Фантастика 1962
Шрифт:
Со всех концов Земли в космос выбрасывали воду.
Я неуверенно открыл дверь Института структурной нейрокибернетики и вошел в пустой полутемный холл.
— Вам что? — спросил молодой человек, быстро поднявшись с кресла.
— Вы дежурный?
— Да. Что вам нужно?
— Мне нужно узнать, как обстоит дело с моим другом, с Корио.
— Его тревожить нельзя. Он работает. Он и его товарищи.
— Как прошла операция?
— Очень успешно. Мы сами этого не ожидали. Такой прилив творческой энергии! Невероятно!
Глаза у молодого человека блестели.
— Гениальный ход! Теперь
Я кивнул головой и вышел. Уже совсем рассвело.
Я посмотрел на верхние этажи здания института и заметил, что электрический свет продолжает гореть в трех окнах. Наверное, за одним из них работает мой друг. Он совсем рядом со мной, но, может быть, теперь очень и очень далеко. Я поймал себя на том, что сейчас, когда проблема, касающаяся всей Земли, решена, я начал думать о себе, о судьбе сестры.
Человеческое счастье дедуктивно.
От общего к частному…
К институту подъехала машина из нее вышел доктор Фавранов.
— Как ваша сестра? — Спросил он, крепко пожав мне руку.
— Она очень боится.
— Я тоже, — сказал Фавранов. — Но ничего не поделаешь. Ей придется пережить этот кризис. Откровенно говоря, я не знаю, что произошло с эмоциональным миром Корио.
Фавранов несколько секунд помолчал и затем добавил:
— По моим наблюдениям, между интеллектуальными способностями людей и их эмоциональным миром прямой корреляции нет. Очень часто умные люди совершенно бесчувственны.
— Когда Олла сможет увидеть Корио?
— Сегодня вечером. Сейчас он заканчивает разработку программы запуска ракет на период до первого мая. После он будет отдыхать. Вечером я выгоню его на прогулку.
Днем пошел снег. Вначале это были огромные сырые хлопья. Они таяли, едва коснувшись земли.
Подул колючий северный ветер, и снег стал мелким и частым. В три часа дня по радио объявили, что предсказанное утром резкое понижение температуры наступит значительно раньше. В три часа снег внезапно прекратился, тяжелая свинцовая туча проплыла над городом, обнажив оранжевое небо.
Крыши засияли пурпурными красками.
— Так должно быть, — шептал я, с восхищением глядя на настоящую январскую зиму, как будто бы я никогда не видел ничего подобного.
Я пошел в институт, где работала Олла.
— Пойдем гулять. Смотри, какая красота.
Она посмотрела на меня и догадалась обо всем.
— Мне страшно.
— Пойдем. Корио совершил подвиг. Неужели ты не способна разделить хотя бы его частичку?
— А что, если он меня не узнает?
— Через это нужно пройти, понимаешь?
— Да. Пошли…
Солнце было настоящим зимним солнцем. Оно висело низко над горизонтом, и на оранжевой пелене вытянулись синие тени. На ветвях деревьев качались комья пышного снега. В парке сновали ребятишки, появились первые снежные горки, юные лыжники барахтались в сугробах. И никто ничего не подозревал. Мы подошли к институту и остановились перед его центральным входом.
Внезапно дверь отворилась, и из нее не вышел, а вылетел Корио. Сзади него громко хохотал человек в белом халате. Это был доктор Фавранов. Корио схватил ком снега и, смеясь, бросил им в доктора.
— Со мной-то вам легко оправиться, — сказал громко старик, — А вот попробуйте с ними.
Он повернул Корио в нашу сторону и скрылся за дверью. Сердце у меня стучало как молот. Корио несколько секунд стоял, глядя на нас. На нем был лыжный костюм, голова с пышными светлыми волосами ничем не покрыта. Как бы спохватившись, он быстро сбежал по ступеням вниз и стал прямо перед нами. Мне казалось, что я вот-вот сойду с ума, Я не верил, что лицо Корио может иметь такое выражение. Я никогда не представлял, что человеческое лицо может быть таким одухотворенным, вдохновенным, радостным.
— Корио, это ты? — задыхаясь, прошептала Олла.
Корио бросился к ней, оторвал ее от меня и, подхватив на руки, побежал как сумасшедший.
— Корио, Корио! — кричал я, едва поспевая за ними.
Он остановился и весело посмотрел на меня.
— Ну и смешной же ты, Авро! Только люди, потерявшие здравый смысл, пытаются догнать влюбленных!
Я остановился, взял ком снега и начал тщательно растирать им лоб.
Я пошел вперед прямо по снегу, туда, где парк переходил в лес. Я вдыхал упругий морозный воздух и смотрел на покрытые снегом елки, которые обрели свой вечно сказочный вид. Лес кончился, а я все шел и шел через снежное поле в зимние сумерки.
Моя тень вытягивалась передо мной, и я шаг за шагом наступал на нее. Но вот меня нагнали еще две тени, и я пошел медленнее, чтобы увидеть их. Они шли вместе и жили одной жизнью. Тогда я круто свернул в сторону, чтобы уступить им дорогу.
Юрий Цветков
995-Й СВЯТОЙ
Считается, что Кассельская стычка 1528 года между католиками и протестантами началась из-за разногласий в толковании некоторых догматов веры. Так по крайней мере пишут во всех книгах, где упоминается это в общем весьма незначительное событие: в те времена случались побоища куда продолжительнее и кровавее. Что ж, можно принять и такую точку зрения на эту поразительную историю об отце Кроллициасе, объявленном впоследствии 995-м католическим святым.
Все четыре дня Кассельской стычки неразрывно связаны с именем и деяниями отца Кроллициаса.
День первый.
Майским утром 1528 года подмастерье единственного в Касселе цеха бондарей Ганс Крот, помолившись, вышел из дома и направился к лотку, за которым, монах-доминиканец торговал индульгенциями.
Ганс долго стоял у лотка, внимательно читая прейскурант, и, наконец, попросил дать ему лоскуток пергамента, на котором витиеватыми буквами было выведено: “Отпущение за рукоприкладство на пробега, декана, священника или другое духовное лицо…” Потом, немного подумав, он прикупил также индульгенцию с текстом: “Если же рукоприкладство дошло до кровопролития и имело место вырывание волос либо иное тяжелое насилие или нанесение побоев…” Старательно спрятав обе индульгенции, Ганс Крот направился к католической церкви и попросил мальчика-служку вызвать отца Кроллициаса. В последующие несколько минут Ганс Крот старательно отработал на святом отце все, что разрешалось двумя грамотами, за исключением, впрочем, “вырывания волос”, так как искусственная тонзура сочеталась у преподобного Кроллициаса с весьма обширной естественной плешью.