Фантастические тетради
Шрифт:
— Не найду в себе чувства юмора, ты хотел сказать?
— Какой же ты все-таки…
— Но мы ведь искали тебя… Беспокоились, переживали, — он попытался поддержать Альбу за локоть, пока тот поправлял крепления, но Альба демонстративно повернулся спиной.
— Конечно, — согласился он, — куда вы без меня…
— Предположим, — злился Голл, спускаясь за ним вслед на Гренсову полянку, — слушай, ты хочешь заставить меня поверить во что? Что моя жизнь — всего лишь твоя прихоть? Что все это в любой
Альба остановился так резко, что Голли чуть не сбил его с ног.
— Ты любишь дядю Ло? Любишь Феликса и Суфа? Кого ты еще любишь? Неужели так сложно понять — вы нужны мне больше, чем я сам себе нужен. Без вас я ничто.
— Знаешь, — улыбнулся Голл, — когда-то давно отец старался мне объяснить, что такое Бог, а я не понимал. И тогда он сказал: «Это оттого, что еще не пришло твое время понять. Когда-нибудь придет…»
— Бога нет, — рассердился Альба.
— Потому что ты его не придумал?
— Я придумал его в детстве, когда не мог без него обойтись. А теперь не знаю, как от него избавиться.
Голли отчего-то почувствовал себя неловко. То ли оттого, что он допустил бестактность, то ли оттого, что бестактность была допущена по отношению к нему, — для осмысления этого момента он вынужден был взять тайм-аут и так крепко задумался, что вспотел, начал стаскивать с себя куртку. Но только тогда заметил, как среди ночи посветлело небо. Склон холма темнел на глазах, и оставшиеся на нем белесые островки уже сочились струями в низину, а лыжные ботинки по самые щиколотки проваливались в мокрую снежную кашу.
Он с хлюпом выдернул лыжу и остался стоять, как цапля, на одной ноге, ощущая на себе удивленный взгляд Альбы.
— Что такое? Ты сам просил.
— Я, конечно, много чего могу понять, — ответил он, — но не все сразу. — И, не попрощавшись с великим творцом видений, побрел пешком в направлении сарая. — Ложись спать, завтра поговорим.
Глава 24
Ранним утром Голли как ошпаренный примчался на метеопульт ЦИФа и обнаружил там полусонного Феликса с книгой на коленях.
— Что ты здесь делаешь? — удивился Голл.
Феликс поглядел на него воспаленными от бессонницы глазами так, как если б это был не Голл, а сорвавшийся в пропасть рогатый йогурт.
— Дежурю, — пояснил он. — В чем проблема? Мы же договорились хотя бы изредка контролировать метеопульт. Или мы не собираемся наводить порядок в заповеднике?
— На моем ярусе растаял снег!
— Правильно, — согласился Матлин, — конец лета по старому календарю. Или мы составляем новые календари? Отец возмущался, и я решил, что хватит его морозить.
Голли от изумления застыл на месте.
— Когда ты отключил «холодильник»? Сколько часов назад?
— Да что случилось, в конце концов? Гренс лося завалил? Не знает, где хранить тушу? — удивился Феликс. — Пусть засолит. — И опять растянулся в кресле, погружаясь в чтение.
— Что это за книга? Дай взглянуть. — Голли отобрал у Феликса книгу, из которой пачками посыпались прозрачные пленки, исписанные мелкими значками бонтуанских «иероглифов». — Что за дрянь ты читаешь? Какой это язык?
— Ах ты, растяпа, — вздохнул Феликс, подбирая пленки.
— Я ничего не понимаю. Что за книга? Где ты ее взял? О чем здесь написано?
— Тебя это не касается, — рассердился Матлин, — отдай. — Но Голли не собирался отдавать. — Это психиатрия на немецком языке.
— Как это психиатрия меня не касается? — возмутился он. — Можно подумать, я не живу с психами.
— Ты ее не переведешь.
— Баю переведет…
— Балда ты, акрусианин. Ее человек должен переводить, а не Баю.
— Человек? — переспросил Голл. — Какой еще человек? Где ты видел здесь человека? Феликс, я серьезно, отдай мне книгу.
— Нет, — ответил Феликс, — только после того как закончу работу для Ксара.
— Какую работу?
Феликс еще раз обреченно вздохнул и начал складывать стопкой пленки с переводами.
— Ксара смутило одно обстоятельство…
— Какое обстоятельство? — немедленно переспросил Голл.
— Есть заболевание, — объяснил Матлин, — связанное с потерей личности, когда человек то и дело подходит к зеркалу, чтобы убедиться, что это он.
— Ну…
— Ксара интересует, что видит в зеркалах Альберт. Если мы это узнаем… Возможно, попробуем ему помочь. На этот случай он приготовил одно зеркало, небьющееся, но я не знаю…
— Мы никогда не узнаем, что он видит в зеркалах.
— Если он в самом деле способен управлять своими галлюцинациями, что его в зеркалах пугает?
— Боюсь, об этом мы тоже никогда не узнаем.
— Я не нашел ничего похожего, — признался Матлин, — приходится верить Ксару на слово: у Альбы психическая аномалия на почве самого себя, но я, черт возьми, не психиатр!
— Но ты же считаешь себя человеком… — ответил Голли и вернул книгу.
— Как выяснилось, этого мало.
— Латин любил рассматривать себя в зеркалах?
— О, да! Он мог часами собой любоваться.
— Угу, — Голли задумался и пошарил взглядом по панелям метеопульта, — при этом его укачивало в самолетах…
— Он терпеть не мог отрываться от земли. Его укачивало даже на качелях в луна-парке. У вас там что-нибудь произошло?
— Снег растаял, — ответил Голли, — ничего особенного. Я думал авария… Ты предупреждай в следующий раз.