Фантастика 1985
Шрифт:
Я зашел за него, туда, где раньше был пустырь - наше первое детское разочарование. Теперь под гуськом подъемного башенного крана здесь поднимался белоснежный корпус панельного многоэтажного дома с ровными прямоугольниками широких окон и длинных балконов. И дальше за ним до самого горизонта росли разнокалиберные кубики и параллелепипеды новостройки. На месте нашей старой одноэтажной Нахаловки строился большой новый микрорайон города.
Я повернул назад и направился к развалам прошлого, к старому забору, к разрушенным стенам родного дома. Ну конечно, только здесь, где встретились в пространстве и времени, связались в один узел прошлое
Я подошел к завалам стен и перекрытий и коснулся рукой шершавого остова разрушенной печки с обгоревшей трубой.
И вдруг все вокруг изменилось. Низкое облачное небо опустилось на крыши домов и верхушки деревьев. Потемнело, исчезли очертания строящегося дома, развалин, забора, всех окружающих предметов. Потом откуда-то снизу, из земли, распространился странный мерцающий свет, который с каждой секундой становился все ярче. В его радужном сиянии возник этот яркий красочный сказочный мир.
В нем причудливо смешались разные времена года. Рядом с буйно цветущими багровыми пионами истекал ручьями большой сугроб белого снега, возле поникшей ивы с пожелтевшими листьями зеленел густой куст смородины. В этом светлом праздничном мире жили почти такие же люди, как и мы. У них были гибкие подвижные фигуры, они летали на разноцветных зонтиках, которые, складываясь, превращались в тоненькие трости. У детей зонтики были маленькие цветастые, у взрослых однотонные: синие, зеленые, коричневые, у стариков прямые черные. Жили они в небольших лиловых домах-шарах, которые время от времени перекатывались места на место и останавливались то тут, то там.
Я с волнением и страхом приблизился к ближайшему круглому дому, протянул руку, чтобы потрогать его нежную бархатистую стену, но пальцы ничего не почувствовали - они прошли стену насквозь и повисли в воздухе. Я подошел к маленькой овальной двери, хотел открыть ее, но ладонь ни на что не оперлась. Я сделал несколько шагов вперед. Что за черт? Дом исчез. Оглянулся - он стоял, как ни в чем не бывало, на том же месте.
Возле куста смородины опустился с зонтиком на землю пожилой человек в сером плаще-накидке. Я бросился к нему, размахивая руками, и крикнул:
– Погодите! Остановитесь!
Он быстро шел мне навстречу, еще секунда, и мы сблизились, столкнулись друг с другом, но я даже не ощутил его тела.
Он как бы прошел сквозь меня и, не оглянувшись, скрылся в лиловом домике.
И тогда до меня наконец дошло: это же все мираж, пустота, голография, изображение далекого мира, существующего не здесь, рядом с нами, а где-то там, очень далеко, в глубинах Вселенной, на какой-нибудь Альфе Центавра.
Все снова померкло. Свет медленно угасал. На темном небе появились наши обычные земные облака и редкие желтые звезды.
– Скажите, пожалуйста, сколько сейчас времени?
– вывел меня из забытья тонкий детский голос. Рядом стоял мальчикпрохожий. Что-то неуловимо знакомое было в его худенькой фигуре, удлиненном личике.
– Без пятнадцати десять, - ответил я ему, взглянув на часы, и зашагал к железнодорожной станции.
Виктор ПРОНИН СИЛА СЛОВА
Поначалу
Заводоуправление - это только слово значительное, а стояло за этим словом небольшое двухэтажное здание с громыхающими дверями на разболтанных петлях. У порога лежала деревянная решетка, сквозь которую, по замыслу создателя, должна была просыпаться грязь. Но до появления тети Паши грязь никуда не просыпалась, поскольку решетка была напрочь забита.
Завод выпускал метизную продукцию, самую что ни на есть простую - гвозди, дверные петли, гвоздодеры, лопаты и прочее.
И народец подобрался славный, хотя и не электронщики, не инженеры глубин робототехники, однако люди, искренне преданные своему делу. Метизники гордились тем, что их продукция не задерживается ни в селе, ни в городе, а это главное.
Так вот о тете Паше.
Обычная уборщица, и одета она была как ей и подобает - коричневые чулки, косынка неопределенного цвета. Синий халат, выписанный на складе, оказался явно великоватым, но тетю Пашу это нисколько не смущало, она заворачивалась в него несколько раз, как в большую синюю простыню, и повязывалась поверх тонким простроченным пояском. Такие халаты выдавались слесарям не то на два года, не то на три. Было тете Паше наверняка больше пятидесяти, лицо ее от многолетнего высматривания окурков, конфетных оберток, металлической стружки и прочих отбросов приобрело выражение пронзительное и осуждающее, фигура по той же причине была слегка сутуловатая. Вряд ли кто мог сказать, какие у тети Паши глаза, да и о чем думать - какие глаза у уборщицы! Главное, чтоб мусор видела.
Единственное, что отличало тетю Пашу от других уборщиц, это ее постоянное ворчание. И опять не беда, так ли уж важно, о чем ворчит уборщица? Кто-то окурок бросил на пол - ей уж на полдня есть о чем говорить, а там кто-то ноги не вытер, кто-то в туалете беспорядок оставил. Бывает, чего уж там, еще как бывает. Случается и плюнем не там, и чихнем не так, и вообще…
Первое происшествие случилось в курилке, недалеко от туалета. В этом закутке был установлен ящик с песком, на стене висел красный баллон огнетушителя, тут же на деревянном щите была укреплена лопата крест-накрест с ломом, раздвоенным на конце вроде змеиного жала. Тут-то все и произошло.
Стоят люди, болтают обо всем на свете по случаю обеденного перерыва. Больше всех, конечно, счетовод Жорка Хрустаков.
Уже в который раз он рассказывал, как преодолевал Клухорский перевал, как в кедрачах за Уралом шастал, но больше всего Жорка любил рассказывать, как у карточных шулеров выигрывал и те никак не могли преодолеть силу его проницательности и замечательного карточного чутья. И вот рассказывает Жорка, рассказывает, одну сигаретку в волнении закурит, другую закурит, тут же бросит ее в урну, но, ясное дело, далеко не все окурки попадали в мусорное ведро, некоторые довольно далеко от ведра падали. Естественно, и тетя Паша тут как тут, она уже на второй день знала, где больше всего мусора собирается.