Фантастика 1971
Шрифт:
Его неторопливую работу прервал низкий, густой, привычный и всегда тем не менее пугающий сигнал тревоги. Алеша пулей выскочил из оранжереи в коридор.
Корабль мотнуло так, что Алеша не удержался на ногах и упал на колени. В маневре корабля не было ничего опасного: просто сработал ходовой двигатель, уводя его от столкновения с каким-то небесным телом, против которого оказались бессильными пушки метеорной защиты. Алеша хорошо знал это.
Но откуда-то упал и навалился на него нежданный, необъяснимый страх.
— Папка! —
Он знал и то, что ему никто не ответит, и все-таки закричал. Корабль мотнуло еще сильнее, Алешу бросило на стену, а потом на пол. Он вскочил и побежал по коридору.
— Папка!
И, не умея сдержать себя, изо всей силы забарабанил кулаками в дверь каюты отца.
— Папка, открой! Открой же, я прошу тебя!!
Снова корабль шарахнулся в сторону, и Алешу швырнуло на мягкую губчатую стену с такой силой, что помутилось в голове.
Он судорожно вздохнул, просыпаясь, и открыл глаза. Тишина и мрак, сонное дыхание ребят — соседей по комнате — и постепенно тающий страх.
— Папка! — машинально позвал Алеша шепотом.
Ему никто не ответил. Алеша запрокинул голову назад и через открытое окно увидел кусочек звездного неба. Звезды здесь были не такими чистыми и безмятежными, как в космосе, они мерцали, меняя свой цвет и выбрасывая во все стороны колючие, похожие на щупальца лучики, но все-таки это были звезды. Алеша поправил подушку так, чтобы видеть этот родной свободный мир, полежал, стараясь вспомнить, что ему такое снилось, а потом заснул.
Неслышно ступая, Тинка подобралась к окну и осторожно заглянула. Начальник лагеря Виктор Михайлович с сосредоточенным лицом что-то печатал на машинке одной рукой, а другой перелистывал лежащий перед ним журнал.
— Здравствуйте, — тихонько сказала Тинка, уловив паузу в его работе.
— Здравствуй, здравствуй, — рассеянно ответил Виктор Михайлович, не поворачивая головы. — Приехала?
— Приехала, — согласилась Тинка.
Виктор Михайлович вынул из машинки лист, аккуратно уложил его на стопку других, уже напечатанных, и поднял на Тинку глаза.
— Приехала, и теперь покоя от тебя не будет, — он засмеялся, и уже серьезно сказал: — Ты приходи завтра, Тинка. Сегодня я занят.
— Ладно, — великодушно сказала Тинка, — я приду завтра. Вы только скажите, Алеша робот или нет?
Виктор Михайлович нахмурился.
— Какой Алеша?
— Высокий, вежливый, загорелый, а глаза — как ледышки! — отчеканила Тинка., Виктор Михайлович нахмурился еще больше. Тинка спокойно смотрела на него своими большущими глазами.
— А ну, — строго сказал Виктор Михайлович, — лезь сюда и рассказывай. Все рассказывай!
Тинка влезла, ей было не впервой, села на стул рядом с Виктором Михайловичем и рассказала ему все, что знала, от начала до конца.
Виктор Михайлович хмыкнул, усмехнулся.
— Робот, надо же придумать! Выпороть бы этого Володьку по стародавнему обычаю.
— Воображала, —
Виктор Михайлович покосился на Тинку.
— Нет, не болен, — он неопределенно пожал плечами. — Просто ему трудно, непривычно. Помочь ему нужно, Тинка.
— Я помогу, — уверенно сказала девочка. — А как?
Виктор Михайлович засмеялся, глядя в эти хорошо знакомые, совсем мамины глаза Тинни, в глубине которых даже сейчас теплился лукавый огонек. И вздохнул.
— Если бы я знал как, — грустно сказал он. — Это ты уж сама придумывай — как.
— Я придумаю, — убежденно сказала Тинка, — вы только расскажите.
— Что тебе рассказать?
— Про Алешу.
Разглядывая девочку, Виктор Михайлович задумчиво спросил:
— В кого ты такая уродилась?
— В маму, — сейчас же ответила Тинка, — будто не знаете!
Виктор Михайлович засмеялся и потрепал ее по волосам. Тинка недовольно дернула головой — она не любила нежностей.
— Ладно, — решил Виктор Михайлович, — я расскажу тебе про Алешу. Только учти, это большая и серьезная тайна. Не проболтаешься?
Тинка презрительно фыркнула, но Виктор Михайлович не удовлетворился этой демонстрацией и серьезно спросил:
— Слово?
— Слово!
— Понимаешь, Тинка, — Виктор Михайлович поискал нужные слова, не нашел их, отвел взгляд от требовательных глаз девочки и только спросил хмуро: — Ты Нину, ну, свою маму, ждала?
Тинка молчала, глядя на него своими большущими, широко открытыми глазами.
— Вот и он ждет, Тинка, — тихо сказал Виктор Михайлович, глядя в темное окно, — только не маму, а отца.
Мир был невелик — звезды, корабль, отец и он сам, Алеша. Еще Алеша помнил мать, но больше по рассказам отца, чем по собственным впечатлениям. И если говорить честно, то большая стереофотография, висевшая в каюте, мало что говорила. Откуда-то из глубин памяти всплывали и таяли забытые ощущения: запах ее волос, ловкие руки, мягкие губы и эти вот самые смеющиеся глаза.
Долго раздумывать об этом было и некогда и страшно.
У Алеши была интересная, но очень тяжелая жизнь. Он все время учился, сколько помнил себя.
Учился каждый день, по многу часов, учился всему, что знал и умел отец: готовить пищу, ремонтировать вышедшие из строя механизмы, убирать помещения, водить старбот и пользоваться скафандром, ухаживать за оранжереей, выполнять космогационные наблюдения и расчеты, управлять ходом огромного звездного корабля. Добрая половина этих работ была насквозь пронизана математикой. Отец вводил его в царство этой науки постепенно, осторожно применяясь к его детскому, незрелому уму, но настойчиво, упрямо и даже фанатично. Добрый отец становился жестоким тираном, когда дело шло о решении основных задач космогации. И сколько слез было пролито Алешей тайком!