Фантастика 1985
Шрифт:
– Понимаешь, Коля, нечестно это. Я так не хочу.
– Честно, - сказал Ганшин.
– Ты можешь спать спокойно, Боря. Я не в претензии. Не был и не буду. Во веки веков. Потому что все эти двадцать лет работали вы. А я - сперва крутился сам, а потом крутил Колесо.
– Но идея твоя!
–Идея, идея - оставь ты идеи в покое. Нет ничего легче, чем бросить идею. А вот осуществить ее - это другое дело. Вы смогли. Я - нет. Я оказался спринтером.
– Спринтером?… А в самом деле, почему ты тогда исчез, Коля?
– А ты как думаешь?
– Не знаю. Тойво считает, что ты не верил в успех. Но я так не думаю. Если бы не верил - не сделал бы тех выкладок…
– Забудь
– А в чем?
– Извини, Боря, но ты не поймешь, пожалуй. Если хочешь - я скажу. Суть в том, что всему свое время, и время всякой вещи под небом…
Ганшин встал, подошел к окну, прислонился лбом к стеклу.
Бертенев молча ждал.
– Время рождаться и время умирать, - продолжил Ганшин тихо.
– Время насаждать и время вырывать насаженное… Время разрушать и время строить… Время плакать и время смеяться… Время разбрасывать камни и время собирать камни…
Ганшин замолчал. Несколько минут Бертенев растерянно глядел на него.
– Я в самом деле не понимаю.
– Вот и хорошо, - сказал Ганшин.
– И прекрасно. И не надо. И вообще, давай на этом закончим. Не по душе мне этот разговор. А с премией я тебя поздравляю. И Тойво с Оскаром - тоже.
Бертеневу не оставалось ничего, как попрощаться.
Ганшин проводил его до машины, и потом долго смотрел вслед растворявшимся в ночной темноте рубиновым огонькам.
Смотрел и старался ни о чем не думать.
Потом он медленно побрел к дому. Изредка он поднимал глаза к небу - и видел в нем другие рубиновые огоньки, те, что отмечали обод Колеса, медленно возносившего в стратосферу контейнеры с соляными термоаккумуляторами, чтобы отдать там лишнее тепло Земли.
Когда-нибудь, подумал Ганшин, под южным солнцем пролягут бетонные ложа, и потекут по этим ложам реки зернистой берталановой жижи, и будет она, пузырясь, вновь насыщать воздух животворным газом… Вот ведь как оно получилось: технология занесла над миром меч парникового эффекта, но она же изобрела и щит. Один из парадоксов нашего времени. Сложного,.бурного, прекрасного нашего времени. Но до этих берталановых рек и озер далеко. Ох, как еще далеко! Десятки лет пройдут, пока будет все это создано и сможет принести какойто ощутимый результат, пока не в болотной лаборатории, а там, под солнцем пустынь, родит берталан первые кубометры кислорода и первые килограммы угля, графита, алмаза. А пока, чтобы не задохнулась земля, чтобы не стала она дном нового моря, должны вращаться Колеса. Изо дня в день, из часа в час, бесперебойно, неотвратимо, как Колесо судьбы. Да ведь это и есть колесо моей судьбы, сообразил вдруг Ганшин. Дурацкой моей судьбы.
Потому что в жизни каждому из нас дарован лишь один звездный час. Лишь раз в жизни открывают закон всемирного тяготения, теорию относительности или пишут “Марсельезу”.
И мой звездный час пришел тогда, в ночь пожара, и потом я понял, что больше такого уже не будет. Никогда. И что миновало мое время щедро рассыпать камни, драгоценные камни идей.
Такое может прийти в голову лишь однажды. А потом - потом что? Стричь купоны со своего озарения? Но не значит ли это - предать самого себя?
Он, правда, попытался было обмануть судьбу, пережить второй звездный час. Попытался, и был наказан, ибо дважды в единый поток ступить нельзя. Хотя чтобы понять это окончательно, чтобы внутренне смириться, больше того - согласиться с этим, ему пришлось пережить всю историю с “Беатой”, всю горечь поражения и разочарования там, в Тихом океане, на богом и людьми забытом Фрайди-Айлендс.
И
И пока другие создают твой берталан, ты будешь крутить Колесо, свое Колесо, чтобы сохранить климат Земли для них же, чтобы могли они спокойно работать, надежно прикрытые этим щитом.
Так приходит время собирать камни. Камни, из которых потом другие будут строить дом.
Ганшин постоял еще немного перед дверьми, глядя на огоньки Колеса, потом зашел в дом, разделся и лег. Он думал, что долго не сможет уснуть, но уснул почти сразу же - сказалась многолетняя тренировка. Уснул под шуршание сосновых ветвей, колеблемых ветром, и под неумолчный, едва доносившийся сюда скрип вращающегося Колеса.
Роман РОМАНОВ КЛЮЧ
Это был обычный рейс Москва - Луна - ракетодром “Море ясности”. Через огромный иллюминатор Луна уже просматривалась не как диск, а как огромная чаша планеты.
Их было двое в капитанском салоне. Пожилой, крупный, медлительный - капитан корабля и молодой - корреспондент научно-популярного журнала.
Они продолжали, видимо, давно начатый разговор.
– Мы знаем много случаев, - говорил корреспондент, пытаясь казаться солидным и рассудительным, - когда открытия делались совершенно случайно. Левенгук посмотрел к микроскоп и увидел живой микромир. Это была новая ступень человеческого познания. Новое открытие, как бы рывок человечества в его прогрессивном движении.
– Но есть и другие случаи в науке, - сказал деликатно капитан, - когда случайность отодвигала на десятки лет новое открытие, или, как вы выразились, рывок. Сейчас мы с вами находимся на пути к Луне. Ровно через один час семнадцать минут мы коснемся ракетодрома “Море ясности”. Только через пятьдесят лет после первого прилунения автоматической станции, этот рейс Москва - Луна стал обычным для нас рейсом. А ведь возможно, что это могло свершиться значительно раньше и лучшими средствами полета, если бы не было одной случайности.
– Какой?
– с повышенным интересом спросил корреспондент.
Капитан посмотрел на экран телевизора. Шел репортаж со стадиона спортивных игр. Он переключил телевизор на передачу с Луны. На экране появился диктор с информацией о событиях и жизни лунных колоний.
– Вы спрашиваете, какой случайности?
– Капитан, подумав, начал рассказ.
– Много лет тому назад на страницах вашего журнала был описан довольно странный случай, взятый из архивных записей судового журнала капитана советского судна “Александр Невский”. В этой записи говорилось о том, что в южных широтах восточнее острова Кюсю обнаружен был в море человек и взят на борт. Он оказался японским рыбаком с рыболовецкого бота. Его рассказ о происшедшей катастрофе носил просто неправдоподобный характер. Японский рыбак рассказал, что когда они шли в свой порт после двухсуточного лова рыбы, море было спокойно, и все рыбаки и матросы, наработавшись за день, подремывали под мерный, однообразный шум двигателя. Солнце на горизонте было довольно низко. На небе ни облачка. Не было видно ни самолетов, ни вертолетов, ни планеров. Но в течение какой-нибудь доли секунды жизнь бота оборвалась. Удар последовал сверху. Что-то тяжелое, летящее с огромной скоростью, упало в бот. Пробило дно и скрылось под водой. Пробоина оказалась настолько большой, что рыбаки не успели сообразить, что произошло, как бот уже начал тонуть.