Фантастические тетради
Шрифт:
«Что это вы там рыщете, интересно знать?» — пришел запрос в аритаборскую лабораторию с пункта инженерного контроля ЕИП.
«Да так… Завалилось тут кое-какое барахло», — оправдывались аритаборцы.
«Ну да! Все-таки интересно, почему с вашей станции идет такой шквал помех, что сбиваются маяки «навигатора»?»
Вешать лапшу на локаторы контролера ЕИП было задачей не из легких, чреватой тотальным информационным контролем, после которого подвалы Лубянки могли бы показаться курортной зоной. Посредники решили обезопасить себя чисто геометрическим методом, — изолировали нейтральной сферой свое рабочее пространство, проще говоря, поставили информационный блок по всему контуру. То, что случилось потом,
Сразу приведу пример с аналогичной модели: мы сравниваем матричное поле ЕИП с мыслительной системой человека, почему бы аномалию ограничения матрицы не сравнить с умопомешательством? Некий пациент, вообразив себя Бонапартом, вскакивает на тумбу и командует построение медперсоналу. Фантазии приобретают черты реальности в отдельно взятом ограниченном пространстве его менталитета. Наверно, подлинный Наполеон в психушке вел бы себя примерно так же. Не исключено, что хорошо «разогретый» пациент припомнит все подвиги своего прототипа и перескажет их в весьма реалистичных деталях. Не имея понятия о происхождении психических заболеваний, попробую предположить, что в мыслительном процессе больного образовалась «локальная зона», не допускающая притока информации извне, и все, что оказалось в изоляции, беспорядочно прогрессирует, выплескиваясь на ни в чем не повинный окружающий мир в образе полнейшей фантасмагории. Внутренний мир пациента при этом находится в относительной гармонии с самим собой.
Теоретическое обоснование аритаборского события выглядело, безусловно, иначе. Но являлось столь же психогенным по сути. При детальном рассмотрении оно выявило немало полезных свойств полей, невидимых за небрежностью эксперимента: каким образом АДК консервирует свои свойства в матричном состоянии? как матричные метаморфозы влияют на субстанцию личности? На пользу ли пошло Циолу это приключение, во вред ли… все равно эффект локализации аннигилированных структур будет называться «эффектом Циола», как бы это ни было противно аритаборским догматам. Потому что именно Циол забил первый колышек на строительстве глобального практического антигравитанта, невольно став первым агравитанавтом в истории Ареала.
Глава 8
«Дорогой друг! Из Анголеи по-прежнему нет известий. Вода подошла к горе. Сегодня стало ясно, что мы напрасно потратили время на Косогорье. Океан не отступил. Ливни усилились. Похоже, что у тебя в руках реликвия последней альбианской цивилизации. Ты получил в наследство проклятую планету. Она принадлежит только богам, принадлежала и всегда будет принадлежать. Даже заслужив их милость, твои шансы выжить невелики…»
На янтарном диске стоял диктофон Эфа и в который раз прокручивал один и тот же текст.
«Дорогой друг, если твой корабль способен подняться выше облаков, — ты сильнее нас. Но знай, твоя сила не вечна. На Альбе ничто не может быть вечным, кроме богов. Чтобы выжить, ты должен стать сильнее их. Ты, способный видеть свет солнца, должен построить молнию, которая поднимется выше молнии Босиафа. Ты должен подняться выше богов, чтоб перестать называться тварью. Но знай, что каждый шаг к небу будет гибельным, потому что боги видят все, знают все…»
Эф давно гулял по пескам, а Мидиан не мог оторваться от записи. Хотя, казалось, выучил ее наизусть. Но чем дольше слушал, тем меньше доверял вольному переводу профессора. А чем меньше доверял, тем реже Эф заглядывал под купол шатра в надежде отвлечь молодого астронома. Настал момент, когда профессор смирился с невозможностью сделать это и вовсе перестал напоминать о себе.
— Сегодня отличная кондиция атмосферы, не так ли? — обратился к нему Мидиан.
Профессор симулировал отключение связи, но, на свою беду, дурно разбирался в технике, и его сопение внятно различалось на чувствительных сенсорах приемника.
— Как самочувствие, Эф?
Профессор не реагировал.
«Дорогой друг! Сегодня ровно год, как из Анголеи нет известий. Мы встревожены и полны трагического предчувствия. Боги не допустили караван к берегам ледяного моря, значит, наши замыслы были не бесплодны. Помни, они станут преследовать тебя всюду. Чем труднее будет путь — тем вернее он приведет к цели…»
— Эф! В конце концов! — не выдержал Мидиан, но внезапная связь с орбитой отвлекла его.
— Возраст не поддается исчислению, — сообщил биолог. — Мне нужны пробы воздуха из пузырьков, замурованных в янтаре. Попробую сделать хотя бы примерную хронометрическую шкалу. Без нее мне чудятся такие временные разбежки, в которые не укладываются даже сроки бытия Вселенной.
— Не желаете ли спуститься за пробами?
— Не имею ни малейшего желания, — признался биолог, — пока не будет полной ясности относительно состояния планеты, даже не трудитесь уговаривать. Мне бы не хотелось, чтоб ваш корабль оказался в руках альбианских аборигенов. Я не могу им позволить такое хулиганство.
— Интересно, Бахаут, как вы представляете себе богов?
— Как? — удивился биолог. — Как же их представлять? Вы понимаете, что они сделали с планетой? Вы представляете себе мощность их техники?
— Вот именно, — согласился Мидиан, — не думаю, что таких «аборигенов» может заинтересовать ваше оборудование или мой транспорт.
— Прекратите! Перестаньте немедленно! — Эф, подобно смерчу, ворвался в шатер и бросился к транслятору. — Я же запретил! Слышите? Никакой болтовни с орбитой!
Индикатор связи погас, и профессор для острастки хлопнул по нему тяжелым ботинком.
— Прямо какое-то общество ксенофобов, — произнес Мидиан. — Не рассчитывайте на мое сочувствие.
— Я вас предупреждаю, молодой человек, — профессор переключился на полушепот, — речь идет о цивилизации гораздо более серьезной, чем наша выморочная технократия. На вашем месте я бы сто раз думал над каждым словом.
— Профессор, это клинический случай помешательства на почве страха.
— Мы столкнулись с явлением совершенно необъяснимым, не имеющим прецедента.
— Дорогой вы мой, — утешал его Мидиан, — если за время экспедиции мы хотя бы раз столкнемся с богами, обещаю, что с ними мне будет гораздо проще найти общий язык, чем с вашей прогрессирующей паранойей.
— Вы очень глупый молодой человек, — поставил диагноз профессор.
— Вне всякого сомнения, — подтвердил Мидиан. — Именно поэтому прошу вас не тратить время на мою опеку.
— Вы даже не понимаете, чего может стоить контакт с цивилизацией, интеллектуально превосходящей вашу. Вы, выросший на новых технологиях, не имеете возможности даже задуматься о гуманитарных последствиях такого контакта.