Фантастика 1985
Шрифт:
Ломейко. Мне их дела понять трудно. Все не как у людей.
Следователь. Вы говорите, что подозревали Подлесную в корыстных намерениях. Может быть, она и здесь преследовала подобные цели?
Ломейко. И вы так думаете?! Ну, прямо от сердца отлегло… Да когда он ко мне-то пришел советоваться, я ему так сказала: сердись не сердись, сынок Павлуша, а только половину жилплощади у тебя оттягают, это как пить дать. И от всего, что после женитьбы приобретешь-заработаешь, половина ее. И еще сказала… ну, тут, может, и перегнула палку, да теперь уж не вернешь… Сказала я ему: вот будет она гулять, на длинном поводке-то… родит бог знает от кого, а запишут твоим. Хочешь не хочешь - давай свое имя, содержи, плати…
Следователь. А почему “от сердца отлегло”? Вы раскаиваетесь в том, что сказали сыну?
Ломейко. Сомневалась временами. Все же, она, Вика-то… при всем при том, при своем норове… несчастная была какаято. Будто куст обкошенный…
Манохин. Слушайте… Вы, по-моему, хотите узнать: не вырастил ли Павел супермуравейник специально для того, чтобы убить несчастную Вику… М-да… Не мне же вам объяснять, что существуют тысячи неизмеримо более простых и труднораскрываемых способов убийства. Неужели вы думаете, что человек потратит восемь лет кропотливого, тяжелейшего труда, чтобы расправиться с беззащитной женщиной, да еще на глазах у свидетелей?!
Следователь. Как раз это мне и в голову не приходило. Я хочу знать другое: не пытался ли подследственный сделать муравьев своим послушным орудием? Если это так и если это ему удалось, значит, ваш супермуравейник можно квалифицировать как орудие преступления. Вот только не знаю: пока: умышленного или по неосторожности… Вы понимаете, что от ответа на этот вопрос зависит решение суда?
Манохин. Понимаю. И могу вам сказать абсолютно точно: Павел не собирался обращать Формику [Формика - муравей (лат.).] в свой инструмент. Тем более в разрушительный.
Следователь. Простите, что обращать?
Манохин. Не что, а кого. Формика - это мыслящая муравьиная семья из пятидесяти миллионов особей, они же клетки. Так ее назвал Павел. Он надеялся, что уровень мышления Формики не уступит человеческому. В перспективе был намерен повести с ней диалог; где-то в более отдаленном будущем, если удастся, заключить союз…
Следователь. Союз? Но для чего?
Манохин. Для взаимно полезного обмена сведениями, для сотрудничества. Ни для чего другого. Павел - человек редркостной чистоты, можете мне поверить. Более того: книжный, выдуманный человек. Блаженный. Ничего, кроме планов облагодетельствовать человечество, у него в голове нет. Ломейко убежден, что на одной планете с нами может возникнуть иной разум. Совершенно непохожий на наш. Надо лишь немного “подтолкнуть” эволюцию, вывести муравьиный род из мнллионолетнего тупика, дать стимул к развитию…
Следователь. Вы хотите сказать, что Ломейко пытался… дать этот стимул?
Манохин. Совершенно верно. Формика - это, если можно так выразиться, рукотворная Ева разумных муравейников.
Следователь. И все же какой нам от них толк? Жертвы уже есть. А вот пользы…
М а н о х и н. Поверьте, что как раз польза может быть колоссальной. Во-первых, имея рядом с собой принципиально отличный тип мышления, мы создадим сравнительную психологию. Человек впервые посмотрит на себя со стороны. Во-вторых, взаимное обучение даст мощный толчок науке и технике. Представляете, какой клад попадет в руки философов, кибернетиков, естественников? Плюс непосредственная, практическая поддержка, участие в производстве. Муравьи могут производить тончайшие работы - скажем, собирать какие-нибудь электронные схемы. Затем они окажут помощь генетикам, селекционерам растений… М-да… Там тоже масса тонких операций… Возможно, медицина, микрохирургия… Думаю, сфера применения будет необъятной. Наконец, ведь мы же готовимся рано или поздно встретиться с разумными существами других-планет. И коль скоро мы их найдем, вряд ли они окажутся похожими на нас. Общение с Формикой послужит моделью самого немыслимого контакта разумов. Мы многому научимся…
(Из показаний свидетеля, директора стадиона ДСО “Авангард” К. Н. Рубана)
“Я на эту дачу попал, можно сказать, случайно. И почти всех, кто там был, видел впервые. Хорошо знал только Боба… Бориса Лапшина. Мы с ним в тот день, двадцать второго августа, договорились после работы пойти посидеть в “Ромашке”. Жарища была страшная, асфальт плавился. Между прочим, мало у нас открытых кафе - раз, два и обчелся… В общем, сидели, пили пиво. Когда жара начала спадать, Боб открыл новую тему. Потянуло его на приключения. Ну, и я тогда был свободен, ceмейство на юге. Стали думать: кому позвонить, кого вычислит. И тут, как в сказке, появляются они. Заходят в “Ромашку”!
Его самого, Павла Ломейко, я когда-то встречал с Лапшиным- Боб электронщик, он у нас новое табло устанавливал. И для Ломейко делал кое-какие схемы. А про Вику… я даже не слышал. Она меня просто ошарашила. Обычно тaких женщин видишь только в кино или в модных журналаx. Потом, конечно, начинаешь замечать и мешки под глазами, все такое. Но первое впечатление - гром. Идет по проходy в белом марлевом платье, высоченная, гибкая… Кто-то за столиком хрюкнул, кто-то зачмокал. Ноль внимания. Привыкла.
…”Ромашка” уже скоро должна была закрываться. А Викторию будто бес обуял. Смотрела совсем уже рысьими глазами и повторяла, что надо еще “погусарить”… Бедный Павел заикнулся было насчет “домой”. Господи, что она на него вылила!
И такой он, и сякой, и старый, и скучный, и может убираться куда хочет; и вообще она сейчас позвонит в “одно место”, где ее ждут в любой час дня и ночи… И вскочила-таки, и побежала!
Зоя едва ее успокоила…
Вот здесь, в некотором роде, перелом событий. Павел потерял голову. Или уж очень хотел угодить Вике. В общем, взял и пригласил нас к себе на дачу. Вика - та сразу встрепенулась. Лупить за сорок километров от города на ночь глядя - чем не гусарство? Впервые за вечер начала улыбаться, кокетничать, даже Павлу мурлыкать всякие приятные вещи. Зоя заспорила было для порядка, но за нее взялся Лапшин - и пел соловьем, пока не уболтал. Набрали вина, поехали…
…Понятно, планировку дачи вам описывать не надо. Я про себя подивился внутренней ограде. К чему бы пол-усадьбы отрезать железной сеткой? Но из деликатности не спросил.
Первых муравьев мы увидели на крыльце, когда Павел зажег лампу над дверью. Рыжие, деловитые. И много их: на двери, на стене целые полчища… Вдруг как ветром их отовсюду, сдуло. И чувствую - бегают лапки. По ногам, по груди под рубахой. Это они все разом бросились нас изучать, ощупывать…
Мы с Бобом попросту остолбенели. Стоишь весь в муравьях и боишься пошевелиться.
…Кстати, о муравьях. Вот уж кому было привольно в этой берлоге! Кишели повсюду. Не иначе, их свет разбудил. На обоях вереницы через всю комнату. Интересовались, в стаканы лезли, хлеб усиками трогали. И Павел их уже не гонял. Я даже спросил: почему он тех, на крыльце, шуганул, а этих нет? А он говорит: те, мол, были сторожевые, а эти - фуражиры. За пищей пришли…
Бобу, впрочем, Павлова дача понравилась, да еще как! Oн у нас тоже в своем роде гусар. Не успели сесть, поднял тоcт за хозяина. Дескать, вот настоящий мужик, без выкрутасо!