Фантастика 1969-1970
Шрифт:
П. Инфантьевым сделана одна из первых, хотя еще и очень примитивных, попыток описать неземное общество. Внешне его марсиане не похожи на людей, и, когда герой приходит в ужас, осознав себя в теле марсианина с единственным глазом, хоботами вместо рук, клешнями, хвостом и ухом на макушке, ему очень резонно отвечают: «Вы, обитатели Земли, привыкли считать себя центром мироздания, венцом творения и, если подозреваете о существовании разумных существ на других планетах, то почему-то воображаете, что эти существа непременно должны быть и по наружному виду похожи на вас…
И поверьте… что обитателю Марса, в первый раз видящему организм человека, он кажется таким же безобразным и внушает такое же отвращение, как и наш организм вам». Вполне материалистическая и атеистическая точка зрения.
Само же марсианское общество
Несколькими ступенями выше этих книг стоит изданный примерно в то же время роман некогда популярного и не совсем справедливо забытого немецкого фантаста Курда Ласвица «На двух планетах». Эта книга принадлежит не к уэллсовской, а к жюльверновекой школе. Заслуживает доброго слова попытка К. Ласвица придать научной фантастике черты художественной литературы, пусть даже не во всем удавшиеся. Здесь мы найдем первые индивидуализированные портреты марсиан. По Ласвицу, они вполне похожи на людей, так что между земными кавалерами и марсианскими дамами завязываются романы. Да и попробуй не завяжи роман, если марсианка Ла чудо как хороша: «Ее пышные волосы, свернутые на затылке узлом, были такого цвета, который почти не встречается на Земле: светло-русые, с красноватым отливом, они напоминали, пожалуй, чайную розу; обворожительно нежно, подобно сиянию, обрамляли они ее бледное точеное лицо…» Здесь пора сделать небольшое отступление и, сильно забежав вперед, упомянуть о пародийном рассказе американского писателя Э. Гамильтона «Невероятный мир», маленький диалог из которого помещен в эпиграфе этой статьи. «Невероятный мир» не раз приходит на ум при чтении марсианской фантастики.
Два американских астронавта, прилетевшие на Марс, не веря своим глазам, обнаруживают там живых существ самих разнообразных форм и расцветок — жукоглазых людей, нарывоподобных спрутов, уродин с клешнями, хоботами, щупальцами и т. д. Самое потрясающее, что все они отлично говорят по-английски. Выясняется, что это материализовавшиеся создания земной фантастики, очень недовольные своим обликом, приносящим им массу неудобств.
«— Хотел бы я, — говорит один из жукоглазых людей по имени Ок Вок, — добраться до того парня, который дал мне мое имя! Я бы так ок-вокнул его!» Писатель высмеивает космическую макулатуру, изображающую различных физических и нравственных чудовищ, вроде «пурпурных», главное и любимое занятие в жизни у которых — это пытки.
«— А не захватили ли вы какой-нибудь прекрасной белокурой профессорской дочки? — вопрошает главарь „пурпурных“. — Нет? Очень жаль. Мы могли бы продемонстрировать кое-какие любительские пытки на прекрасной блондинке…» Мы еще познакомимся с творениями, для которых эта цитата может служить эпиграфом.
А вот самое остроумное наблюдение Э. Гамильтона. Астронавты с изумлением замечают, что женщины, которые разгуливают среди страшилищ, все до единой очаровательны, каждая из них, независимо от цвета кожи — бурой, зеленой, синей или красной, — может служить образцом земной красоты. Это правило почти не имеет исключений, оно соблюдается и в самых серьезных произведениях, и в самых несерьезных. Дело, надо думать, в том, что авторы большинства книг — мужчины и для них психологически невозможно оскорбить прекрасный пол, приписывая ему неземные уродства.
Не будем больше нарушать хронологическую последовательность. В романе «На двух планетах» К. Ласвиц описывает марсианско-земную войну, хочется прибавить — «в очередной раз», что было бы несправедливо, так как всего лишь во второй раз. Эта война мало похожа на уэллсовскую. Она возникает случайно, из-за трагических недоразумений, и марсианское общество вовсе не едино, в нем существует сильное антивоенное течение. Хотя и на сей раз марсианам удается одержать верх благодаря более совершенной технике, но их победа непрочна, люди не сдались и не желают мириться с угнетателями, как бы те ни старались задобрить их. «Марсианская культура без марсиан» — под этим лозунгом землянам удается сбросить иго инопланетных
Несмотря на известные достоинства, роман К. Ласвица все же остался неприметной звездочкой рядом с таким ослепительным светилом, как «Война миров».
Нужны были совсем новые, небывалые, революционные идеи, чтобы выдержать с ним сравнение.
И эти идеи появились в стране, которая готовилась совершить революцию, а затем совершила ее.
В 1908 ГОДУ марсиане снова посетили Землю, но их посещение нельзя назвать нашествием. Внешне эти марсиане опять-таки ничем не отличались от людей, только вот глаза были у них гораздо больше, потому как света на Марсе меньше, чем у нас. Потолкавшись незамеченными некоторое время на Земле, чтобы узнать, что здесь происходит, они вернулись на Марс, захватив с собой русского Леонида; по его доброй воле, конечно. Эти события описаны в романе Александра Богданова «Красная звезда», появившемся в 1908 году; это второе произведение после «Войны миров», о котором стоит говорить всерьез. По своей форме «Красная звезда», вероятно, последняя классическая утопия мировой литературы. Самой идее сделать Марс страной-Утопией нельзя отказать в плодотворности. Куда скорее можно поверить, что идеальное общество обнаружилось на другой планете, чем на неведомом земном острове. Автора, как и во всякой утопии, волнуют главным образом социально-философские проблемы, поэтому он почти не теряет времени на психологические изыскания, пейзажные зарисовки и прочие беллетристические тонкости. Ему гораздо важнее показать структуру тамошнего общества и марсианскую технику, поэтому его герой, как и положено во всех классических утопиях, превращается в экскурсанта, которого водят, которому показывают и объясняют. Но в «Красной звезде» есть и приобщение к новой, художественной форме фантастики, например в истории любви Леонида и марсианки Нэтти. Определение «красная» в названии книги — это не только цвет марсианских пустынь, это и цвет революции, цвет социализма.
Каким же в изображении А. Богданова предстает марсианский строй, где полностью осуществлены принципы коммунистического общества — от каждого по способностям, каждому по потребностям?.
Социальные преобразования на Марсе дались трудящимся с большей легкостью, чем их земным собратьям. Благодаря природным условиям, отсутствию крупных естественных преград все народы Марса были испокон веков гораздо теснее связаны друг с другом, чем на Земле. У них на всем Марсе и язык один, что опять-таки облегчало сплочение масс.
Конечно, капиталистическое расслоение происходило и на Марсе, но оно закончилось быстро, так как укрупнение участков было необходимостью: мелкие владельцы не могли противостоять суровой марсианской природе. Рабочим удалось национализировать «землю» и взять власть в свои руки, не прибегая к кровопролитным войнам. Описывая такой спек койный путь общественного развития как некую историческую данность, А. Богданов все время противопоставляет ему Землю, вовсе не собираясь выставлять такой путь в качестве образца.
Теперь на Марсе труд стал активной потребностью каждого, он доставляет творческую радость, рабочий день длится 1–2 часа, хотя желающие и увлеченные своим делом зачастую засиживаются надолго. Люди часто меняют работу. Как же в этих условиях обеспечивается экономическая устойчивость? По плану, который выдают вычислительные машины. Вычислительные машины в 1908 году! Не берусь утверждать, что машины, описанные А. Богдановым, были э л е к т р о н н о-вычислительными, но это скорее всего первое в мировой литературе предвидение века кибернетики — «изобретение» устройства, которое мгновенно перерабатывает огромное количество непрерывно поступающей информации и так же непрерывно выдает сведения, скажем, об избытке или недостатке рабочей силы в тех или иных отраслях промышленности. Впрочем, эти рекомендации отнюдь не обязательны, какое бы то ни было насилие вообще исключено из жизни марсианского общества, оно допускается лишь при воспитании детей, если у них неожиданно проявятся атавистические инстинкты, и с душевнобольными. Юное поколение воспитывается не в семье, а в «домах детей», где ему преподносится широкая образовательная программа, начинающаяся не с книг, а с изучения самой жизни. Зато потом, когда молодые люди переходят к теории, она дается им без скидок, всерьез, с философской глубиной.