Фантастика 1982
Шрифт:
– Вы куда, Олег Дмитриевич?
– окликнул его декан, поднимавшийся по лестнице навстречу.
– .Мне срочно нужно уехать, срочно!
– на ходу проговорил Олег.
– Но ведь у вас лекция! Что с вами?
– встревожился декан.- Заболели?
– Нет, нет. Ну ладно, я проведу лекцию. Извините, Борис Иванович!
И он, круто развернувшись, зашагал назад.
– Он сбежал в середине эксперимента, Катерина Дмитриевна!
– возмутилась Лариса.
– Посмотрите изображение на экране - тесты второго ряда только начались!
– Мне понятно, в чем дело, - справившись
– Проверь, с какого вопроса “Скиф” стал испускать громкие необычные сигналы. Перемотай пленку.
– Да вот, ясно - с момента показа каких-то “Трудов”…
Не пойму, что за “Труды”! Я вроде не закладывала такую карточку…
– Ладно, иди отдыхай, я сама расшифрую, - растерянно улыбаясь, сказала Катя и опустилась на стул.
Она спешно расшифровала запись, вынула пленку, вставила ее в магнитофон и побежала с драгоценной ношей в радиорубку. Принятое ею еще в момент разговора с рыжим начальником радиосвязи решение показалось сумасбродством, даже хулиганской выходкой - включить во время лекций музыкальную какофонию с записью! Но… Пан или пропал!
Подключив магнитофон к радиосети и услышав первые взрывные звуки, она закрыла на ключ радиорубку и понеслась вихрем вниз.
По пустым лестничным переходам цокотали ее каблучки в такт громкой, необычной музыке - было в ней что-то суровое и печальнее, словно прощальное, было такое широкое, раздольное, что захватывало дух, будто по степи на лихом коне не ктото, а ты сам скачешь - здоровый, молодой, и не знаешь, куда девать силу богатырскую, удаль молодецкую. Преподаватели выглядывали из дверей, возмущались: “Какой сумасшедший включил музыку во время лекций! Безобразие!” Два студента, понукаемые ими, понеслись к радиорубке.
А Катя бежала к аудитории, где читал лекцию Он.
Дверь была плотно прикрыта, она приотворила ее и увидела Олега за кафедрой. Он что-то говорил. С паузами, явно прислушиваясь к музыке.
– Вы, конечно, читали только что вышедший замечательный труд академика Рыбакова “Язычество древних славян”, где прослеживается история наших предков. Итак, прав был Блок, гордо утверждая: “Да, скифы мы!” А музыка тем временем сменилась - пошли последние вопросы, заданные педагогу Оршеву, и тот, о “Записках археологического общества”. И будто степь ворвалась в зал, наполнила его острым запахом чебреца, засвистал ветер, и солнце, высокое и жаркое, послало сюда, на кафедру, за которой в нерешительности стоял немолодой сутулый человек с проседью в рыжих волосах, сноп брызжущих золотом лучей. И то ли спряталась седина, то ли порыжела, плечи распрямились и блеснули знакомой синеватой сиренью глаза. И легко спрыгнул человек с возвышения, зашагал к выходу.
– Я закрою дверь, Олег Дмитриевич!
– вскочил какой-то студент.
– Нет, не надо. Мне нужно идти, - отстранил его Олег.
Катя еле успела спрятаться за дверью, но тут же поспешила следом.
– Вы не вплели тут командиршу этих психов-психологов?
– столкнувшись с ней на бегу, спросил перепуганный рыжий острослов.
– Кого?
– остановилась на миг Катя.
– Да эту, Медузу Горгону, Свешникову. У нее ключ от радиорубки!
– Не видела, - сообразив, что рыжик
Очков нет - видимо, оставила в радиорубке. Старушечий пучок волос развалился, и волна светлых прядей ниспала на плечи. А где же ваш строгий жакет, Екатерина Сергеевна? Ах, остался в лаборатории, на стуле. Что-то еще произошло с вами.
Из чистой зеркальной глади удивленными юными глазами смотрело лицо восемнадцатилетней Кати - библиотекарши из шестьдесят какого-то года XX века.
Улыбнувшись себе в зеркало, она выбежала из фойе и в проходной увидела, как Олег набрал номер телефона и быстро спросил:
– Когда ближайший поезд до города Т.?
В ее город!
Она тихо окликнула его: - Саша!
Ой, господи, почему “Саша”? Олег! Оговорилась… Привычка тринадцати лет: что ни случится - звать Сашу! Днем ли, ночью, в радости, в беде… Если Олег… Если с ним… То Саша уйдет из ее жизни… Но это же невозможно - жить без Саши!
Предать Сашу.
Она словно споткнулась на бегу, прянула назад.
А Оршев кричал в трубку:
– Мне самый ближайший поезд, самый!
Она тихо подошла к нему, остановилась за спиной и сказала ровным голосом: - Здравствуйте, Олег Дмитриевич!
Он, боясь спугнуть того, кто за спиной, медленно обернулся.
ВЛАДИМИР ЩЕРБАКОВ КАНИКУЛЫ У МОРЯ
Солнце опустилось, и тень от эстакады ушла к серебристым стволам пробковых деревьев. Нас было трое: приземистый старичок с баулом, женщина и я. Мы стояли уже четверть часа - и ни с места, не ладилось там у них в камерe хранения: лента с чемоданом женщины остановилась вдруг, и вместо того, чтобы закинуть его на полку, потом пристроить дедушкин баул и отпустить меня, они принялись колдовать с механизмом.
Их было двое; я слышал голоса, доносившиеся из окошка.
По эстакаде неслись машины, над головой тарахтели мотоциклы и грузовики, а мы стояли и ждали у моря погоды. Галька сияла, и вода плескалась в тридцати шагах от нас.
– Простоим, а завтра дождь зарядит, - сказал я негромко, - погода здесь капризная, особенно во время отпуска.
– Штормить в ноябре - декабре начнет, - негромко, серьезно возразил старичок.
А женщина молчала. И я добавил:
– Иногда это раньше бывает. Искупаться бы, пока они там возятся. Эй, долго ждать?
– крикнул я, подвинувшись к окошку, но, как водится, мне не ответили.
Я увидел круглое, светлое лицо женщины с едва приметными крапинками веснушек, ее вздернутый нос, большие серые глаза, усталые и все же какие-то задорные, с непонятным вызовом, что ли.
– Хотите искупаться?
– сказал я.
– А они там долго?
– спросила она, не изменяя выражения лица.
– Какое это имеет значение? Камера хранения работает круглосуточно. А солнце, увы, нет. Тем более в октябре. Поднести чемодан до пляжа?…
– Хорошо, - разрешила она, подняв голову, и первой пошла к морю, и я смотрел на длинные-предлинные тени от ее стройных ног и шел за ней.