Фантастические рассказы из журнала «Вокруг света»
Шрифт:
И вот теперь, попрощавшись с Мендиолой и. направившись вместе с Паулой к ней домой, я увидел там Мануэля Баррьоса, абсолютно здорового, улыбающегося и живого. Увидел — и не упал вобмерок, хотя потерял на какое-то время дар речи.
— Я следил по телевизору за каждым твоим движением, мой мальчик, — сердечно сказал доктор, — и мне стало как-то не по себе, когда ты наклонился, чтобы продемонстрировать правильность своей теории.
— Я вовсе не пытался… — начал я-и умолк. У меня мелькнула одна мысль…
"Двойники!"
Нечто из прочитанного, нечто из книг любимого моего жанра вдруг выплыло из глубин сознания. "Двойники!
Я изобразил на лице, улыбку.
— Простите, доктор, после полета я, кажется, стал хуже соображать: почему вы не проводили меня на космодром?
— Но ведь ты же знаешь, что у меня никак не проходит грипп, — удивленно проговорил доктор.
— Ах да, грипп… — Я закусил верхнюю губу. А какой у нас сегодня день?
Паула была уже рядом, снедаемая заботой и любовью-чувствами, абсолютно немыслимыми у Паулы, которую я знал.
— Как ты себя чувствуешь, любимый?
— Хорошо, Паула. Так скажите же, доктор. Сегодня у нас…
— Двенадцатое ноября.
Не переводя дыхания, я спросил:
— Какого года?
— Адольфо!..
— Какого года, доктор?
— Ну, конечно, две тысячи второго!
Я пошатнулся: ведь в кабину "Конкистадора" я вошел двенадцатого ноября две тысячи третьего года!
Я постарался, чтобы они забыли о вопросах, которые не могли их не встревожить, а потом с этой новой Паулой, столь, непохожей на прежнюю, мы пустились в идиллическую прогулку по улицам между рядами швейцарских домиков.
Если бы полковник Мендиола не стал после моего возвращения говорить об Адольфе Суаресе как авторитете в космонавтике, если бы Рауль Конвэй не обнаружил страха перед кулаками того же Адольфо Суаре-са, если бы Паула держалась со мной так же холодно и пренебрежительно, как и раньше, я бы мог подумать, что я просто перенесся в прошлое. Но поскольку прежняя Паула отличалась от Паулы, которая держала меня под Фуку сейчас, а сам я, по-видимому, тоже не был копией Адольфо Суареса, которого она провожала в полет на корабле системы "Сотрудничество", я пришел к выводу, что каким-то необъяснимым путем я оказался на планете-двойнике, вроде той, которую описал один научный фантаст, описал, гордясь своей выдумкой. Только выдумка ли это? Как сказать! Еще вопрос, можно ли выдумать то, чего не бывает, или же все, что живет в воображении, существует и где-то во Вселенной.
Похоже, что новый Адольфо очаровал новую Паулу. Она была нежна и общительна, и, даже не заикнувшись о своих подозрениях, я узнал из ее уст все о самом себе.
Двойник мой, как выяснилось, был субъектом достаточно неприятным — тщеславный, капризный, себялюбивый всезнайка, прекрасно владевший дзюдо и подчинивший себе бедную Паулу; он относился к ее внешности.
Что касается Конвэя, то он, как выяснилось, осмелился флиртовать с Паулой, и накануне полета мой двойник отлупил его и пообещал, что после полета от него вообще останется мокрое место.
Мы с Паулой гуляли, и я узнавал о своем двойнике все больше и больше нового-Стало ясно, что по складу характера
И Паула (точнее сказать, Паула II)не слишком напоминала мою Паулу. Внешне обе они были похожи;
друг на друга как две капли воды: те же медно-красные локоны, те же черные глаза и сочные губы, те же прекрасные длинные ноги. Но Пауле II красота не вскружила голову — быть может, потому, что этого не допустил мой двойник. Будь у Паулы I ее мягкость, сердечность и доброта, она. стала бы лучшей женщиной Земли.
И к величайшей моей радости, оказалось, что такой жалкий тип, как я, удивил и очаровал Паулу II!
Я находился на Земле II, и мне предстояло прожить год, который я уже прожил и события которого знал назубок: ведь я готовился к телеконкурсу на эту тему.
Паула укусила меня за кончик уха.
Я поцеловал ее в кончик носа.
Голова закружилась… Я был не на Земле II, а в кущах рая.
— Который час, любимая?
— Девять сорок.
— Мы еще…
— Девять сорок! — воскликнул я, падая с облаков. — С твоим отцом вот-вот случится беда! Бежим!
Девять сорок семь…
Задыхаясь, я ворвался в сад. Как я и ожидал, доктор спокойно покуривал трубку, мирно беседуя с двойником Лукаса Флореса.
— Привет, Адольфо! — поздоровался со мной писатель. На космодроме к тебе было не пробиться… Девять сорок восемь…
— Уходите отсюда! Все в дом! — закричал я.
В сад, прерывисто дыша, вбежала Паула.
— Что с тобой, мой мальчик? — пристально глядя на меня, спросил доктор.
Девять сорок девять…
Я услышал вдали шум мотора: из-за поворота выехал грузовик, который неотвратимо приближался к нам. Я кинулся на отца Паулы и, как он ни сопротивлялся, затолкал его в дом.
Девять пятьдесят!
Клаксон грузовика загудел угрожающе близко. Забор затрещал и…
Произошло все, что должно было произойти, — с той единственной разницей, что здесь, на Земле II, доктор не умер. Лукаса Флореса я вытолкнул прямо из-под колес разбушевавшегося мастодонта, но, как ни странно, падая, он все-таки сломал себе ногу. Он и сейчас глубоко благодарен мне за спасение, но я считаю, что не имею права на его благодарность: ведь, несмотря на все мои старания, с ним случилось то же, что и с его двойником…
После неудачного полета я прожил фантастический год и стал национальным героем. Героем может стать даже человек робкий и малоэнергичный, если только он, как я, знает заранее, что должно произойти в мире.
В последовавшие за приземлением дни меня всесторонне обследовали специалисты. Они хотели знать, вызвал ли полет хоть какие-нибудь изменения в моем организме. Но ничего не-удалось обнаружить, и единственными, кто заметил различие между двумя Адольфо Суаресами, были Паула и ее отец. Они считали, что изменение наступило под действием неизвестного фактора космического происхождения, но так как для всех нас перемена эта была к лучшему, то особенно много о ней и не говорили. А я молчал еще и потому, что у меня возникла идея…