"Фантастика 2023-127" Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
Слова императора, будто ветром, сдули сверкающую бриллиантовую пелену снега, обнажив мрачные заледенелые глыбы. «Помни! Мужик – это враг твой!» – напутствовали господа-помещики своих чад несколько столетий, и эта аксиома накрепко въелась в мозг, обросла множеством поведенческих рефлексов, стала естественным продолжением великосветской натуры. И вот теперь – признать своё единство с кем? С плебсом? Quel cauchemard! C’est absolument impossible! [130]
– Есть два пути решения проблемы раскола современного общества, – не обращая внимания на дворянское смятение, продолжал император. – Первый и самый простой – опустить высшее сословие до состояния низшего. Революция, которой сейчас беременна русская мысль, сделает эту работу быстро и эффективно. Те, кто был на войне, знает, как стремительно слетает слой цивилизованности с людей, оказавшихся на краю жизни и смерти, как легко нужда и страх может довести до животного состояния. Второй путь – сложный и трудный – подтянуть широкие народные массы до высшего общества, где показателем качества является образованность и культура, уважение к человеку без оглядки на его происхождение, бережное отношение к своей стране во всём её многообразии. Предоставить возможность получить образование. Открыть дороги в университеты. Привить вкус к музыке и живописи. Сделать это можно. Но есть препятствия, первым из них является сословное чванство и высокомерие, в новых условиях абсолютно неприемлемое и неконструктивное.
130
Какой
Гробовое молчание зала звучало красноречивее ответа на последние слова императора. Но это было яростное молчание несогласных, готовых выплеснуть негодование наружу, ищущих и не находящих повод сделать это. Любой нормальный человек осёкся бы и прекратил давить на больную мозоль высшего общества. Но император явно был ненормальным.
– Смешны и грешны те, кто кичится породистым, немужицким происхождением, – чуть повысив голос, бросил в собравшихся монарх. – Грешны, ибо гордыня – наипервейший смертный грех, а смешны потому, что у очень многих нет ни единого повода для этого. Слово для краткого сообщения – князю Щетинину, корнету лейб-жандармерии.
Загипнотизированное тяжелым взглядом самодержца, дворянское собрание не сразу поняло, что перед ними появился новый объект внимания. Явно волнуясь, высоким голосом он прилежно зачитал текст, лежащий у него в папке.
– Одной из задач, поставленной его величеством перед нашей службой, является работа с архивами, в частности – проверка записей о присвоении титулов, выявление фальшивых и поддельных документов, дающих право на личное и потомственное дворянство, почетное гражданство и так далее. Такая работа проводилась и ранее, но каждый раз по разным причинам она оставалась незавершенной. Некоторый эффект был лишь в Киевской комиссии, возглавляемой генерал-губернатором Юго-Западных губерний Дмитрием Гавриловичем Бибиковым. Эта комиссия исключила из дворянского сословия свыше 64 000 шляхтичей с фальшивыми документами. Бибиков в речи перед помещиками Киевской губернии 8 мая 1851 года так отчитался о начале работы Киевской комиссии: «Когда я приехал, то застал здесь, что все были дворяне – лакей за каретою, дворянин кучер, дворянин форейтор, дворянин сторож, дворянин в кухне стряпал, дворянин подавал хозяину сапоги, и когда он, рассердясь, хотел взыскать с него, тогда служитель отвечал ему: “Не имеешь права, я тебе равен”». В архивном деле на сегодняшний день произошли значительные изменения. Архивисты приступили к систематической экспертизе документов. Руководствуясь «Памятной книжкой Московского архива Министерства юстиции» и другими методическими документами, за два месяца нами проверено больше тысячи записей и документов. Выявлено восемь сотен дворянских фамилий, получивших титул путём подлога или мошенничества. По высочайшему приказу его величества сим делам до особого распоряжения мы дальнейшего хода не даём. У меня всё!
Зал не выдержал и зашумел. Сказанное императорским лейб-жандармом представляло собой незавуалированную угрозу для особо ретивых. С такими император будет расправляться особо циничным изуверским способом – лишив нынешнего титула, а вместе с ним – и всей привычной жизни. «Но это же нечестно! Так никто не делает!» – читалось на лицах присутствующих.
– Да, я решил, что сейчас не лучшее время выносить сор из избы, – кивнул головой император, – тем более что большая часть нарушений совершена прошлыми поколениями. Нам надо смотреть вперед, а не назад. У нас очень много интересной работы! К чему разбираться, какой дедушка каким образом согрешил. Пригласив этого юношу и дав ему слово, я лишь хотел продемонстрировать, насколько зыбкой является позиция тех, кто отчаянно отстаивает некую особость своего дворянства, некие столбовые, Богом данные привилегии, прав на которые, на поверку, вообще может не оказаться. Но даже те, у кого они есть, не должны требовать для себя особого отношения только на том основании, что их отцы и деды сделали много хорошего для Отечества. Предков мы будем почитать и помнить. Это правильно. Но каждому поколению придется заново подтверждать, чего оно достойно. И чем весомее заслуги предков, тем тяжелее ноша их потомков – тем труднее будет им доказать, что они такие же и даже лучше. А если это не так, какие могут быть привилегии? За что? Произнося эти слова, я говорю не только про вас, но и про себя.
Последняя фраза насторожила собравшихся еще больше предыдущих. Пугать подданных лишением привилегий, в их понимании, было нормальным поведением монарха, желающего беспрекословного повиновения. Но заявить такое о себе – тут речь шла вообще о сломе всей системы привычных и понятных отношений, замену которым пока еще никто не видел.
– Есть еще одна проблема, о которой нельзя не упомянуть, – тем временем размеренно и глуховато продолжал император. – Разобщенность сословий была бы решаема проще, если бы отчуждение было уделом только высшего общества. Но точно так же, как дворяне сторонятся простолюдинов, крестьянству, взращённому в православном домострое, чужда порочная жизнь дворян. И думающая часть самих дворян с ними полностью согласна! Владимир Даль, всю творческую жизнь положивший на величавый алтарь народной речи, говорил о дворянах: «Поспешная переимчивость чужих нравов и обычаев, а с тем вместе неминуемое глубокое презрение своего родного быта, всегда влечёт за собой растление нравов, или, что одно и то же, – безнравственность. А посему всё разрушительное – вольтерианское вольнодумство, ницшеанское богоотступничество, нигилизм, апатия, когда беса тешили, бесились от жира и безделья, – всё от дворянства, офранцуженного и обезбоженного». Гоголь полагал, что дворяне, получая книжное образование по западным образцам, отдалились от русского народно-православного духа. Александр Грибоедов покаянно писал: «Каким чёрным волшебством сделались мы, русские дворяне, чужие между своими! Финны и тунгусы скорее приемлются в наше собратство, становятся выше нас, делаются нам образцами, а народ единокровный, наш народ разрознен с нами и навеки! Если бы каким-нибудь случаем сюда занесён был иностранец, который бы не знал русской истории за целое столетие, он конечно бы заключил из резкой противоположности нравов, что у нас господа и крестьяне происходят от двух различных племён, которые не успели ещё перемешаться обычаями и нравами». Пушкин, потомственный дворянин, получивший блестящее образование в Царскосельском лицее, рассаднике богохульства, но однажды вспомнивший няню, крестьянку Арину Родионовну, возлюбивший всё русское народное, с болью обличал «просвещенных» дворян:
Ты просвещением свой разум осветил, Ты правды лик увидел, И нежно чуждые народы возлюбил, И мудро свой возненавидел…Ненавидящее простолюдинов дворянство смогло вызвать искренние ответные чувства. Для русских крестьян, коих по переписям восемьдесят процентов от населения России, дворяне – неруси и нехристи. Мужик всегда знал, что для барина он дерёвня тёмная, недоумок, рабочая скотина, чёрная кость. И здесь уместно вспомнить, – продолжал император, – принародное покаяние ещё одного дворянского писателя – Александра Куприна: «Когда, говорят “русский народ”, я всегда думаю – “русский крестьянин”. Да и как же иначе думать, если мужик всегда составлял 80 процентов российского народонаселения. Я право не знаю, кто он, богоносец ли, по Достоевскому, или свинья, по Горькому. Я – знаю только, что я ему бесконечно много должен, ел его хлеб, писал и думал на его чудесном языке, и за всё это не дал ему ни соринки. Сказал бы, что люблю его,
Дворянское собрание производило впечатление ломающегося от перенапряжения льда. Не успев переварить призыв императора к единству с простым мужиком, оно получило ещё и уведомление о долге перед ним. И это по призыву малоизвестного бумагомарателя! C’est inconcevable! [131]
– Оборони Бог, живописать крестьянство розовым цветом, рисовать лубочную идиллию с пастушком Лелем. И крестьянский мир угнетают тяжкие немочи: буйные, порочные страсти, особо во хмелю; смирение, порой переходящее в холопство; календарно-бытовое «обмирщение» святых, тёмные суеверия, подменяющие и искажающие православную веру. О сём написаны горы книг, обличающих крестьянскую темь и дичь. А вот не видеть в крестьянах людей – это нормально? Цивилизованно? Каким варваром надо быть, чтобы считать недочеловеками тех, чьими трудами живешь и процветаешь? Книги стыдливо избегают ответа на эти вопросы. Что делать – они тоже не учат. Как преодолеть вековое отчуждение сословий? Как из ненавидящих друг друга осколков сложить единое общество, способное противостоять внешним угрозам? – с акцентом на вопрос произнес последнюю фразу император и оглядел присутствующих. – Может быть, у кого-то из вас имеются адекватные ответы? Нет? Ну тогда продолжим…
131
Это немыслимо! (фр.)
«Боже! Что тут продолжать? Переварить бы уже услышанное!» – читалось на изумлённых, возмущенных и очень редко – восхищённых лицах. Дворянское собрание чувствовало себя нерадивой служанкой, заметавшей долгое время пыль под ковёр. Сегодня он был безжалостно сдёрнут, и взору предстала неприглядная куча мусора.
– Я начал наш разговор с вопросов: для чего России царь? А если он нужен, то какой? Продолжу ряд не менее дерзкими, но логичными: для чего России дворяне? А если нужны, то какие? Как задумывалось дворянское сословие, знают все. Поэтому я сосредоточусь на описании того, что оно собой представляет сегодня. Служилое сословие представлено всего третью чиновников, половиной офицерского корпуса и только в генералитете имеет явное преимущество – девяносто процентов генералов и адмиралов – потомственные дворяне. Потерялись аристократы и на селе. Помещичьи владения занимают всего пятую часть от всех земель, при этом серьезно сельским хозяйством занимаются только около трех процентов дворян, владеющих крупными поместьями, которым удалось приспособиться к новым условиям, активно используя новейшую технику, минеральные удобрения и наемный труд сельскохозяйственных рабочих. Именно такие хозяйства служат главными поставщиками зерна, в том числе и на экспорт, но их безумно мало. Не доминирует высшее сословие и в промышленности. Владельцы крупных торгово-промышленных предприятий большей частью являются выходцами из купцов, дворян среди заводчиков меньше двадцати процентов. Новым ведущим слоем России все больше ощущают себя крупные предприниматели, созидающие ее богатство и величие. Пожалованные дворянством, они часто не спешат приписаться к тому или иному дворянскому губернскому обществу, а порой и вовсе отказываются от чести вхождения в высшее сословие империи. Так поступил, например, банкир и краевед Николай Найденов, заявивший, что он купцом родился и купцом умрет. Я бы еще долго мог зачитывать разные обидные и тревожные цифры. Оглашенной информации уже вполне достаточно для нелицеприятных выводов – монархия и дворянство в существующем виде никак не тянут на лидеров в какой-либо области, и уже тем более – на локомотив прогресса и процветания. Высшее сословие всё больше соответствует едкой пословице про пятое колесо в телеге, и отдельные примеры беззаветного служения Отечеству не меняют общей картины, где на одного труженика и героя, к сожалению, приходится восемь высокородных бездельников и паразитов… Высшее общество России всем своим существованием демонстрирует пример общественного дисбаланса между имеющимися привилегиями и пользой, которую оно приносит. Такой дисбаланс неестествен и не может существовать вечно. Если ничего не менять и не меняться самим, монархия и дворянство вымрут как доисторические мамонты, и это будет ещё очень хороший результат. Французская революция демонстрирует ещё и другие варианты…
В зале начался ледоход. Приехать на встречу с монархом в надежде проявить всеподданнейшее почтение, показать себя, поглазеть на других и отправиться в салон – рассуждать о судьбах России за сигарой и бокалом шустовского, а вместо этого получить от императора упрек в зазнайстве, требование брататься с мужиком и угрозы оказаться вне дворянства, да еще и с гильотиной в перспективе! «Мы так не договаривались! Он же прямо намекает, что межсословный конфликт может быть решен уничтожением одной из сторон! Этого быть не может, потому что не может быть никогда! Сумасшествие!» Но самодержец, даже такой сумасшедший, всё равно оставался царем, и с детства привитое почтение к монарху заставляло не покидать своих мест и терпеливо слушать.
– Перейдём к самому главному вопросу: «Что делать?» – неумолимо гнул свою линию император. – Надо выравнивать баланс привилегий и полезности, а для этого придётся отменить манифест о даровании вольностей. Дворянин может быть таковым только пока служит. Для тех, кто живёт в своё удовольствие, есть много других наименований. Большие претензии имеются и к самой службе, к табели о рангах, к формально-бюрократической оценке работы, во многом исключительно по выслуге лет, без учёта личных способностей. Надо менять приоритеты. России не нужны бездушные бюрократы, умеющие перекладывать бумажки. Отечеству требуются учителя и врачи, инженеры и ученые, организаторы производства и строители. Канцлер Германии Отто фон Бисмарк сказал, что последнюю войну выиграл школьный учитель [132] . Нет никаких сомнений, что и следующую войну выиграет он же. Особенно если учесть, как быстро растет сложность вооружения, как широко внедряются технические новшества. А у нас почти три четверти населения вообще неграмотные. И терпеть это нет никакой возможности. Поэтому учителя будут первыми претендентами на дворянское достоинство, а вместе с ними – врачи, потому что мы обязаны снизить смертность, особенно детскую. Наших нищих, забитых, неграмотных крестьян мы должны спасти от голодной смерти, вылечить, выучить, предоставить достойную работу и перспективу для детей. Именно поэтому отменен «указ о кухаркиных детях». Именно поэтому нужно строить больницы и школы, библиотеки и народные дома, дороги и заводы. Это и будет, наряду с воинской службой, самым почётным занятием, именно такие люди будут отечественной элитой. Приглашаю всех и каждого принять участие в этой очень трудной и нужной миссии… Не горячитесь, подумайте, внимательно посмотрите, что происходит в мире и что творится у нас, и сделайте правильные выводы. Только прошу вас – думайте быстрее. Время не ждёт, и ледоход на реке начнётся независимо от моего и вашего желания. И в этот момент важно определиться, на каком вы берегу, чтобы не оказаться на стремнине. Донести до вас хотелось бы ещё очень много, но сегодня сказано уже достаточно. Поэтому предлагаю сделать перерыв до следующей встречи, которая, думаю, состоится очень и очень скоро. [133]
132
Это легенда. На самом деле апология прусскому учителю прозвучала не из уст Бисмарка и не по поводу победы над Францией. В июле 1866 г. после победы при Садовой, одержанной прусской армией в ходе
133
австро-прусской войны, профессор географии из Лейпцига Оскар Пешель написал в редактируемой им газете «Заграница»: «…Народное образование играет решающую роль в войне… когда пруссаки побили австрийцев, то это была победа прусского учителя над австрийским школьным учителем».