Фантастика 1987
Шрифт:
– Но тут тоже можно найти зацепки…
– Зацепки? Конечно, но в суде нам обоим предстоит архитрудное дело. Аргументы против личности мистера… э, Тирбаха…
– Мистера Икс,- поправила его Кэт.
– Да, против мистера Икс придется еще тщательно выискивать доказательства или изобретать.
На другой день после свидания с Тирбахом-Винкли в “Фуроре” был напечатан мой репортаж. По известности Эдвард Тирбах мог тягаться с кинозвездами и идолами эстрады. И тот факт, что именно с ним была связана уникальная сама по себе операция, а также некоторые подробности, которые я выдал, вызвал у публики особый интерес. Газеты были
А через несколько дней меня пригласил редактор отдела Виктор Краски. Как всегда, сияя лысиной, он начал:
– Дорогой Кларк, в редакцию поступил любопытный материал. Поскольку вы захватили монополию на публикацию статей о трансплантации, я посчитал своим долгом узнать ваше мнение.И он пододвинул ко мне гранки: “Когда-то пересадка человеку интеллекта считалась чудом. О ней мечтали и говорили, главным образом, фантасты. Однако фантасты не имели основательной научной подготовки. С трансплантацией мыслительного аппарата они связывали лишь изменение образа мыслей личности…
Печально, что ныне в плену воззрений фантастов оказались профессиональные ученые, ответственные за свое дело специалисты…
Выполняя операцию по пересадке, медики отводили головному мозгу второстепенную роль в определении личности, считая его лишь инструментом мышления, вроде компьютера, который может быть придан тому или иному организму. Кора головного мозга - это не глаз, не почка… Ее нельзя отождествлять ни с каким другим органом.
Забыв о моральной ответственности, хирурги оказали банковскому клерку Б. Винкли неоценимую услугу, отдав ему на откуп тело Эдварда Тирбаха вместе с его миллиардами…
…В высоких кругах высказывается мнение, что необходимо создать авторитетную комиссию из видных медиков, психологов, юристов, политических и государственных деятелей, которая бы тщательно исследовала личность Дуономуса и убедительно ответила на волнующий всех вопрос: “Кто есть кто?” И подпись: “Марк Криспи”.
Я почувствовал кожей, какая опасность нависла над замыслами Боба Винкли, и не сомневался, что это начал свою деятельность адвокат Рональд Боуэн.
Что можно было сделать в создавшейся ситуации? Я уговорил Краски поместить в следующем номере мой ответ “на инсинуации”. Осторожно, не давая волю чувствам, я доказывал, что статья М. Криспи написана явно поспешно и потому безответст-венно.
“…Если бы автор взял за труд, прежде чем писать о пересадке аппарата мышления, я не говорю - изучить последние достижения научной мысли по данному вопросу - но, хотя бы познакомиться с Дуономусом, понаблюдать за его поведением, то он, без сомнения, изменил бы свои умозрительные выводы…” Я тактично оговорился, что, не предваряя событий, называю оперируемого Дуономусом, как это определили ученые-медики.
Дальше я сообщал, что “в свое время, состоя на службе в конторе по консолидации, я имел дело с неким служащим Б. Винкли. И сейчас, увидев Дуономуса, я ни в малейшей степени не сомневаюсь, что передо мной известный миллиардер Эдвард Тирбах. Бросалось в глаза, что это представитель делового, коммерческого круга людей, родной стихией которого является мир капитала.
Более того, Дуономос, например, не узнал вдову Винкли.
А когда я слушал его объяснения с Кэт, у меня не появилось ни малейшего сомнения, что передо мной Эдвард Тирбах”.
“Мне кажется, решение вопроса о личности Дуономуса,- писал я далее,- в первую очередь зависит от того, кто в этой пересадке был реципиентом, а кто - донором. Ведь операция проводилась ради спасения жизни Эдварда Тирбаха! Причем без малейшего нарушения медицинской этики и законов нашего государства.
Дуономус дорог всему человечеству как свидетельство исключительных успехов современной медицины, независимо от того, кто бы ни скрывался под его маской. И если к нему подходить, преследуя чьи бы то ни было личные интересы (Кэт или Рудольфа Тирбаха), и начать судебную распрю - это значит опорочить и загубить великое и святое дело: борьбу за здоровье человека и за долговечность его жизни!” То, что последовало за этим, можно, пожалуй, назвать газетным бумом. Каждая страница периодики крупным и мелким шрифтом кричала о Дуономусе. С каждой страницы на читателей глядели фотографии Эдварда Тирбаха, Боба Винкли, Дуономуса, а также Кэт и Лиз. Уникальная сама по себе операция, сделанная известному предпринимателю, повлекла за собой еще и громкий скандал. Это придало истории особую остроту. Дуономус вытеснил с газетных и журнальных полос всех кумиров тех дней. О нем писали медики, психологи, ученые, политики, школьники, домохозяйки…
Некоторые всерьез доказывали, что Дуономусу надо разрешить иметь двух жен, так как и Кэт Тирбах, и Лиз Винкли имеют на него права. И если, по слухам, Кэт Тирбах затевает судебный процесс, то же самое с не меньшим основанием вправе сделать и Лиз Винкли.
Дуономуса в первые дни я не видел. Все сведения о нем получал от Варлея, который извещал меня, что Эдвард Тирбах чувствует себя хорошо, к газетной перепалке относится равнодушно, наскоки и брань игнорирует. Начал исподволь заниматься делами своей обширной “империи”.
Лиз довольствовалась сомнительными газетными сообщениями и бывала очень рада, когда я заскакивал на минутку поделиться с ней тем, что узнавал от Варлея.
Во мне все сильнее росло чувство oбиды на Дуономуса за то, что он забыл обо мне. Кем бы он ни являлся, Бобом Винкли или Эдвардом Тирбахом, каждому из них я оказывал немалые услуги и теперь вправе ждать внимания к себе.
Между тем, Варлей сообщил, что Тирбах выписался из клиники и с головой окунулся в свои многочисленные заботы.
А я по-прежнему не имел от него никаких известий. Все настойчивее преследовала мысль: “Не пора ли предъявить Дуономусу счет? И кем бы он ни оказался, потребовать плату за свои услуги. Надо думать, что сведения и документы, которыми я обладаю, стоят немало!” В то время я вел безалаберную жизнь холостяка, работал ночами, спал до полудня. Было приятно чувствовать себя рабом настроения…
Однажды ранним утром меня разбудил телефонный звонок.
– Господин Елоу?
– послышался в трубке незнакомый голос.
– Слушаю.
– С вами говорит секретарь Эдварда Тирбаха. Вы не могли бы подъехать сейчас к патрону на Беверли, тринадцать?
– Конечно,- с готовностью ответил я.
– Высылаю машину.
– Пожалуй, я быстрее доберусь на своей.
– Хорошо, господин Елоу. Мы ждем вас.
“Ну вот, кажется, Боб все вспомнил сам. Слава богу, что я ничего не успел предпринять”.
Я выпил чашку остывшего с ночи кофе и уже через полчаса входил в кабинет Эдварда Тирбаха. Он сидел за столом и перебирал какие-то бумаги. При моем появлении медленно поднял голову, дружелюбно предложил: