Фантастика 1985
Шрифт:
Нас было трое мальчишек, живших поблизости. Из всех я был, пожалуй, главным утопистом. Когда мы уставали от своих бурных игр и пристраивались на корточках у забора, прислонившись к нему спиной, я начинал плести небылицы, полные драматизма и фантастики. Я так увлекался, что забывал о присутствии слушателей.
Мое воображение рисовало живописные картины, где причудливым образом переплетались мои “обширные” познания в географии, геологии, ботанике, спелеологии.
Я видел себя впереди разведывательного отряда, который после долгих поисков нашел потайной лаз в ракитовом кустарнике, росшем возле забора. Пробравшись
Мой лучший друг тех времен, Вольтик, тоже был мечтателем и фантазером. Однако в отличие от меня он в своих представлениях был технократом и видел мир одетым в легированную сталь, алюминий, бетон. Вольтикин путь Туда начинался с оптических и прочих приборов. Его перископы, установленные в специальном бронированном блиндаже, демонстрировали нам яркие расцвеченные всеми красками картины. На большом зеленом поле сверкали в солнечных лучах белоснежные скаты диковинных самолетов и вертолетов. Они были похожи на огромные крылатые ракеты с серебристыми носами-пиками, от которых в разные стороны расходились радужные круги. Это была страна крепостей с батареями дальнобойных орудий и торпедных аппаратов, это было государство ракетных установок, подводных лодок и электронных микроскопов.
Третьим фантазером был Вовка, большеголовый вертлявый мальчишка, который считался у нас большим “воображалой”.
Однако его выдумки были вовсе не романтичными. Он был прагматиком и отличался деловым и суетливым характером. Он вечно что-нибудь придумывал, куда-то спешил, всегда был занят. Понаслушавшись наших сказок, он говорил:
– Эй, вы, братья Гримм, ладно вам завирать, давайте дело делать. Женька, самый сильный, пусть станет внизу, Вольтик сядет ему на шею, а я влезу Вольтику на плечи и достану до самого верха.
С этой программой действий Вовка носился довольно долго, однако идея медленно “овладевала массами”. Нам трудно было переключиться на конкретное дело, которое, как мы подсознательно чувствовали, приземлит Мечту или даже убьет ее.
И все-таки любопытство оказалось сильнее. Стоял теплый июньский вечер, солнце уже шло на посадку, и мы под защитой ракитовых кустов готовили свою экспедицию. После долгих и ожесточенных споров было условлено, что операция проводится три раза с таким расчетом, чтобы каждый участник мог заглянуть Туда. Вовка, как инициатор всей затеи, выторговал, конечно, себе первый “заход”.
Бывают в жизни такие острые, хотя и кратковременные ощущения, которые не забываются никогда. Мне кажется, я и сейчас ощущаю, как впиваются мне в спину Вольтикины сандалии, как больно сжимают шею его грязные, покрытые ссадинами колени. Я не помню, чтобы когда-нибудь позже мне приходилось испытывать такую сильную физическую нагрузку, хотя не раз приходилось поднимать куда более тяжелые вещи.
Нe знаю, сколько минут все это длилось (мне, конечно, показалось, что прошла целая вечность), но, когда я пошевелился, чтобы посмотреть вверх, там произошло нечто непредвиденное.
Вся наша неустойчивая конструкция вдруг пошатнулась,
Вовка хромал целую неделю, хотя в ее конце, мне кажется, он больше притворялся. На наши настойчивые расспросы: “Что Там?” - он отвечал односложно: “Ничего там нет”. И вообще. вспоминать эту историю не хотел. Он даже стал избегать нас с Вольтиком.
Однажды мы поймали Вовку возле моего дома и прижали его к стене. Вольтик вытащил из кармана большой болт, который с некоторых пор служил ему оружием, и направил его на допрашиваемого.
– Говори честно, - потребовал я, - ты до верха ведь не достал?
– Чего вы пристали, - Вовка отстранился от болта, - я же вам говорю: ничего там нет, один пустырь, мусор, свалка.
Он вырвался и убежал. Это было слишком неправильно, чтобы быть правдой. Пусть Там не будет ракетной техники и линкоров, но все же Что-то там должно быть. Иначе не может быть, иначе рушится мир, разваливается какая-то его главная суть.
Конечно, мы не могли Вовке верить, не хотели, поэтому не верили. Экспедиция должна была быть повторена, и мы, конечно, осуществили бы ее, если бы не чрезвычайные обстоятельства моей жизни. Дело в том, что нам дали новую квартиру в новом доме и мы вообще уехали из этого пригородного района совсем в другой конец города.
С тех пор прошло много-много лет. Пронеслись годы, прошла целая эпоха. И вот я снова приехал в край своего детства.
Вышел из электрички и сразу же попал на продолговатую пристанционную площадь со стареньким довоенным почтамтом в двухэтажном здании. А вот и моя родная, знакомая до мельчайших подробностей горбатая улочка, обсаженная кривыми разлапистыми липами. Это был наш район, Нахаловка - частный сектор, с домами, построенными еще в тридцатых годах без разрешения райисполкома.
Я прошел несколько коротких кварталов. Остановился. Что это? Вместо домов - развалины. Обломки бревенчатых стен, обрывки обоев, хлопающих на ветру, рваные листья ржавого кровельного железа. Сердце мое екнуло - на месте нашего дома тоже были развалины. Я опоздал. Груды обломанных досок, густой слой штукатурной пыли. Кажется, вот здесь была наша комната, вот там стояла большая пружинная кровать и швейная машина.
А рядом была комната бабушки с дедушкой, на стене висели жестяные ходики, и стоял большой буфет с бруснично-яблочным вареньем. Мне стало очень грустно, и защипало глаза.
Развалины тянулись по обе стороны улицы. Мой взгляд пробегал по этим остаткам прошлого и вдруг споткнулся о то главное, ради чего я сегодня сюда приехал. Я прошел еще немного и:стал.,как вкопанный.
Среди общего разгрома стоял, как и раньше, наш добрый зеленый забор. Конечно, он был не таким высоким, не таким плотным и не таким зеленым. Он покосился, в некоторых местах совсем упал на землю. Часть его досок была разбита, кривые поржавевшие гвозди жесткой неровной щетиной торчали из прогнивших перекладин. И все же забор был, он существовал, назло беспощадному Времени.