Фантастика 1990
Шрифт:
Я не увижу больше своих детей, жену, друзей, золотой диcк Солнца над блестящей гладью залива, по которой бегут разноцветные паруса яхт, выскальзывающих из устья Невы.
Не испытаю упругую плотность белого гриба и его нежную шершавость, смахивая с коричневой шляпки рыжие сосновые иглы… И полянку с раздвоившейся сосной. И тут я увидел заросший ландышами пригорок в окружении залитого солнцем леса и мою милую, медленно идущую с букетиком в руках, который она нюхает, а сама смотрит на меня, чуть улыбаясь грустно… А ведь ее нет уже! Очень, очень давно она стала старой, толстой, одьпшшвой и умерла. И муж ее, и внуки умерли -
Мы не успели разойтись с нею. нас разнесло, оторвало друг от друга, но если бы не это - разошлись, оторвались бы сами, по своей воле. Так было решено. Чем же мы жили? Почему мы бежали от своего самого главного, придумывая нечто более важное?
Боже мой, мы привыкли насиловать себя и возмущались, когда сила исходила извне! Но ведь это порочный круг! А если разорвать его, не учинять над собой насилия, не выльется ли это в насилие над другими? Новый порочный! Один в другом, как вселенные.
С каким наслаждением я окунулся бы в мир неразрешимых человеческих проблем на Земле! Как это просто: наши проблемы там - и была наша жизнь. Потому от них и не уйти, а бояться их унизительно, человеческое счастье в их разрешении, в каждом самом маленьком шаге на этом пути!
Вот так всегда: понимание приходит слишком поздно.
Комната - герметическая пластмассовая банка, Их тусклое багровое солнце не может конкурировать с искусственным освещением. Весь день, отсчитанный моим биологическим ритмом, я сижу в своем отсеке без окон. Так, наверное, сидит подводник в лодке, безнадежно упавшей на грунт, под многометровой толщей воды. Этот образ преследует меня, словно требуя каких-то действий, хотя бы попыток. Каких? Ну что здесь можно предпринять? Не за что даже зацепиться…
Кто такие Высокие? Возможно, Ло, Се, Ки и прочие им подобные - выведенная порода человеко-муравьев, а Высокие - такие же люди, как мы? Тогда они отвратительнее человечков и еще меньше походят на тех землян, с которыми я хотел бы теперь жить рядом. Но и сидеть в этой камере бесконечно невозможно. Необходимо хорошо сориентироваться и принять решение. Какое оно будет?…
Впервые в жизни у меня заныло сердце.
Я вызвал Ло и потребовал встречи с Высокими. Он, перепуганно моргая, заверил меня, что давно сообщил обо мне, и заторопился, убежал. Соврал слюнтяй. Спутниковые бабы, наверное, уговорили его повременить немного. И только теперь, дрожа и потея, понесся сообщать. Или он не способен понастоящему испугаться? Конечно. Страх у них в генах, он перестал быть эмоцией, чувством, стал частью их плоти.
Уже через несколько часов я был на их планете, в метрополии.
Пилот оказался весьма разговорчивым человеком, очень похожим на Ло. Собственно, все они страдают недостатком словоохотливости и, как я заметил уже, все известные мне мужчины, кроме Ки, напоминают друг друга, как схожи, наверное, евнухоиды. Так вот, пилот сообщил несколько сведений, которые не прибавили мне оптимизма. Похоже, здесь не найти и малой отдушины! Во-первых, на планете не пользуются улицами. То есть по ним передвигаются при надобности, но в герметичных машинах. О, боже! Их воздух вреден для меня и без такой буквальности! Другое сообщение тоже почему-то угнетало: человечки, оказывается, долговечны. Они живут не старясь, в одной поре, в своих герметичных норках, со своей неизменной проблемой сотни лет.
Меня сразу приняли на высоком уровне.
Толстый человек с совершенно безволосым черепом, неприятно поблескивавшим, словно лакированная гипсовая форма, ростом с меня, представился ответственным по контактам.
Несколько секунд он молча изучал меня строгими небольшими глазами, потом улыбнулся и предложил сесть. Он оказался первым представителем этой цивилизации, который поинтересовался, кто же я, откуда и что такое Земля. Ум его определенно был не лишен остроты, манера ведения разговора - учтивости, но глаза оставались все время строгими и вместе с тем тусклыми, словно покрывала их тонкая пленка. Я ловил себя на том, что больше смотрю на его живот, колышущийся при каждой фразе, чуткий к переменам тональности его низкого красивого голоса.
– Вы, как и мы когда-то, жертвы эмоциональности. Вы и ваша Земля. Рано или поздно это необходимо лонять.
Он учтиво повел меня на сближение с их проблемами. Я возразил, что человек без эмоций - почти машина, хуже машины.
– Человек…- философски протянул ответственный по контактам.- В мироздании даже звездные системы - ничтожные частицы, винтики огромного механизма. Что уж тут говорить об отдельных живых существах! Сама логика построения Вселенной подсказывает, какими должны быть мыслящие сущеcтва. Их способность осознавать окружающий мир не должна идти им же во вред, а тем более во вред этому миру. Посмотрите, мы ведь практически уничтожили свою планету. По сравнению с исходным теперь это совершенно- другое космическое тело. И вы шли тем же путем.
Спорить с ним не хотелось. Этот закостеневший в своей убежденности многовековой босс только в силу дипломатической должности вел со мной разговор вроде бы на равных.
Нy и, конечно, по необходимости приобщить меня к решению волновавшей их проблемы - вырождения. Через час мы наконец подошли к этому вплотную. Ответственный по контактам, несомненно, был детально ознакомлен с моими финтами на спутнике-78, поскольку стал журить меня за недостаток доброй воли. Я счел дипломатическую часть разговора завершенной и прямо признался ему, что не желаю таким образом выражать свою добрую волю к сотрудничеству, а хотел бы поискать иных точек соприкосновения. Еще полчаса ответственный по контактам пытался переубедить меня, а потом устало сказал, отбросив условности:
– А мы ведь можем и заставить вас.
– Заставить зачинать?!
– Скажем точнее: можем использовать вас.
– Если я правильно понял,- желчно сказал я (вот ведь до чего довели!),- основой вашей планетарной идеологии является постулат: безэмоциональность - благо, доброжелательность, спокойствие - оружие против насилия.
– Ну а что прикажете делать? Вы должны понять, что интересы государства, цивилизации превыше всего. Разве не так?
– Гот мит унз!
– Я вас не понял. Но вы меня должны понять.
– Я могу подумать?
– Конечно! Если у вас есть какие-нибудь претензии, пожелания…
– Пусть хоть на несколько дней меня оставят в покое.
Ответственный по контактам поднялся и учтиво наклонил голову. Живот дрогнул и замер.
Что же мне делать? Войти в их общество и попытаться изменить? Наверное, в моем распоряжении тоже будет сотнядругая лет. Революция? Но я совершенно не способен к этому, да и бесстрастный народ не способен на революцию…
Боже, ведь предстоящая мне сотня лет состоит из отдельных дней и часов!