"Фантастика 2-23-120". Компиляцмя. Книги 1-20
Шрифт:
Омоновцы с крыльца тоже не ушли, и я направился в соседний подъезд, поднялся на второй этаж и очутился в общем коридоре. Дверь квартиры Алёны стояла распахнутой настежь, рядом скучал милиционер со свисавшим с плеча автоматом. Он как раз закуривал и потому среагировал на моё появление с опозданием.
– Куда прёшь? Не наследи!
Только тут я заметил кровь на полу и смазанный отпечаток ладони на стене у лестницы, бурые потёки на широких перилах и точёных балясинах деревянного ограждения.
–
Сидел старший оперуполномоченный как-то скособоченно, из-под надетого на голое тело пиджака проглядывали бинты. Лицо выглядело бледным и осунувшимся.
– Лучше бы двенадцать огнестрельных ран… – задумчиво пробормотал я, припомнив текст привязавшейся песенки о капитане Каталкине.
– Проходи, не пялься! – поторопил меня омоновец. – Вали, давай!
Я покачал головой и окликнул Козлова:
– Товарищ капитан!
Пусть общаться с ним никакого желания не было, но я не собирался уходить, не прояснив судьбу Алёны. Алых брызг на стенах и потёков на полу с избытком хватало и в квартире, а блондинку могли – собирались, значит, и должны были! – ткнуть ножом прямо на пороге, так не её ли это кровь?
Козлов кинул на стол пачку сигарет и приказал милиционеру:
– Пропусти! – Потом вроде как даже озадаченно протянул: – Гражданин Полоскаев, ну надо же! И кто это тебе так физиономию отрихтовал?
Правая половина лица у меня и в самом деле распухла и отекла; наверное, вид был ещё тот.
Я ничего не ответил и свернул в комнату, где работала пара экспертов-криминалистов – один снимал отпечатки, другой проводил фотосъёмку паласа, в углу которого темнела лужа только-только начавшей подсыхать крови. Открыв ящик серванта, я отыскал в коробке с лекарствами бумажную ячеистую упаковку анальгина и продемонстрировал её удивлённым сотрудникам милиции или в каком они там ведомстве числились.
– Капитану от головы.
Но нет, отпаивать опера таблетками я вовсе не собирался и мог предложить тому от головы лишь опасную бритву.
Твою ж мать! Да меня просто трясло от желания перехватить оперу горло!
Инстинкт самосохранения оказался сильней. Я прошёл на кухню, под озадаченным взглядом Козлова достал из ящика недопитую бутылку, взял рюмку, но сразу вернул её обратно и выставил на стол гранёный стакан.
– Да ты тут как дома! – заметил опер. – Дневал и ночевал здесь, поди?
– Память хорошая, – ответил я и налил в стакан армянского пятизвёздочного коньяка, немного – всего до середины.
Несколькими длинными глотками осушил его, и рот обожгло огнём, перехватило дыхание, ударило в голову.
– Меня не угостишь? – спросил Козлов.
Я провёл языком по зубам, нашарил свежий скол и спросил:
– Что с Алёной?
– Жить будет, – успокоил меня опер.
Хотя успокоил ли? Слишком уж расплывчато прозвучали слова милиционера.
– А конкретней? – потребовал я подробностей.
Вместо ответа Козлов указал на забракованную мной рюмку. Я переставил её на стол, но наполнять не стал, предоставив это собеседнику. Налил только себе и уселся на табурет. Меня как-то неожиданно резко перестали держать ноги.
Опер взял бутылку и плеснул в рюмку коньяка, потом зажал её в ладонях, будто согревал. Не пил, просто любовался маслянистыми дорожками на прозрачных стенках.
– Гражданка Жукова госпитализирована с подозрением на закрытую черепно-мозговую травму, – сообщил Козлов сухим языком официальных протоколов, затем соизволил пояснить: – Думаю, простое сотрясение.
Из комнаты вышли эксперты. Тот, у которого с шеи свисал кожаный футляр фотоаппарата, сообщил Козлову:
– Мы закончили.
– Хорошо, – кивнул опер и предупредил омоновца: – Дверь прикрой и свободен. За мной сейчас заедут, сам запру.
Милиционер ушёл, мы остались наедине, и сразу как-то разом усилился запах крови. Насколько успел заметить, кобура на поясе опера была пуста, рука сама собой скользнула в карман, пальцы погладили гладкую рукоять бритвы.
Козлов прекратил баюкать в ладонях рюмку и выпил, тогда я спросил:
– А как же освидетельствование?
– Уже, – коротко выдохнул опер и остро глянул на меня. – Одного понять не могу: если Мальцев о вас с Алёной узнал, почему ты только разбитой мордой отделался? Алёну убивать пришли. Всерьёз.
Пальцы судорожно стиснули рукоять бритвы, но разум возобладал над чувствами, я вытащил руку из кармана и налил коньяка, вновь только себе.
– Меня другое интересует. Откуда он вообще о нас узнал, а?
Опер скривил губы в презрительной улыбке.
– Ну ты на Штирлица никак не тянешь. Сам спалился и девчонку спалил, урод…
– Да сейчас! – оскалился я и кинул на стол сложенную надвое фотокарточку, мятую и перепачканную в крови.
Козлов разложил снимок, глянул на него и с какой-то даже брезгливостью отодвинул от себя.
– Где взял? – спросил он.
– Мальцев подарил на долгую память, – хмыкнул я. – А вот он где её взял, ты мне скажи.
– Везучий ты, Полоскаев, – покачал головой опер. – Ты ведь на складе был, когда туда шурин Мальцева с братвой заявился, так? Что там у вас произошло? Мне о трёх трупах доложили, это не шутки.