"Фантастика 2023-125". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
— М-м-м, — раздосадовано замычал про себя мужчина, — так вот, что значит не от мира сего. Она же полоумная дурочка. Вот попал, так попал.
Тем не менее, он забросил мешок на плечо за спину и не спеша, вразвалочку последовал за ней. Она ещё отбежала на несколько шагов и опять на цыпочках, обернулась, махая хвостом и при этом растянув рот до ушей и странно как-то хихикая. Так она короткими перебежками, а он степенно и не спеша, добрались до её жилища. Там она остановилась, развернулась к нему лицом и всё также, подёргивая по-птичьи головой и бестолково улыбаясь, стала его ждать. Когда он к ней, наконец, подошёл, она опять резко и отрывисто поклонилась ему в пояс и сказала:
— Я знала, что ты сегодня придёшь.
Говорила она быстро и радостно, как реагируют люди, что предсказали что-то такое, что неожиданно сбылось на зло всем и всем своим нутром как бы восклицая: «я же говорила, говорила!».
Ардни ничего не ответил. Он был разочарован, но учуяв аромат варева, успокаивал себя тем, что, хотя бы поест. Она продолжила, отвесив очередной поклон, тыкая волчьей мордой в землю:
— Я сварила для тебя грибную похлёбку. Баня истоплена. Лежак покрыт. Я ждала тебя Ардни.
Вот тут не только челюсть его отпала, но и он сам, кажется, весь в осадок опустился.
— А… отткуда, тты меня знаешь? — медленно, еле шевеля почти парализованным языком и заикаясь, пробубнил он ошарашено.
В голове зазвенело, как будто врезали по темечку дубиной. Она перестала улыбаться и протянула большой ковш с бледно-красной жидкостью.
— Я же сказала, что ждала тебя сегодня. Вот ягодный сок, как
Ничего уже не соображая, он взял ковш и машинально начал пить, не переставая таращить на неё глаза. Она опять растянула свой рот в улыбке, хихикнула и юркнула в избу. Только тут Ардни почувствовал, что заломило зубы от холода и он оторвался от питья. С удивлением посмотрел на ковш. Морс оказался в буквальном смысле ледяным и это посреди лета. Это было очередное изумление и тут же последовало следующее: откуда она его достала? Он не отрывал от неё взгляда, как подошёл. Руки у неё были пустыми, он был уверен в этом. Неожиданности, следовавшие одна за другой, мгновенно вывели его из равновесия, и он почувствовал испуг. Какая-то жуть проползла мурашками по его позвоночнику и затопталась на спине колючими лапками. Ардни держа ледяной ковш в руках, медленно осмотрел жилую поляну. «Ведьма [48] полоумная», — подумал он. В это самое время из избушки стрелой вылетела хозяйка и кинулась в противоположную сторону от растерянного и ошарашенного гостя. Добежав на цыпочках до огромного, ровно срезанного пня, она быстро бросила на землю большую, тёмную шкуру какого-то непонятного зверя. Пень оказался столом, притом уже чем-то накрытым. Указав на посланную шкуру, она звонко выкрикнула:
48
Ведьма (ведьмак) — человек имеющих нежитей — покровителей. Ведьмой можно было стать двумя основными способами: 1. Получить нежить — покровителя от другой ведьмы, 2. Стать ведьмой если нежить сама выбирает её. Была ещё и третья разновидность ведьм, хотя, в прямом смысле этого слова, ведьмой её назвать было нельзя. Это те, кто на свои цели порождал целую свору полужитей, и использовал их не всегда по назначению
— Садись, гость, кормить буду.
Ардни на ватных ногах, всё ещё держа ковш обоими руками, прошагал к столу и скрестив ноги, уселся, но ковш из рук не выпустил. Он ждал ещё какой-нибудь выходки от неё, внутренне сжавшись и приготовившись, но ничего сверхъестественного больше не происходило. Она на цырлах [49] обежала пень, забрала из его рук ковш. Ардни медленно потёр холодные ладони друг о друга, стараясь не смотреть на неё, но и не выпуская из виду боковым зрением. Она всё в той же манере сбегала к костру, схватила там миску с варевом голыми руками и так же бегом на цыпочках, по-идиотски улыбаясь, принесла похлёбку, поставив её прямо перед ним. Похлёбка побулькивала до сих пор, продолжая кипеть. Ардни протянул руку к миске, но не дотронулся, потому что даже на расстоянии ощущался жар раскалённой поверхности. Он посмотрел на хозяйку. Затем перевёл взгляд на висевшие вдоль туловища руки, которые от его взгляда нервно задёргались и спрятались за волчью шкуру. Он взял вырезанную ложку и осмотрел стол. Стопка толстых лепёшек громоздилась в центре. Вяленое мясо, Ардни по виду не определил, кому оно принадлежит. Чашка с солёными грибами, пучки разных трав, корений, ещё что-то, что не осталось в памяти. Наконец, окончив беглый осмотр, взял лепёшку, разломил пополам и приступил к похлёбке. Она молча стояла в стороне.
49
На цырлах — на цыпочка
Осилив почти половину миски, он откинулся от стола-пня, поняв, что обожрался.
— Ну, благодарствую тебе хозяюшка. Накормила, напоила, — проговорил он уже как-то более спокойно, смотря на это чудо природы в волчьей шкуре и ожидая очередного сюрприза.
Та встрепенулась, поднялась на цыпочки, и толи всплеснув руками, толи взмахнув крыльями, устремилась к бане. Перед входом она аккуратно, даже неожиданно нежно, сняла с себя шкуру и медленно повесила её черепом на угол бревенчатого сруба. Погладила её по ушам несколько раз. Это было первое, что она сделала медленно и плавно, с тех пор, как он увидел её. Затем движения вновь стали быстрыми и резкими. Она начала раздеваться, что явилось очередной порцией изумления для гостя. Нет, то что еби-баба раздевается перед баней и должна при этом первой туда зайти и пригласить, Ардни, конечно же, знал. Удивило другое. Во-первых, платье оказалось не одно, а целых четыре. Одно надетое поверх другого. Три из них были грязные и рваные, а вот последнее было относительно свежим, хотя далеко не новым. Во-вторых, когда она скинула с себя последнее платье и предстала перед ним голая, так сказать, во всей красе, ошеломила несуразностью своей фигуры. Такого Ардни ещё не видел, притом сразу он даже не смог определить, что же более всего из несуразного его поразило. Узкие плечики, тоненькие ручки и вся до пояса такая тонкая и хрупкая, но ниже пояса… широченный таз и массивные ляжки, утончающиеся к низу до тонюсеньких лодыжек. Следующим ударом для сознания атамана было то, что он определил, как груди. Две тонкие сосульки свисали до пупа. Первая мысль, относящаяся к ним, заключалась в том, что она с лёгкостью бы закинула их за плечи… и тут его мозг, как ошпарило. Её отвислые груди напомнили ему страшилки о каких-то водных бабах, что груди на плечи забрасывают. Только у этой волосы рыжие, а у тех вроде бы как зелёные. А вся эта не пропорциональная фигура с толстой задницей, удивительным образом походила на глиняную куклу [50] , что речники лепили каждую весну перед родами. От таких сравнений и ассоциаций его заколотило не по-детски. И, наконец, третья несуразность, которую он заметил первой, но до осознания дошедшую только что — это пышная копна исинно-чёрных волос на лобке. Как это было возможно при рыжей голове? Притом эта копна была настолько велика, что Ардни подумалось поначалу, что это просто чья-то голова, зажатая между ляжками и торчащая наружу затылком. В добавлении ко всему на ляжках и отвислых грудях виднелись многочисленные разрывы и растяжки, при том, что остальная кожа была по-девичьи белая, чистая и даже прозрачно тонкая. Оценив всё это нагромождение несуразностей, Ардни вдруг задался вопросом, который с одной стороны вывел его из оцепенения страха, а с другой позволил разлиться в голове холодной безразличностью. Он на полном серьёзе задумался: «Как она с такой жопой на цыпочках то бегает?». И она тут же продемонстрировала «как». Это нелепое создание вздёрнулось на носочки и мелко перебирая ножищами, забавно тря ляжки друг о друга, подбежала к гостю и протянула ему тоненькую ручку. Улыбка застыла на её дёргающейся голове. Ардни не стал брать её за руку, но повинуясь приглашению, встал и пошёл к бане, на ходу раздеваясь. Подошёл он к бане уже голый. Скинутая по пути одежда выстелила за ним дорожку. Остановился напротив туровой шкуры, занавешивающей низкий проём входа, он стал ждать. На него вдруг после всего увиденного напала апатия. Видать разум перегрелся. Ему стало всё равно. Он устал удивляться и решил воспринимать всё, как должное и вполне обыденное. Даже когда она неслышно подкралась сзади и положила свои руки на его могучие плечи, он даже не удивился, как будто ожидал этого. Руки её скользнули по мышцам спины, по бокам на поясницу и остановились лишь на ягодицах. Ардни почувствовал, как пальцы растопырились и легонько сжали упругие выпуклости. При этом ему стало ещё больше наплевать на всё что она делает. Он как будто зачерствел где-то внутри своего сознания, атрофировался. При этом он точно знал, что процедура ощупывания ещё не закончена, хотя она и убрала от его зада руки. Так оно и оказалось. Чокнутая быстро и не слышно появилась спереди и как будто не замечая хозяина, продолжила обследование тела гостя. Она положила руки на его грудь, так же, как и ягодицы, слегка сжала грудные мышцы. Потом скользнула вниз, приседая и разводя свои ляхи в стороны. Ардни, казалось, потерял все эмоции и с каждым её прикосновением становился всё более безучастным. Он следил за её головой, и чем ниже она опускалась, тем менее чувствительным он становился к её прикосновениям. Что она там делала так долго, Ардни не задавался вопросом. Он её там не чувствовал, хотя по правде сказать он себя вообще не чувствовал ниже пояса. Наконец, удовлетворившись осмотром, она встала и всё ещё по-идиотски улыбаясь и дёргая головой. Низко наклонившись, и всё также на цыпочках, протиснулась в низкий проём входа. Она зачем-то задержалась в проходе, в наклонённом состоянии и Ардни на всю оставшуюся жизнь заполнил эту задницу во весь проём. Еби-баба отодвинула шкуру, приглашая его войти. Ему пришлось сесть чуть ли не на корточки, чтобы туда забраться. Потолок внутри был низкий, и ему приходилось держать голову наклонённой. Сначала было темно. Под банным камнем тлели угли. Стоял стойкий запах конопли. Она зажгла лучину от углей и воткнула её в щель стены. Ардни увидел пологи. Они были широкие, двух уровневые, расположенные ступенькой. Не дожидаясь приглашения, он улёгся на верхних. Шкура была жёсткая, он даже не сообразил от кого, кабанья что ли? А в общем было безразлично. Улёгся на живот, отвернул голову к стене и расслабился, вдыхая сладкий аромат и жар прогретой бани.
50
Кукла — антропоморфное изображение человека в магических ритуалах, зачастую являющуюся заменой человека. Кроме того, куклы применялись для материализации нежити, выступая как ловушки. Делали специальную куклу для определённой нежити, которая находилась в состоянии зловредности, чтобы используя её материальность, справиться с ней, например для Морены, Костромы, 12 лихорадок и т. д… Третье значение куклы — игрушка для девочек. На них отрабатывались воспитательные процессы материнства.
Стало светлей. «Ещё лучина», — с полным равнодушием подумал Ардни. Вокруг стояла полная тишина, как будто уши чем-то заткнули. Он почувствовал, как выступили и потяжелели на лице капельки пота. Ему всё хорошело и хорошело. Толи сказывалась бессонная ночь, толи действовала конопля, толи ведьма воздействовала, но он постепенно уплывал в мир грёз. С другой стороны, он чётко осознавал, где он. Жёсткая щетина под щекой, расплавленный воздух, так же вполне осязаемый. Он сжал пальцами шкуру и почувствовал её руками. Всё было реально. Но с другой стороны он опускался в сон. Он балансировал на этой границе между сном и явью. Это было неописуемое ощущение. Он вдруг понял, что его сознание разделилось. Одна его половинка спит, а другая нет. Он чётко осознал, что это состояние очень хрупкое и шаткое и боялся, почему-то, его нарушить. Вот так балансируя как на натянутой верёвке, он замер, восхищаясь равновесием. Чем дольше он балансировал, не давая сознанию вывалиться в явь или провалиться в сон, тем больше его наполняла какая-то непонятная эйфория, восторг, чувство всесилия. Он ощутил, как нечто скребёт его спину. Плавно, нежно и приятно. Он осознал, что к нему возвращаются ощущения и эмоции на каком-то новом доселе неизвестным ему уровне. Сверху вниз… сверху вниз… сверху вниз… Но то что скребут его спину, не нарушало равновесия, а лишь раскачивало его, как на огромных качелях. И чем дальше, тем выше он взлетал и ниже падал. Захватывало дух. Дикая радость рвалась из тела наружу, и от этого вокруг становилось светло и бесконечно просторно. Чьи-то руки завертели его и он, крутясь, взлетел с качели и поплыл, как облако по голубому небу, которое было везде. Он не понимал где верх, где низ. Он понимал лишь, что это не имеет значения, это абсолютно не важно. Мимо проплывало облако, кончик его скользнул по груди, по животу с боку, бедру. Затем второе облако скребнуло по другой стороне. Третье облако коснулось центра груди, окутало живот и сползло оттуда к лобку, где замерло на детородном органе. Клубясь и извиваясь, оно шевелилось и от него во все стороны мягкими волнами растекалось расплавленное блаженство. С каждой волной оно нарастало, нарастало и, дойдя почти до состояния взрыва, медленно и плавно стало растворяться во всём теле, доходя до самых кончиков пальцев. И вновь наступило спокойствие и никуда не качающееся равновесие. Всё замерло. В мире полной тишины и спокойствия откуда-то издалека показалась маленькое облачко. Оно быстро росло. И вот уже заполнило полнеба. Ардни не понял, толи облако двигалось к нему, толи он к облаку, толи они двигались друг другу навстречу, но, долетев до него, захотелось в него нырнуть. И он нырнул, но вместо воздуха, он оказался в прохладной воде, и равновесие мгновенно нарушилось, возвращая его в явь. Он лежал уже на спине. Тело горело, но тут ещё одна волна холодной воды окатила его. Сердце забилось от резкого контраста. Он перевернулся на живот, и на спину хлынула очередная порция холодной воды. В голове стало ясно.
— Хорошо, — пробормотал он и с неохотой сел, свесив ноги с полога.
Голова закружилась, перед глазами всё поплыло и размножилось. Что-то потянуло его за руку, и он поддался. Очухиваться он стал лишь стоя в лесу, на свежем воздухе. Он глубоко вздохнул. Голова опять закружилась, его повело. Навалилась дикая усталость.
Проснулся он уже в избе не лежанке. Рядом возлегала она, не то еби-баба, не то ведьма, не то колдунья, не то нежить с полужитью, а может быть всё и сразу в этой одной заднице. Сколько он проспал, естественно Ардни не знал, но за порогом был день. Это успокаивало. Голова её лежала на подушке и не дёргалась, как раньше, за то дежурная улыбка была на месте. Она гладила его волосы и почему-то тихо, еле слышно поскуливала, или пела что-то таким образом, было не понятно. Последние остатки сна слетели, как будто его и не было. Он понимал, где он, помнил всё, что с ним здесь произошло, но абсолютно забыл, зачем он сюда пришёл. Он выдернул голову из её рук и сел на лежаке, свесил на пол ноги и поворачиваясь к ней спиной. И только тут пришло осознание всего. Первое, что он отчётливо для себя уяснил, не давать ей трогать себя руками.
— Ну, что? Поговорим? — спросил он спокойно и как-то даже буднично и каждодневно, что, в общем-то, было на него не похоже.
— Нет, — ответила она быстро.
— Почему?
— Потому что ты ещё не засеял меня.
Он повернулся к ней, встретившись с её разноцветными глазами.
— А может не надо? Мне и так хорошо, да так хорошо, что дальше некуда.
Она не сменила позы. Как лежала, так и продолжила лежать.
— Ты не засадил моё поле, — повторила она, — пока во мне нет твоего семени, я тебя не чувствую и ничего не смогу тебе сказать. Ты ведь за этим пришёл?
— Да.
— Тогда засевай.
С этими словами она перекатилась на спину и распахнула огромные ляхи, забрасывая длинные груди за плечи на подушку. Ардни аж передёрнуло от этой картины.
— А если я не смогу?
— Значит не сможешь получить ответы, — как-то тихо и загадочно ответила она, при этом засовывая свой длинный ноготь в нос и выковыривая оттуда козюлину.
Омерзение, стыд и паника охватили его, и всё это явилось по одному и тому же поводу. Ардни плюнул, отвернулся и задумался. Пройти такой путь, почти достигнуть цели и не смочь сделать элементарного мужского дела. Ардни конечно знал, что у речников мужчина, в подобной ситуации, не могущий овладеть женщиной, переставал быть мужчиной и изгонялся из рода. Но тут все его метания и стенания прервала одна конкретная мысль, которая всё ставила на свои места, в том числе и его. Мысль была чёткая и до простоты понятная: «Это — испытание! Мне необходимо его пройти. Это — плата за те знания, за которыми я пришёл!».
Он резко встал. Подошёл к входному проёму. Задёрнул шкуру и в избе наступил мрак. На ощупь он нашёл лежанку. Нащупал её тонкую лодыжку и положил на неё ладонь. В темноте, пока глаза не привыкли к сумраку, охватывая рукой тонкую лодыжку, ему неожиданно вспомнилась Утренняя Заря. Он, нежно касаясь кожи лишь подушечками пальцев, медленно повёл их вверх, отчётливо представляя себе свою жену. Пальцы проскользнули поднятые колени и стали спускаться вниз по внутренней стороне бедра. Уже не надо было заставлять себя думать об Утренней Заре, она думалась и воображалась сама собой, и когда он коснулся пальцами зарослей дремучего междуножья, он был уже готов…