Фантастика 1964
Шрифт:
Кайменов и Малышев нервно курили возле пульта. Через десять минут мерцание неонок на пульте прекратилось.
— Так… — Володька погасил окурок. — Можно запрашивать. Давай для начала… запросим 010. Как вы относитесь к Валентину Георгиевичу, уважаемый ПэЭнШа-два?
Он перекинул три тумблера на панели пульта: два вправо, один влево. Тотчас же раздалась Отрывистая дробь цифропечатающето устройства, из прямоугольного зева выдвинулся белый язык бумажной ленты.
Инженеры склонились над ним.
— Адрес 2, подадрес “электронного организатора”, — переводил
— Распределение премий, распределение повышений и распределение жилплощади, — справился по листу Володька.
— …и прибавить их себе. Эге! В следующих строчках от этих функций Павла Николаевича возникли дополнительные прямые связи в административных и общественных схемах. И даже какие-то обратные…
— Что ж, это тоже понятно, — Кайменов снова положил пальцы на тумблеры.
— Запроси насчет частных задач по перевозкам, — быстро сказал Сергей. — Пусть ответит как на духу: почему он так полюбил эти задачи? Почему пренебрегает общим решением?.
— Ввожу!
“М-117” отбарабанила новый кусок ленты. Кайменов пробежал по ней взглядом.
— Адрес 4, подадрес “перевозки”. Постой, у него иная оценка значимости этих задач… — Сергей навис над ним, дыша чуть ли не в ухо. — Ага, есть! Частные задачи — с каждой по статье. Общая задача — всего одна статья… Все правильно: количество научных трудов — это же самый железный критерий в науке. Смотри. Шишкин — а понимает!
— Ни черта он не понимает, — в сердцах сказал Сергей.
— Ну ладно, — Кайменов повернулся к пульту. — А теперь запросим про себя.
На этот раз дробь литер буквопечатающего устройства получилась удивительно однообразной. Малышев оборвал ленту, взглянул.
— Что такое?! Одни нули. Даже твоего адреса нет… — Он поднял глаза на товарища. — Слушай, Володька, а ведь он тебя того… убил…
3. УБИЙЦА МЕНЯЕТ ПРОГРАММУ
Кайменов посмотрел на ленту, потом на машину, лоснившуюся в свете ламп, скривился.
— Фи, как грубо! Наверно, получился сбой! [3] Проверим оперативную память… — Он нажал несколько кнопок на пульте.
Ни одна лампочка на пульте не мигнула. Володька чертыхнулся, нажал несколько белых клавиш.
— Батюшки, сведения обо мне остались только в долговременной памяти, над которой машина не властна. Некролог, милое дело!
Он стал вышагивать по залу. Малышев следил за ним.
— Вообще Павел Николаевич — мужик крепкий. И если он тебя подстережет где-нибудь с кирпичом, проблема 011 будет решена окончательно.
3
Случайная ошибка в работе машины. (Прим. авт.)
Кайменов рассеянно посмотрел сквозь него.
— Постой, я, кажется, понимаю. Надо ввести шкалу опасностей. Конечно! Напугали бедную машину до смерти. Я ведь не намереваюсь отнимать у Павла Николаевича жизнь, руки-ноги, даже здоровье. — Он подошел к столу, стал набрасывать на листке. — Жизнь-10000, большой вред здоровью, членовредительство, так сказать… Сколько?
— Пять тысяч, — подсказал Сергей.
— Тяжелые болезни — 3 000, легкие болезни — 1 000. Что, спрашивается, в сравнении с этим какая-то сотня, связанная со служебными неприятностями? Стоит из-за нее уничтожать хорошего меня?
Кайменов сел за пульт, положил листок перед собой.
— Ну, попробуем теперь, — сказал Кайменов, когда замершая россыпь неонок показала, что машина переварила новую порцию информации.
Он перекинул рычажки тумблеров на 011. Цифропечатающее устройство резануло по тишине зала пулеметной дробью: язычок ленты был усеян строчками нулей.
Кайменов с негодованием взглянул на машину.
— Ну что ты на это скажешь? Ничего себе оптимальный вариант!
Сергей сел, вытянул ноги.
— Когда будешь составлять завещание, запиши на меня мотоцикл и куртку: буду ездить и вспоминать тебя хорошими словами.
— Сережка, шутки шутками, но ведь первые два решения вполне правдоподобны… И потом: почему он не прикончил Валентина Георгиевича? Ведь его позиция для Шишкина тоже не сахар.
— Ну, на Валентина Георгиевича у него чисел не хватит!
Образ Павла Николаевича, который со сбитым набок галстуком, энергично двигая плечами, душит Кайменова, возник перед глазами Сергея. Он поморщился:
— Нет! Он не настолько дурак.
Володька вдруг стал столбом посреди зала.
— Есть! Боже, какие мы с тобой идиоты!
— Почему обязательно “мы с тобой”?
— Кто ж еще? Все ввели: схемы, шкалы, постановления, инструкции… Уголовный кодекс не ввели, понял? Сколько времени? Пол-одиннадцатого! Так… Только один человек сможет меня спасти в этот поздний и страшный час.
Кайменов набрал номер телефона.
— Клава? Вот что, маленькая: зайди к Михал Николаичу, возьми у него Уголовный кодекс, поймай такси и жми сюда….. к проходной института. Что значит “поздно”?.. У Михал Николаича все есть… Маленькая, ну зачем эти “зачем”? Ну, здесь замышляется убийство с обдуманным намерением, ну, мы хотим предотвратить… Все, жду!.. Да! Возьми у Михника еще Кодекс законов о труде. Обязательно!
Положив трубку, он победно посмотрел на машину:
— Пусть знает, что и уволить меня не так-то просто!
…Они вышли из института в половине первого.
Клава, жена Володьки, ждала, сидя верхом на одиноко блестевшем под луной мотоцикле: не хватило денег на обратный путь в такси. Кайменов завел мотоцикл, распрощался с Малышевым, и они умчались в пахнущую весной темноту.
Сергей направился к остановке. Город лежал внизу. Вереницы газосветных фонарей расчертили его светящимися голубыми пунктирами. Трамваи и троллейбусы озаряли низкие тучи фоторепортерскими вспышками от пантографов. Сегмент луны воровски выглядывал из-за туч. Холодно лоснился накатанный шинами асфальт.