Фантастика 1982
Шрифт:
– Ты плохо выглядишь. Что-нибудь случилось?
– Ничего. Наверное, эффект освещения, у нас тут сумерки.
– Да, вижу. Это из-за твоих новых подопечных - Пановкина и Изотова?
– Пановского, - поправил он машинально.
– Понимаешь, Энн… Их надо срочно оперировать, а я… я боюсь.
Она внимательно посмотрела ему в глаза и сказала решительно:
– Приезжай поскорей, слышишь? Обсудим это вдвоем.
Наумов кивнул.
– Видеом угас. Снова сумерки завладели кабинетом.
Наумов по долгу службы часто имел встречи с председателем комиссий морали и этики, и каждый раз у него складывалось впечатление, будто он беспокоит этого страшно занятого властного человека по пустякам. Впрочем, не у него одного возникала такая
– Я, собственно, к вам вот по какому вопросу… - начал Наумов, не зная, как сформулировать этот свой проклятый вопрос.
– Пановский и Изотов, - сказал Банглин.
– Да, - кивнул Наумов, не удивляясь; вездесущий Зимин успел побывать и здесь.
– Возникла проблема…
И снова Банглин опередил его.
– Выбор метода оперирования, так?
– Да. Дело в том, что нейтрохирургическое вмешательство в мозг почти всегда чревато последствиями, даже микролазерное и тонкое магнитное сканирование ведет к разрушению соседствующих с оперируемым участков мозга, и хотя в нормальной жизни это, как правило, не отражается, однако природа зачем-то конструировала запас клеток, который мы уничтожаем не глядя? А что теряет человек в результате операции, никто не знает. В случае с учеными изложенный мною тезис звучит так: при “перезаписи” информации с мозга на машину вероятность их гибели увеличивается по сравнению с методом “простого стирания”. Я сделал расчет, по которому вероятности неблагополучного исхода относятся, как два к трем.
– Вектор ошибки?
– Пятьдесят пять на сорок пять.
– Наумов невольно покраснел, но не опустил взгляда.
– Но соотношение не определяет исхода и не отрицает…
Банглин кивком прервал его речь.
– Полно, Валентин, эмоции тут ни при чем. Вы сами понимаете, риск остается, а соотношение два к трем не слишком выразительно. Расскажите-ка лучше, как относятся к операции друзья и родственники пострадавших.
Наумов еле сдержался, чтобы не пожать плечами. Он устал и был зол на себя за слабоволие. Мысль, что он попросту струсил перед операцией и пытается теперь переложить ответственность на чужие плечи, не покидала его, а звонок Банглину вообще стал казаться жестом отчаяния, какового он в себе не ощущал.
– Пановский холост, - медленно начал он.
– Отец его в дальней экспедиции и ничего не знает. Мать… ну, что мать, она, как и все матери, сын ей нужен живой. Она согласна на любую операцию, которая спасет ее сына. У Изотова отец и мать, две сестры… жена. Ситуация примерно такая же. О жене и говорить не приходится, я уже разговаривать спокойно с ней:не могу, так и кажется, что я во всем виноват.
Банглин чуть заметно улыбнулся - глазами, губы и лицо остались неподвижными.
– Ясно. Охарактеризуйте, пожалуйста, каждого.
Наумов озадаченно потер подбородок.
– Я ведь до этого случая их не знал, могу рассказать только с чужих слов…
– Этого достаточно.
– Тогда… Пановский. Ему сорок один год, специальность - ю-физик. Начинал работать над Юпитером в числе первых исследователей на стационарных комплексах. Три экспедиции глубинного зондирования планеты, последняя едва не закончилась трагически, их спасли в момент падения… Спокоен, малоразговорчив, необщителен, но всегда готов помочь товарищу… Извините за путаную речь, я волнуюсь, а последняя характеристика универсальна, наверное, для всех космонавтов. Вот, пожалуй, все, что я о нем знаю. Изотов очень молод, он почти мой ровесник, по специальности - конструктор молектронной аппаратуры. Хороший спортсмен - мастер спорта по горным лыжам. (“Он спортсмен во всем, - вспомнил врач.
– В работе, в увлечении… в жизни”.) Честолюбив, упрям, любит риск, излишне самонадеян…
В глазах Банглина зажглись иронические огоньки, но Наумов сделал вид, что не заметил.
– Мне кажется… - Глаза члена В КС вновь обрели способность видеть настоящее.
– Вы преувеличиваете размеры
Наумов кивнул. Банглин помолчал, медля выключать связь и выжидательно глядя на него. Наконец Наумов шевельнулся и сказал:
– Я не буду звонить… я должен решить сам… Подождите, еще один вопрос: ВКС собирается из-за случая с космонавтами?
Банглин вдруг улыбнулся по-настоящему: улыбка у него была хорошая, добрая и немного грустная.
– Я же сказал - не преувеличивайте размеров проблемы до масштабов, способных потрясти все человечество. Нет, ВКС будет решать множество задач, и лечение пораженных излуче№ нием ученых - одна из них. Но для вас, - Банглин погасил улыбку, - для вас она остается главной и очень серьезной. Это именно тот экзамен, не сдать которого вы не имеете права.
Он кивнул и отключился.
“А ведь он уже решил!
– понял вдруг Наумов.
– Он решил, это заметно. И Зимин решил - по-своему, Молчанов - тоже по-своему… А я? Я - врач?! Чего я боюсь больше всего: принять неправильное решение или оперировать? Не знаю…” Наумов убрал одну из прозрачных стен кабинета и подошел к образовавшемуся окну.
“Как странно: один говорит - проблема серьезнее, чем ты думаешь, и он прав. Другой - не преувеличивайте масштабы проблемы, такие тысячами встают перед человечеством, и он тоже прав! Наверное, все дело в том, что проблема, мизерная для всего человечества, оборачивается макропроблемой для одного человека, превращается в такую ношу, что выдерживают ее не все. Но черт возьми, каким же образом из тысяч субъективных мнений образуется одно объективное знание?! Маленькая задачка, слишком ординарная для всего рода людского, и как же она велика, когда ты выходишь на нее один на один!… Как сделать, чтобы не ошибаться? Как спасти этих двоих, стоящих на грани вечности, и уберечь живых, рискующих жизнью каждый день, идущих на подвиг и не знающих этой своей добродетели?! Как?…”
Над черным острием вулкана на другой стороне бухты всплыл узкий серп месяца - кубок амриты, из которого боги извечно пили свое бессмертие. Бухту пересекла зыбкая, блещущая рассыпанным жемчугом полоска.
Наумов подставил лицо призрачному свету, а в ушах вдруг раздался басовитый гул юпитерианских недр, свисты и хрипы радиопомех, писк маяков и исчезающий, задыхающийся человеческий голос: “Падаю!… Не могу… Прощайте!…” “Спасти тех, кто сейчас идет на штурм Юпитера и кто пойдет завтра… И спасти двоих, перегруженных чужой информацией… Но если спасти их, если поставить задачу - любой ценой спасти космонавтов, то кто-то снова будет падать на Юпитер?…” “Падаю!… Не могу… Прощайте!…”