Фантастические тетради
Шрифт:
Если говорить о включении в ЯА отдельно взятых фактуриалов — чем ниже ступень, тем сложнее это происходит. На 1-й и 2-й — практически невозможно; в 3-й ступени начинают появляться исключения; на 4-й срабатывает первый ключ на передачу информации, к концу 4-й ступени — ключ уже работает в обе стороны.
Известно несколько вариантов ключей к ЯА. Если ни один не подошел — дела плохи. Если подошел, да еще полноценно сработал в обе стороны — задача освоения ЯА существенно упрощается и, соответственно, появляется перспектива доступа в ИИП. При сильном желании и хороших способностях, ЯА возможно освоить за год. Чем дальше — тем дело идет быстрее, нужна лишь постоянная осмысленная практика. Освоив ЯА, можно без особой подготовки понимать языки родственных фактур, если у них аналогичная ассоциативная база, к примеру,
В случае если ключ не подходит, дело плохо, но не безнадежно. Без ключа первый месяц освоения ЯА может растянуться на десятки лет интенсивных занятий. Но если фактуриал не дурак и не одержимый (в оскорбительном смысле этого слова), он найдет более достойный способ просуществовать эти годы. Тем более, что даже в самом худшем случае для него не все потеряно: при необходимости он все равно сможет объясниться, но с гораздо большей затратой времени и сил. Такое общение никакой практической пользы в изучении языка не дает, но быстро выматывает обоих собеседников. Кроме того, оно создает у некоторых представителей Ареала ошибочное мнение, что фактуриалы сплошь тупы и беспомощны. Фактуриалов зато без труда поймут в ЦИФах, воспользовавшись своими приемами. Лаборанты ЦИФов, как правило, знают натуральные языки тех, с кем работают, и для этого им не требуется много времени.
Самая же трудная работа — переводить с ЯА на язык фактуры, это признают все. Такую работу нельзя назвать переводом, если языки никак не подводятся к одному общему ассоциативному знаменателю. Возможна только адаптация. Чем адаптация практически отличается от перевода, я объясню так: когда переводишь, скажем, с английского языка (о котором имеешь приблизительное представление) на русский — испытываешь ощущение перехода из тесной «бочки» в свободный полет. Если адаптируешь на русский с ЯА (о котором имеешь представление еще более приблизительное) — вроде бы все происходит нормально, разъяснимо или, по крайней мере, приблизительно разъяснимо. Это уже показатель хитрости адаптатора, заставить засмеяться существо, у которого в принципе не существует похожих эмоций, или погрязнуть в описании эмоций, которые напрочь отсутствуют у землян. Зачем усложнять? Главное морально себя подготовить к тому, чтобы, перечитав свой перевод, сразу не застрелиться. Не то чтоб примитивизируется все до тошноты, — теряется сам смысл описаний. Не говоря уже о том, что от истинного колорита вещей и событий не остается никакого удовольствия.
Из всего вышесказанного напрашивается только один печальный вывод: идиот тот, кто пытается заниматься этой неблагодарной работой; а тот, кто имеет глупость еще и обнародовать свои убогие изыскания, — трижды идиот.
Глава 11
— Что это? — спросил озадаченный Ксарес, указывая на черную «муху», маячащую за спиной Матлина. — Как это понимать? Что за дрянь ты притащил в ЦИФ?
От самой Кальты эта штуковина не отставала от него ни на шаг. Подробно расспросить шестирукого о ее назначении Матлин постеснялся. Не рискнул упасть в его глазах на одну-другую фактурную ступень. А Суф отделался от его расспросов: «Не обращай внимание, они вешают это на всех подряд…» Ксареса такое оправдание не удовлетворило, и он долгое время назидательно ворчал на своего подопечного прежде чем сообщить ему последнюю новость:
— Я получил от бонтуанцев координаты Земли. Ты можешь вернуться.
В павильоне наступила ночь. Горели садовые фонари. Матлин сидел на каменных ступенях между спящими львами и предавался печальным раздумьям. Точнее, прикидывал свои шансы: Ксарес его здесь не оставит — это факт. С ним закончены все дела, пробита брешь в бонтуанские «заповедники». Его «меченый» павильон будет переоборудован для какой-нибудь очередной биокопии. В этих пуганых ЦИФах каждый лаборант наложит в штаны, узнав, что в его владения зачастила мадиста. Можно подбить на авантюру Суфа и убраться с ним отсюда подальше в поисках той жизни, к которой Матлин уже привык. Но провести свои лучшие годы в закупоренном болфе — надо сделаться одержимым, тем более что личного доступа к инфосетям ему никогда не получить. Без них же в этом бесконечном, тягучем, слепом пространстве о выживании лучше не мечтать. Искать себе осмысленное прибежище в Ареале — смешное дело, как раз достойное ни на что не годного фактуриала. В конце концов, Матлин согласился бы даже на роль «наживки» для мадисты, если б уловил в этом хоть малейшим образом обнадеживающие перспективы. К тому же, «наживка» до сих пор наивно полагала, что способна на большее, чем быть проглоченной во имя прогресса. «Что мне мешало остаться на Кальте? — Спрашивал он себя. — Взглянуть на «колонию призраков», закосить под идиота, раз они считают, что это действует на психику. Вряд ли Ксар стал бы возвращать бонтуанцам их беглого, к тому же чокнутого… А впрочем, кто его знает? Если я имел глупость привязаться к нему — это только мои собственные проблемы».
Матлин запросил через информатеку ЦИФа условия возвращения натуралов в естественную среду. Перед ним прополз длинный неутешительный список биокорректора, отключения от инфосетей, если таковые присутствовали в его жизни, что было равноценно отсечению головы, если таковая, разумеется, тоже присутствовала; зональная блокировка памяти, что с точки зрения Матлина было совершенно недопустимо: «Они сделают из меня «раздвоение призрака»? — удивлялся он. — Черт возьми! Им не стоило выпускать этой информации на мой пульт или они держат меня за дебила?»
— Я хочу остаться!
От этого заявления желтые глаза Ксареса слегка позеленели.
— Как это «остаться»?
— Я не намерен навсегда покидать Ареал.
— Вот как? Что значит «не намерен»?
— Ксар, понимай это, как хочешь, но я вернусь!
— Вернешься? Зачем? Планетарная фактура гораздо интереснее павильона?
— Тебе интересно — вот и проваливай туда.
Ксарес так опешил, что не нашелся, как возразить.
— Ладно, извини. Я соскучился по дому, но это не дает тебе права посадить меня в клетку. Так с натуралами поступать нельзя. Это не гуманно. Гуманные гуманоиды так не поступают.
Ксар обалдел еще больше.
— Ты хочешь всю жизнь провести в моем зоопарке?
— Я хочу иметь выбор!
— Хорошо, оставайся, живи, где захочешь, но знай, что с этого момента и до конца дней своих ты не пересечешь ни одной бонтуанской зоны.
— Но Земля…
— Это весь выбор, на который ты можешь рассчитывать. Либо я тебя возвращаю, либо мои контакты с бонтуанцами на этом завершены.
— Ты сможешь вытащить меня обратно.
— Не рассчитывай на это, пока не узнаешь, каким образом тебе это удалось в первый раз. Ты думаешь, мне жалко оставить тебя здесь? Я дал тебе что мог, я не ограничивал тебя ни в чем, я терпел здесь мадисту, в конце концов. Знаешь почему? В первые дни своего появления в ЦИФе, ты, как одержимый, искал свою планету, и я подумал, что знаю о фактуриалах далеко не все… Ты отличался от других, Матлин.
— А теперь?
— Теперь ты имеешь право сделать выбор.
— Ты оставишь мне связь?
— Нет. Это бонтуанская зона.
— Из одного зоопарка в другой зоопарк? Один родной — в другом клетки просторнее. Ты считаешь, что я не смогу прогрызть в них дыру?
— Прогрызть дыру можно в любой точке ареала.
— Что мне делать, Ксар?
— Возвращайся. Другого шанса может не быть: они пропустят болф Суфа, выведут его обратно — с этого момента у тебя действительно будет выбор. Здесь ты всю жизнь проведешь в клетке. — Ксар поднялся на разметочную площадку, служившую универсальным входом во все закрытые павильоны, и поманил к себе Матлина. — Поторопись, пока я не передумал.
— Куда?
Ксар силой втащил его в лифтовую панель и выпихнул на берегу океана с белым песком и прозрачно-зеленоватой водой. Да, именно сюда они с Перрой тщетно старались проникнуть много раз. Мутный купол павильона не пропускал сквозь себя даже видеодатчики. Матлина эта ситуация раздражала невероятно: рядом с ним, почти бок о бок находилось совершенно непохожее на него фактурное существо, и Ксар не то что не собирался их познакомить, но даже отказывался показать, какое оно из себя.
Всю кромку между водой и сушей занимали мясистые растения, больше похожие на подушки: мягкие и вонючие, как та жидкость, которой Суф протирал внутреннюю панораму пилотского шлема, прежде чем приступить к управлению «антикварным доисторическим аппаратом» и которая разъела Матлину кожу на руках.