Фантастические создания (сборник)
Шрифт:
И мама вернулась за свой компьютер. Клац-клац-клац.
Гилла надулась и сердито посмотрела ей в спину, но ничего не сказала, потому что на самом деле была вполне довольна. У нее будут косички! Конечно, она ненавидела слишком мокрые или слишком сухие сделанные накануне бутерброды, но это того стоит. Она проигнорировала тихий голосок в голове, говоривший: «Каждые шесть недель?» — и вернулась к чтению.
— Фу-у, мерзость.
— Что теперь? — спросила мать.
— Этот парень! Ну тот безобразный червь… Он ест святую Маргарет, а потом она у него
— Именно так, — засмеялась мама. — И сразу в покровители детей и деторождения!
— Почему? — Впрочем, Гилла и сама догадалась почему, чуть-чуть поразмыслив. — Забей, не говори мне. И что, они сделали ее святой, потому что она убила личинку дракона?
— Ну да, ее в итоге причислили к лику святых, после того как толпа людей пытала и казнила ее за отказ выйти замуж за того мужчину. Маргарет была верующей и якобы отказалась от замужества потому, что он не был христианином. Но знаешь, некоторые полагают, что она уже тоже не была христианкой, по крайней мере в тот момент.
— Да? — Гилла думала о том, когда появится Кэши. Вечеринка уже вот-вот начнется.
— Эта история с превращением креста обратно в дерево… Не слишком-то христианский символ. Мертвое дерево в форме креста — да. Но не живое волшебное дерево, это языческий символ. Есть вероятность, что Маргарет из Антиохии сама приказала дереву на ее шее вновь прорасти. Возможно, история на самом деле рассказывает нам о том, что, когда христианство подвело ее, она обратилась к своим способностям древесной ведьмы. Дорогая, я считаю, что Маргарет из Антиохии была гамадриадой.
— Боже, мам, — коброй? — Они проходили это в школе, и Гилла знала слово «гамадриада».
Мама рассмеялась:
— Да, королевская кобра — это вид гамадриады, но я имею в виду первоначальное значение этого слова. Гамадриада — это дух женского пола, по сути — душа дерева. Друид — мужчина, древесный колдун, гамадриада — женщина, древесная ведьма, можно сказать. Но в то время как друиды жили на деревьях и досконально изучали их, гамадриадам изучать их надобности не было. Она просто сама и есть дерево.
Стремно.
Гилла выглянула в окно, где на ветру покачивались черные ветки, стыдливо прикрывшие наготу маленькими весенними листьями. Ей не хотелось говорить о деревьях.
Позвонили в дверь.
— О, — воскликнула Гилла. — Это, наверное, Кэши! — И она рванулась к двери, отбрасывая книгу в сторону.
Жила-была молодая леди в Нигерии…
— Оно, знаешь, иногда скрипит. — Гилла смотрела на отражение Кэши в зеркале.
В ответ Кэши только крепче вцепилась Гилле в волосы:
— Сиди ровно, подруга. Дай прикину, что с этим можно сделать. И хватит уже болтать всякую чушь. Ты все время заводишь разговор об этом дереве.
Гилла вздохнула, смирилась и откинулась в кресле:
— Ладно. Только не стягивай слишком туго, хорошо? У меня от этого голова болит.
Когда Кэши бралась за ее внешность, ничего не оставалось, как сдаться и надеяться, что успеешь смыть вязкую массу с лица и расклеить спутавшиеся от мусса волосы, прежде чем выйти на улицу, рискуя распугать голубей. Последний эксперимент Кэши с «натуральным» блеском обернулся катастрофой: Гилла выглядела так, будто ела жареного цыпленка и забыла после этого вытереть рот. Прошли месяцы, а Фостер все еще над этим посмеивался.
Гилла скрестила руки. Потом посмотрела в зеркало и увидела, что грудь от этого сильно выдавалась вперед. Она вспомнила, как в первый день сентября Роджер на школьном дворе тыкал в нее пальцем и вопил: «Сиськи! Сиськи!» Она сменила позу и положила руки на подлокотники кресла, втянула живот и бросила быстрый взгляд в зеркало, чтобы проверить, не делает ли ее это стройнее. Как бы не так. Настоящий жиртрест. А грудь при этом снова вывалилась вперед — о боже… Ей не выиграть.
Она снова вздохнула и слегка сгорбилась на стуле, превращая грудь и живот в бесформенную бугристую массу.
— И выпрямись, ладно? — сказала Кэши. — Я не достаю до передней части твоей головы, когда ты сидишь так, ссутулившись.
Руки Кэши деловито двигались, разделяя тяжелые волосы Гиллы на четыре равные части и заплетая каждую секцию в косичку.
— Вон то дерево, — ответила Гилла. — В саду перед домом.
Кэши только закатила свои идеально подведенные глаза:
— Ладно, расскажи мне об этой старой трухлявой вишне.
— Она мне не нравится. Я пытаюсь спать ночью и только и слышу, как она скрипит и стонет и… она разговаривает сама с собой всю ночь!
— Разговаривает, значит, — хихикнула Кэши. — А еще она разговаривает с тобой, да?
— Да. Раскачиваясь. Ее ветки трутся друг о друга, бормочут и нашептывают мне что-то, одну ночь за другой. Ненавижу это дерево! Всегда ненавидела. Вот бы мама с папой его срубили, — вздохнула Гилла.
Она вообще теперь часто вздыхала — вот уже два года, с того момента как пошла в девятый класс. С того момента как ее тело словно свихнулось и стало запасать жир на ее груди, животе и бедрах — высокая круглая попка еще больше округлилась, а симпатичная, чуть наметившаяся грудь вдруг разбухла и стала похожа на грудь матери.
С того момента как она начала слышать дерево по ночам.
— И что она говорит? — спросила Кэши. Ее глаза на коричневом лице с острыми скулами с интересом смотрели на отражение Гиллы в зеркале.
Гилла посмотрела на Кэши: каждый волосок лежит на своем месте, плечики узкие, свитер в обтяжку подчеркивает маленькие острые грудки… Раньше Гилла и Кэши могли меняться одеждой.
— Не смейся надо мной, Кэши.
— И не думала, — голос Кэши был серьезен, как и лицо. — Я знаю, что тебя это беспокоит. Так что она говорит?