Фантастика 1975-1976
Шрифт:
Мы с Тимом встречали их. Пахло гарью. На боках шлюпки были вмятины, люди имели усталый вид. Я глядел на них, работяг Космоса, глядел на Красный Ящик. И ощущал невольную дрожь.
Это был восторг первой встречи, свидания, не знаю чего еще.
Тим — сумасшедший работник. Ночь, а он сидел и работал. Писал.
Очки он где-то потерял и писал, водя носом по бумаге, обметая ее бородой.
Работал жирным карандашом и выводил крупные буквы, чтобы видеть их свободно. Потом он станет читать свои заметки пишмашинке, дополняя их по ходу чтения подробностями so и соображениями.
Я ходил и пытался освоиться с положением. Я хотел вернуться в прежнюю свою жизнь и не мог. Словно бы утерял ключ и стоял, уткнув нос в белую дверь, крепко запертую от меня.
Дверь твердая и холодная.
Кто поможет мне выйти? Тим? Ники?
Он стоял рядом — многолапый робот, мой покровитель и друг. Моргая огнями индикаторов, Ники улавливал мою смуту.
— Хочу стать прежним, стать прежним, — твердил я.
Но где-то глубоко в себе я был Аргусом и Судьей, преследовал Зло и размышлял о нем, холодел от негодования.
— Хочешь есть? — спросил Тим и ответил: — Конечно, хочешь.
Он поднялся, стал готовить еду (и диктовал машинке).
Он ходил между столами и плитой, диктовал. В то же время готовил ужин: налил воды в чайник и поставил на огонь, вынул из холодильника два куска мяса и бросил их на сковородку. Но теперь эта готовка на ощупь не смешила меня, как раньше.
Я ходил мимо полок со строем банок. В них биообразцы. Я помогал собирать их, рискуя собой. Но какая это, по сути, мелочь.
Тим диктовал:
— «…Отмечается появление биомассы типа С № 13 (неоформленной, подвижной). Изменения в ней вызваны, по-видимому, передачей генетической информации от уже оформленных объектов. Отмечаю также бурное образование химер. Интенсивность биожизни этой планеты не слабансирована, и биомасса производится в чрезмерном изобилии. Я мог бы сказать при наличии демиурга (он подмигнул бумаге), что данное божество впало в творческое неистовство… Какой бы ты хотел соус?
— Все равно.
— Тогда белый… «Мы сможем оказывать на биомассу типа № 13 направленное воздействие. Применяя гамма-излучение и препараты Д-классов, сможем вызвать нужный нам эволюционный параллакс планеты. Но лучше использовать Люцифер как склад генетических резервов. Также намечается решение вопроса антигравитации…»
Сковородка трещала, он топтался и бормотал. Собаки, положив головы на лапы, смотрели на меня своими прекрасными золотыми глазами. Доги-мутанты, огромные черные псы. Взгляд их спокойный. У них желтые брови и морды, ласковые глаза, мощные лапы.
Я почмокал — они вильнули хвостами. Я подошел к зеркалу и стал искать в себе признаки Аргуса — уширенный лоб, бледность кожи и невыносимый блеск глаз. Но мог отметить только свою чрезвычайную худобу. Кожа лица воспалена, глаза — усталы. И Тим выглядит плохо, и собаки — кожа да кости.
Вот три их опустевшие лежанки.
Досталось нам всем, крепко досталось.
Проклятый Штохл!
Я кривляюсь у зеркала, пытаюсь вернуть прежний блеск глаз. И вижу, я постарел. У глаз легли морщины. Они узкие, как волос, морщинки всезнания. Губы…
Тим диктовал:
— «…Планета требует ученых типа классификатора. Для творца Глена время еще не пришло. Законом нашей работы…»
Я же думал: «Братья Аргусы, Звездные Судьи… Сколько времени еще я мог быть с вами? День? Неделю?…»
И сейчас объем знаний Аргусов разламывал мою голову. Знание гложет и грызет мозг… Забудется ли оно?… Войдет в меня прежний мир? Зачем я согласился?
Но те, кого выбрали Аргусы, не могли отказаться. Такого случая не было, Аргусы его не знали. Иначе они бы сказали мне. Да и не отказался бы я даже сейчас, все зная.
— «…И запальные в смысле, генетики организмы». Готово, садись!
Тимофей снял сковородку, понес к столу и поставил ее на бумаги. И я ощутил в себе сильно изголодавшегося человека. Мне хотелось есть сокрушительно много. Тим ставил тарелки, разливал чай в большие чашки.
По обыкновению Тим, жуя, запихивал себе в рот огромные куски. Подошли собаки, положили тяжелые морды на край стола. Тим бросал им то кусочки мяса, то обмакнутый в подливку хлеб.
А похудели, бедняги. Все. Тим отощал, у собак до смешного заострились носы. Они плоские, словно долго лежали под ботаническим прессом.
— Ты понимаешь, — говорил, жуя и давясь, Тимофей. — Мы с тобой уникальные люди. Я имею честь быть универсалом: ботаником, зоологом, дендрологом, чертезнаетчемологом. Ты затесался в Аргусы благодаря этой каналье. Силен мужик… Нам с тобой, по сути дела, надо писать мемуары.
Он захохотал, взял горсть сахара, повелел: «Терпеть!» и положил на носы собак по кусочку.
Те, скосившись на сахар, недвижно и серьезно ждали разрешения съесть его.
— То, к чему ты прикоснулся, — втолковывал Тим, — огромно. Аргус?… Подумай сам, сколько бы ты мог еще быть им без опасности смерти? Неделю? Думаю, три дня. А там истощение протеинов, анорексия и… Хоп! (Собаки подкинули и схватили кусочки). Летальный исход. Но ты должен хранить память о прикосновении к чему-то титаническому. Да, именно титаническому. И у меня такое бывает, когда я в одиночестве обозреваю здание науки. (Он покраснел.) Ощущение, что я коснулся огромного, что лезу на снежный пик. Слушай, может, нам махнуть на Север, освежиться и поохотиться? Все же полюс, снега, мохнатое зверье.
— Посмотрим, — сказал я, думая, отчего он повторяет мои соображения. А звучало бы: «Воспоминания Аргуса-12». Вспомним, вспомним. Итак, прилетел «Фрам», абсолютно неожиданный. Он скинул на Люцифер ракетную шлюпку.
Аппаратура наша разладилась в грозу, мы не приняли сигналов и копошились во дворе.
Был ясный день, Люцифер просматривался на большое расстояние. И вдруг из солнечной голубизны упало, гремя и пуская дым, длинное тело.
Люди! Ракета!
Мы с Тимом (и собаками) лупили к площадке во весь дух. Одеться толком не успели, бежали налегке. Затем капитан Шустов, Ящик из красной тесненой кожи. Обряд Посвящения и все остальное.