовящемуся отойти составу, груженному торфом.
Посидели какое-то время внизу насыпи, побежали по условному сигналу (высунувшаяся в вагонном окне рука со шляпой) к прицепленному в хвосте техническому вагону.
Мастерская-лаборатория на колесах члена минского народнического кружка Мечислава Фодиевича Парфиановича, заведовавшего ремонтом весов на линии Московско-Брестской железной дороги, была ценнейшей находкой для революционеров края. Пользуясь предоставленными ему правами, инженер-путеец перевозил в своей кочевой кибитке запрещенную литературу, оборудование для подпольных типографий, преследуемых полицией товарищей.
Ехали среди нагромождения механизмов, ящиков с запчастями, к зарешеченным окнам не подходили. «Гомель!» — объявлял очередную станцию Парфианович. Исчезал ненадолго, возвращался, затаскивал в вагон судки с едой и чайник с кипятком. Черпали ложками из судка битки с кашей, запивали свежезаваренным чаем из кружек.
— У меня, друзья, — опускал в кружку кусок колотого сахара Парфианович, — колесная болезнь. Не спится дома, хоть убей. В дороге сплю как агнец небесный, а в спальне на кровати, ни в одном глазу. Хожу часами, как лунатик, в палисаднике сижу. Жена смеется: может, нам, говорит, колесики на ножках кроватных приделать, кататься по квартире?
Товарняк часами простаивал на станциях, загонялся в тупики. Вагон отцепляли, возили из конца в конец, цепляли к новому составу. Гудел прощально паровоз, трогались в путь. «Горностаевка!»… «Чернигов!»… «Нежин!» — объявлял Парфианович.
В Киеве простояли полдня, проехали Жмеринку, с которой началось их странствие по югу России. День, ночь, битки с кашей, чай из кружек, вагонная одурь. Кодыма, Бирзула, безымянные полустанки. На одиннадцатые сутки, помятые, с закопченными лицами, они спустились со ступенек на черный от мазута гравий станции Одесса-товарная.
— Успеха, товарищи! — помахал с площадки рукой Парфианович. — Адрес вы знаете. Если что-то не так: заминка и прочее, возвращайтесь в вагон. Я здесь простою минимум до пятницы.
Даешь революцию!
А.С. Пушкин, «Евгений Онегин»
Одесский обыватель, вышедший погожим летним утром 1905 года за калитку, чтобы сесть за углом в набитый до отказа вагон конки, уплатить за билет, проехать три остановки, прошагать до станции «канатки», подняться в движущейся кабинке на Николаевский бульвар, приподнять по привычке шляпу, проходя мимо задумчиво глядящего вдаль Дюка на постаменте, двинуться, вдыхая прохладный бриз с моря, по направлению к Пассажу, раскланиваясь со знакомыми, размышляя при этом, на чем сегодня остановиться: чашечке кофе у Фанкони или кружечке-другой холодного жигулевского в «Гамбринусе» — рядовой этот обыватель, непременная часть фланирующей публики, заполнявшей набережную и центральные улицы города, крутил головой, ловя себя на мысли, что не чувствует привычного настроения, сопровождавшего его прежде в субботние часы праздного ничегонеделания, о которых мечталось на протяжении недели. Не та Одесса, не та! И Россия не та! Кошмар что творится вокруг: редкий день без происшествий! Стачки, забастовки, патлатые студенты орут с трибун, мастеровые шастают по улицам с плакатами. «Даешь восьмичасовой рабочий день!» «Буржуи — кровососы!» «Царя Николашку — под зад коленом!» Содом и Гоморра!
Газет хоть не открывай. Анархисты — когда такое было, скажите? — стреляют средь бела дня в городского голову Нейдгарта, ранят главного полицмейстера, мечут бомбы в купеческие лавки, в магазины, нападают на состоятельных горожан. Грабят почище профессиональных бандитов — лавки, ссудные кассы, богатые дома. Мало нам было собственных смутьянов, так нате вам: прибывает, по слухам, не сегодня-завтра в Одессу этот самый крейсер со взбунтовавшейся командой, «Потемкин». Мясо на обед им, видите ли, пришлось не по вкусу: унюхали запашок. Капитана убили, офицеров поарестовывали! А? Где мы находимся, можете ответить? В Африке? На Огненной Земле? Кончится это когда-нибудь, я вас спрашиваю, или нет!
— Итак, товарищи…
Темноволосый, с пышными усами техник-специалист Лев Иванович Зильбергер (подпольная кличка Николай Иванович), прибывший в Одессу для налаживания работы динамитных мастерских, вышел из-за верстака с циркулем в руке…
— Итак, что нам потребуется для работы по изготовлению снаряда? Какие инструменты?
Широко улыбнулся, глянул в сторону скамейки с группой будущих бомбистов.
— Попросим ответить товарища Дору…
Ничего не помню, господи!
У нее разом вылетело все из головы!
— Не волнуйтесь, товарищ, — подошел он к ней вплотную. — Прежде всего, нам понадобится из инструментов?..
— Медный молоток! — вспомнила она.
— Правильно.
— …напильник, ножницы для жести…
Все встало на свои места.
— …спиртовка, наждачная бумага, пипетка для наполнения серной кислотой, — перечисляла она торопясь. — Стеклянная трубочка запала…
— И? — потряс над головой циркулем Николай Иванович.
— Циркуль!
Со скамейки послышался смех.
— Что и требовалось доказать, — развеселился вместе со всеми Николай Иванович. — Обращаться с заказом на заводы Круппа нам, по-видимому, не придется… Идем дальше, — вернулся за верстак. — Изготовление запальной трубки…