Фантастика 2008
Шрифт:
Возьмем бокал вина. Бокал в данном случае — жанровая форма романа, которую можно наполнить содержанием, разным по целому букету характеристик — сухим красным каберне, сухим крепким хересом «Амонтильядо», десертным «Мускатом белым Красного камня», то есть винами с разными оттенками вкуса — фантастическим, историческим, производственным…
А для коньяка извольте взять бокал другой формы.
И водку — из рюмки.
В принципе совокупность внутрижанровой типологии дает нам соотношение метода и жанра. Они соотносятся между собой как резец и статуэтка, как инструмент, которым пользуется в данном случае писатель — и конечный результат применения инструментария. Я могу, вырезая статуэтку, применить специальный резец, или, грубо говоря, стамеску,
При этом отметим: объем текста решающего значения не имеет.
Жанровые отличия романа, исходя из его размеров, придумали «клятi ляхи», а точнее, устроители конвентов. В свое время они, чтобы хоть как-то распределять тексты по номинациям, ввели ограничения: до двух авторских листов — рассказ, от двух до восьми листов — повесть, от восьми авторских листов и выше — роман. Это упрощает составление номинаций, но к литературе не имеет ни малейшего отношения.
«Собор Парижской Богоматери» — роман. «Евгений Онегин» — роман. Сравните их объемы — рядом не лежали. Если далеко не ходить и взять наше скромное творчество (не тревожа великие тени Гюго и Пушкина…), то «Черный Баламут» — роман, и «Живущий в последний раз» — роман. Сравните: четыре с небольшим авторских листа и шестьдесят авторских листов. В то же время шеститомный сериал или эпопея романом не являются: это тоже придумали на конвентах, чтобы как-то ее позиционировать при номинировании.
Эпопея — отдельный, особый жанр. И отличается от романа, в частности, тем, что роман связан с интересом к частной жизни отдельных личностей, а эпопея рассматривает жизнь в национально-исторических масштабах. Да, бывает смешанный жанр: роман-эпопея. Но это заслуживает отдельного разговора.
А мы сегодня говорим о романе.
И о том, что роман — жанр ЭПИЧЕСКИЙ.
Три вида искусства по Аристотелю — эпос, лирика и драма. Эпос имеет свои законы и свои жанры, которые позволяют реализовать эпичность. При этом хочется подчеркнуть, что жанры в лирике или в драматическом искусстве — другие. Знаете какие жанры в театре? Совершенно верно: комедия, трагедия драма и так далее.
Да, сразу же хотелось бы оговориться, что мы не претендуем на абсолютно точное следование канонам литературоведения, классического или неклассического. Мы излагаем свою позицию, свое видение проблемы, свое видение жанра романа. А теперь давайте по пунктам, которые мы для себя тезисно выделяем как специфические признаки РОМАНА.
Итак, пункт первый:
Стратегия автора — изъять читателя из горизонта реальности, поместив в небольшой, замкнутый воображаемый мир, составляющий внутреннее пространство романа. Писатель должен «переселить» читателя, пробудить в нем интерес к выдуманным героям, которые, несмотря на всю свою привлекательность, никогда не столкнутся с людьми из плоти и крови, требующими внимания в жизни. Вместо того чтобы расширять читательский горизонт, автор должен его сужать, ограничивать.
Повторяю, нет горизонта, интересного содержанием. Любой интересен исключительно своей формой, формой горизонта, то есть целого мира. И микрокосм, и макрокосм в равной степени космосы; они различаются между собой лишь длиной радиуса.
Он иногда читает Оле
Нравоучительный роман,
В котором автор знает боле
Природу, чем Шатобриан,
А между тем две, три страницы
(Пустые бредни, небылицы,
Опасные для сердца дев)
Он пропускает, покраснев.
Мы, в отличие от героя пушкинских строк, пропускать не будем, покраснев.
Мы так сразу и заявим: роман рассматривает человека на фоне и перед лицом глобальной, нечеловеческой силы.
То есть мы берем МАКРОКОСМ, мало зависящий от желаний одного человека, который хочет по-другому устроить мир, от его стремлений, от его жизни, — и МИКРОКОСМ, частную жизнь личности. Два мира, где разница — в радиусе горизонта. Именно это столкновение внутри романа позволяет автору обобщить человека до космических масштабов. Поэтому «Евгений Онегин» — роман. И «Собор Парижской Богоматери» — роман, и «Граф Монте-Кристо», и «Триумфальная арка». На фоне макрокосма личность, герой романа, приобретает совершенно другое качество и другое значение.
Иначе роман не разворачивает плечи.
Илья Муромец остается всю жизнь на печи, и никакие калики перехожие не спешат пройти мимо и подать чашу с волшебным питьем.
Вспомните настоящие романы, которые вы читали — вы везде это найдете. Можно ли назвать «Стальную Крысу» Гаррисона романом? Нельзя! Хотя по объему текста любой конвент мигом занесет «Крысу» в соответствующую номинацию. Но этого признака романности мы там не сможем найти. Это не ухудшает «Стальной Крысы», как цикла повестей; это не минус и не плюс.
Это качественные признаки жанровой разницы.
Когда автор пишет роман, он должен это понимать изначально. Иначе писателю не выйти на уровень обобщений. Иначе в литературной капле не проявится целый океан. Поэтому в романе всегда рассказывается больше, чем просто история. Если читатель за один вечер прочитал роман («Ой, там такая классная история!»), пролетел, проглотил…
Романы не глотаются за один вечер.
Космос нельзя выпить одним глотком.
В романе собственно рассказанная история является лишь одной, не всегда главной составляющей частью диалектики отношений микрокосма и макрокосма. История обрастает нюансами со всех сторон, у нее возникает подтекст, надтекст, контекст; она расширяется ассоциациями и аллюзиями; в конечном итоге, частная, она обобщается до глобальной. Под разными углами зрения история светится разными оттенками. И только поведение человека перед лицом силы, которая мало зависит или совсем не зависит от человеческого давления, заставляет нас вновь и вновь возвращаться к классическим романам.
Можно ставить фильмы по «Графу Монте-Кристо» тридцать восемь раз. С Жаном Маре в главной роли, с Авиловым, с Чемберленом, с Депардье, с кем угодно. Почему? Потому что в исходнике — РОМАН! Под каким углом повернул — под таким и засверкало. Мы можем получить вульгаризированного графа-Депардье, а можем — элегантного графа-Маре или демонического графа-Авилова. И не только из-за разницы в актерской игре и сценарии это будут совершенно разные люди. Один превращается в абсолютного аристократа, в другом до конца его дней сидит помощник капитана. Но в любом случае мы увидим Эдмона Дантеса, которого сожгла его судьба и его месть. Микрокосм и макрокосм.
Хочется завершить разговор о первом признаке романа тем, что эпичность не противоречит комедийности, сатиричности или гротесковости текста. Ради бога — «Эфиоп» Штерна, «Мастер и Маргарита» Булгакова. Эпичность не обязательно шествует рука об руку с невероятным серьезом на трагической маске. Обобщать и подниматься до уровня космоса, сталкивая человека с надчеловеческими силами, можно и нужно смеясь.
Другое дело, что это надо уметь.