Фантастический альманах «Завтра». Выпуск четвертый
Шрифт:
Борис Арнольдович лег на спину, скрестив руки на затылке. Луна переместилась по небу и больше не заглядывала в гнездо. Созвездие Велосипед находилось в самом зените. Вспомнилась семья. Наташа, дети, Марина и Ирина. Захотелось опять сочинить им мысленное письмо.
«Я живу хорошо. Погода стоит замечательная. Адаптируюсь. Изучаю обычаи и нравы туземцев. Сам тоже потихоньку дичаю. Не так уж и потихоньку. Если бы видели, как я сигаю с дерева на дерево! В общем, еще день-два, и — до свидания, товарищи четверорукие и сумчатые. Даже если в свой мир вернуться не удастся, к чему надо быть тоже готовым, махну на Полуостров или на Материк.
Борис Арнольдович закрыл глаза и отчетливо увидел недавнюю расправу над бедным Полинезием Ползучим, которого угораздило родиться Шикльгрубером. Зачем он только связался с Фанатеей, зачем тронул ее поэтику, мешала она ему!
В памяти возник последний эпизод, наиболее страшный, как кровожадный зверь лениво и не спеша настигает обреченного, бьет его лапой по голове, валит на землю, из-под когтей хлещут струи черной дымящейся крови, обрывается крик на полувыдохе.
Борис Арнольдович представил себя на месте приговоренного к отдаче на съедение и хладнокровно решил, что у него при этом будут некоторые шансы. Во-первых, он сумеет добежать до той расщелины в скале, до которой не успел добежать бедняга Полинезий, успеет, пока зверь будет удивляться его прыти. А во-вторых, надо будет на досуге припасти возле лобного места хорошую дубину. И камушков положить. Какое-никакое оружие. Да еще фактор внезапности…
Нет, он, конечно, постарается продать свою жизнь подороже. Если уж придется продавать. Все-таки инженерное образование, да еще в Советском Союзе, никогда не делало человека стопроцентным интеллектуалом. Да оно к этому никогда и не стремилось. Тут Борису Арнольдовичу, прямо скажем, повезло.
С этими мыслями он и заснул. Забыв о том, что письмо к родным, пусть даже и мысленное, полагается завершать словами прощания и надежды на скорую встречу.
И опять его разбудила Нинель, когда уже вовсю набирало силу розовое утро и первобытный лес был полон самых разнообразных звуков.
— Как спалось, что снилось, Борис Арнольдович? — пропела она над самым ухом.
Борис Арнольдович аж вздрогнул от неожиданности и хотел резко сесть в постели. Сесть, однако же, не удалось, он чуть не пробил головой низкий свод гнезда. Чертыхнулся, полез наружу. Там взгромоздился на ветку, ожесточенно продирая глаза. Все никак не мог привыкнуть обходиться без умывания. Ко всему уж привык, а к этому — никак.
— Что? — участливо наклонилась к нему Нинель. — Вижу по глазам, вам снилось нечто ужасное! И немудрено. Я и сама после вчерашнего всю ночь не могла спать. Только зажмурюсь — сразу Полинезий перед глазами. Бедняжка…
Она хлопнула Бориса Арнольдовича по спине и ускакала к детям. Искаться, конечно же. Обезьяны этому делу вообще отдавались с полным самозабвением. Все поголовно. Если бы в Город с утра вдруг нагрянули какие-нибудь завоеватели, им бы чрезвычайно дешево досталась победа.
Борис Арнольдович стоял на ветке, прислонившись к шершавому стволу, вглядывался в блаженные лица соседей и знакомых. А соседи и знакомые пребывали в нирване и не видели, что их бесцеремонно разглядывают.
Борис Арнольдович усмехнулся, послюнил палец, протер им глаза. И вдруг в нем тихо-тихо шевельнулось какое-то неясное желание. Не было, не было — и вдруг шевельнулось! Совершенно новое, абсолютно неясное желание!..
Человек внимательно прислушался к себе — вдруг отчетливо понял, что ему тоже хочется искаться. Это был естественный итог, такого итога, следовало ожидать. Антисанитария, чужое гнездо, чужой мир, жара да еще заразительный пример окружающих. Борис Арнольдович попытался ужаснуться от того, что его посетило столь дикое желание, и не смог. А, плевать! Сколько уже этих признаков одичания, одним больше, одним меньше — какая разница. И нечего каждый раз психовать.
Напрягая зрение, Борис Арнольдович попытался сосредоточиться на своей покрытой волосом груди, а когда это удалось, увидел, что да, действительно меж волосинами неторопливо, деловито и по-хозяйски и пробирается некое насекомое. Блоха ли это, а может, всего лишь какой-нибудь безобидный древесный жучок-паучок, Борис Арнольдович в точности знать, конечно, не мог, ибо живых, а также мертвых блох ни разу в жизни не видел. Как-то вот не приходилось. Поэтому не оставалось ничего другого, кроме как обратиться за консультацией.
— Нинель, можно вас на минуточку? — позвал он.
— Всегда пожалуйста! — с готовностью отозвалась Нинель, уже успевшая закончить приятную утреннюю процедуру.
— Мне, право, неловко…
— Ах, бросьте, Борис Арнольдович, деликатничать, в конце концов я же к вам прикреплена! К кому же вы еще должны обращаться?
— Ну все-таки вы женщина… — сказав это, Борис Арнольдович смутился еще больше. «Что я несу?» — вспыхнуло в голове, и он заторопился: — Вы гляньте только и больше ничего! Вот гляньте, это кто? Блоха?
Но Нинель не просто глянула. Она деловито обнюхала и осмотрела все возможные места скопления насекомых. Борис Арнольдович стоял в это время ни жив, ни мертв, дошло дело и до груди. Насекомое за это время уже одолело значительный путь и, вероятно, притомившись, остановилось отдохнуть. Может быть, подкормиться. Кто знает, что у насекомого на уме.
Нинель двумя пальцами извлекла добычу на свет, понюхала, лизнула ее для верности. Добыча притворилась мертвой и совсем перестала шевелить лапками. Но разве Нинель проведешь.
— Да, это, безусловно, она, — сделала квалифицированное заключение Нинель.
Она сунула блоху Борису Арнольдовичу в самый нос, чтобы он ее как следует запомнил, резко щелкнула зубами. И все. Насекомого не стало. Борис Арнольдович только-только ощутил гадливость, а уж все кончилось. Еще две блохи были выловлены на голове.
— Не переживайте, — утешала Бориса Арнольдовича Нинель, — я не думаю, что эти звери уже свили гнезда и обзавелись семьями в вашей жидкой растительности. Это, скорей всего, животные пришлые и случайные. Пока вы не покроетесь настоящей шерстью, данные конкретные насекомые вам не грозят. Хотя, конечно, контактируя с нами, вы не можете рассчитывать на стерильность. Но это пустяки. Забежит одна-другая да тут же и выбежит. Жить не останется.
— Дихлофосу бы достать, — растерянно промямлил Борис Арнольдович, — или хотя бы дусту…
— Куда хватили! — рассмеялась Нинель. — От этих веществ одни названия остались…
За полдня ничего особо примечательного не произошло. Позавтракали, проводили Калерию и Елизавету в школу, которая, кстати, была там, где по вечерам происходили мероприятия взрослых. Потом Борис Арнольдович достроил свое гнездо. Нинель ему уже почти не подсказывала, только в необходимых случаях останавливала его инженерно-новаторский зуд, постоянно норовящий вступить в роковые противоречия с главной заповедью.