Фантастические рассказы из журнала «Вокруг света»
Шрифт:
— Может быть. Не знаю. Но ведь вполне могло быть и что-нибудь другое. Скажем, препарат меня одурманил, я говорил сам с собой, как говорят во сне, и зарыл где-то глубоко в себе ложное воспоминание. Все как на самом деле, но…
Внезапно Грант замолчал. Он облизал губы, и снова почувствовал приторный до тошноты вкус леденцов.
— Я вас слушаю, — сказал психиатр.
— Не знаю… может быть, вы и правы. Но почему — тогда я не изменился? Если не считать:.того воспоминания, я такой же, каким был всегда; Кое в чем, может, и изменился, но не настолько, чтобы это имело значение. Иначе бы меня здесь не было.
— У меня был когда-то больной, страдавший манией преследования, — сказал доктор. — Он считал себя непризнанным
— Какое это имеет отношение ко мне? Психиатр улыбнулся.
— Я сказал ему, что такого не бывает. Ни один человек не может сказать: "Я гений, которому не дают ходу". Гений может сказать: "Когда-то мне пытались не, дать ходу", — но и только. Сама природа гениальности такова, что не дать ходу гению невозможно.
— И все-таки я не понимаю, при чем тут.;.;- Грант запнулся. — То есть, по-вашему, даже, при таком поощрении… во мне просто не было того, что нужно? — Он встретил взгляд Майера и сник. — Да, теперь вспоминаю. Вспоминаю, как ожил, когда незнакомый человек сказал мне, чтобы я не бросал занятий живописью. И я обещал ему, что не брошу, — обещал я, я сам. — Он судорожно схватил психиатра за рукав. Но я должен, обязательно должен этого добиться! Вы можете отправить меня туда еще раз?.
— Могу. Но… вы продолжаете думать, что из этого вышел бы толк?
Грант как будто собирался что-то сказать, но только пожал плечами и растерянно покачал головой,
— Даже при второй попытке, — сказал врач, — мы бы не изменили Вселенной в нужной мере. Теперь понимаете? Мы совершаем те же ошибки, избираем тот же, по-нашему ложный, курс. Но только это вовсе не ошибки, и курс не был ложен. И то и другое-единственное; что нам было под силу.
Грант резко поднял голову:
— Но в таком случае — мы просто марионетки! Получается, что у нас нет свободы выбора. А не вы ли мне говорили, что у нас есть возможность изменять нашу жизнь?
— Да, такая возможность у нас есть — в пределах, которые устанавливает для каждого из нас наша собственная натура, и в пределах, которые мы устанавливаем: для самих себя. Если нам удается выйти за эти пределы, значит, мы уже за них вышли.
— Д-да… кажется, я понимаю.
Грант с трудом, покачиваясь, поднялся на ноги.
— Как вы себя чувствуете? — спросил врач.
— Скучно. Скучно и грустно. Но на губах Гранта уже появилась улыбка. Удивительно, но… у меня нет того горького чувства, которое было раньше. Сейчас я чувствую… как бы это сказать? Будто с моих плеч сняли Тяжелую ношу. И вот что любопытно: когда я к вам пришел, я только предполагал, что не сдержал данного когда-то себе слова, а сейчас знаю это наверняка — я дал себе обещание, но выполнить его не смог. Дал в действительности, на самом деле. Казалось бы, это должно было меня огорчить, однако я почему-то чувствую себя лучше.
Доктор Майер положил руку ему на плечо:
— Просто вы освободились от чувства вины перед самим собой. Вы думали, что дали себе обещание и не смогли его выполнить" отсюда — чувство вины, Ну, а теперь знаете, что выполнить это обещание было невозможно.
Неожиданно Грант расхохотался:
— Вы это предвидели! Вот почему вы не тревожились по поводу гонорара. Вы знали, что я все равно к вам вернусь.
В глазах у доктора Майера сверкнул веселый огонек:
— Да, предвидел. Я говорил вам, что это лечение новое… но вы не были первым.
— С другими было то же самое? Майер негромко рассмеялся.
— До вас был всего лишь один больной, и с ним произошло то же самое. Он мечтал в детстве стать знаменитым пианистом… а стал психиатром.
Источник: журнал "Вокруг света"
QMS, Fine Reader 4.0 pro
MS Word 97, Win 95
Новиков Василий Иванович
вторник 1 Сентября 1998
Хуан Хосе Арреола
Истинно
Всем лицам, заинтересованным в том, чтобы верблюд прошел через игольное ушко, следует внести свое имя в список содействующих эксперименту Никлауса.
Покинув некую смертельно опасную группу ученых (из тех, что имеют дело с ураном, кобальтом и водородом), Арпад Никлаус ныне посвятил свою исследовательскую работу достижению благой и глубоко гуманной цели: спасению душ богачей.
Согласно разработанному Арпадом Никлаусом плану, для этого нужно будет превратить верблюда в пучок элементарных частиц и пропустить этот пучок через игольное ушко. Приемное, устройство, очень похожее принципом действия на кинескоп телевизора, мгновенно соберет элементарные частицы в атомы, атомы в молекулы, а молекулы в клетки, и верблюд будет воссоздан в его первоначальном виде. Никлаусу уже удалось, к ней не прикасаясь, переместить каплю тяжелой воды. Оказалось также возможным измерить (с разумными допущениями) энергию верблюжьего копыта, превращенного в кванты. Нет смысла обременять память читателя соответствующей астрономической цифрой.
Единственную серьезную трудность создает для профессора отсутствие у него собственного атомного реактора. Эти установки величиной с целый город очень дорогостоящи. Однако Специальный комитет уже работает над разрешением денежных проблем путем сбора пожертвований. Первые приношения, еще несколько робкие, расходуются на издание тысяч брошюр, проспектов и рекламных листков, и они также обеспечивают профессору Никлаусу скромное жалованье, позволяющее ему, пока возводятся огромные лаборатории, продолжать теоретические изыскания и расчеты.
В настоящий же момент комитет располагает лишь иглой и верблюдом. Поскольку общества защиты животных одобряют этот проект, не только не опасный, но даже полезный для здоровья любого верблюда (Никлаус говорит о вероятной регенерации всех клеток организма), верблюдов из зоопарков страны поступило на целый караван. Нью-Йорк без колебаний предоставил своего всемирно известного белого верблюда.
Что же касается иглы, Арпад Никлаус очень ею гордится и считает ее краеугольным камнем эксперимента. Это не простая иголка, а чудо, подаренное миру талантом и трудолюбием профессора. На первый взгляд, иголка эта совсем обыкновенная. Госпожа Никлаус, обнаруживая незаурядное чувство юмора, находит удовольствие в том, чтобы штопать ею одежду мужа. Однако ценность ее, по сути, беспредельна. Сделана эта игла из тяжелого металла, место которого в периодической таблице еще не определено, а буквенное обозначение, если исходить из крайне туманных намеков профессора, наводит на мысль, что речь идет о физическом теле, состоящем исключительно из изотопов никеля. Ученые до сих пор ломают себе голову над этим таинственным веществом.
Немало нашлось таких, кто поддерживает смехотворную гипотезу о синтетическом осмии или отклоняющемся от нормы молибдене, или таких, кто осмеливается публично повторять слова одного завистливого профессора, уверявшего, что он узнал металл Никлауса в крохотных кристаллических вкраплениях внутри плотных масс железного шпата. Точно известно одно: игла Никлауса вполне способна противостоять трению о нее потока элементарных частиц на сверхкосмической скорости.
В одном из разъяснений, которые так любят давать высокие теоретики, профессор Никлаус сравнивает верблюда в момент прохождения сквозь игольное ушко с нитью паутины. Он говорит, что если мы захотим соткать из этой нити кусок ткани, то для того, чтобы его-расстелить, нам потребуется все мировое пространство, и все звезды, видимые для нас и невидимые, будут блестеть на фоне этого куска ткани капельками росы. Если начать сматывать нить в клубок, окажется, что длина ее исчисляется миллионами световых лет, и, тем не менее, профессор Никлаус предполагает смотать ее в верблюда всего за три пятых секунды.