"Фантастика 2023-127" Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
– Но ведь всё равно проглядели, стервецы! – скривился Грибский, вспомнив события прошедшего лета 1901 года, когда к его полевому штабу прорвался целый полк китайской армии, сочувствующий ихэтуаням, а у него под рукой кроме комендантского взвода оказалось только прибывшее отделение снайперов африканской бригады, да какая-то экспериментальная картечница, больше похожая своими расставленными лапками и любопытствующим носом на паука-переростка.
– Ваше высокопревосходительство! – козырнул тогда штабс-капитан в плащ-накидке, больше похожей на кусок газона, прилепленного на спину. – Прошу разрешения на организацию обороны по новым уставам. Имею соответствующий опыт и наставления…
– Действуйте, голубчик, – угрюмо ответил Грибский, – хотя бы на десять минут задержите. – И отправился уничтожать штабные шифры и остальную секретную документацию, в захвате которой он уже не сомневался, как,
Африканеры открыли огонь, когда до развернувшегося для атаки китайского полка было еще больше версты. Грибский поморщился, прекрасно понимая, что на таком расстоянии ни о каком прицельном огне не может быть и речи. Выскочил из палатки, когда в беспорядочный треск самозарядных винтовок вплелось утробное рычание пулемёта, позиция которого была развернута всего в двадцати шагах от штаба. Посмотрел туда, где должен быть враг, и онемел: вместо колышущихся несколько минут назад штыков, стройных наступающих колонн по полю металась обезумевшая толпа, никак не похожая на воинское подразделение. Удивительно, что Грибский, как ни всматривался, не мог найти среди них ни одного командира.
– Мы выбили офицеров, когда до наших позиций оставалось добрых пять сотен шагов, – объяснил позже разгоряченный боем штабс-капитан, любовно поглаживая свою винтовку с оптическим прицелом Фидлера, – а когда пулеметчики начисто выкосили первые ряды, поднялась паника, ее остановить было уже некому.
Тот памятный бой, перевернувший всё представление генерала о современной тактике, когда его солдаты, не потеряв ни одного убитым и даже раненым, взяли в плен больше тысячи солдат противника, стал хрестоматийным для всей кампании по разгрому боксёрской «Армии честности и справедливости». Отстреливая еще до начала боя командиров и вожаков, снайперы превращали подразделения противника в неуправляемую людскую массу. Её в таком состоянии не требовалось расстреливать, поэтому потери всех ихэтуанских войск не превысили и восьми сотен, но зато число пленных перевалило за пятьдесят тысяч. Все они, а также сочувствующие, были под конвоем отправлены на строительство Круглобайкальской железной дороги и второй колеи Транссиба, дотянувшейся за 1901 год уже до Верхнеудинска и далее уходящей вверх по реке Амур на Благовещенск и Хабаровск. За разгром двухсоттысячной армии ихэтуаней все три генерала-дальневосточника были награждены новыми наградами: Чичагов и Гродеков – орденом имени Суворова, а Грибский, как штабник, – орденом Кутузова, с прилагаемым княжеским титулом. Других вариантов стать князем, как только лично заслужить в бою высшие полководческие награды, в империи отныне не существовало.
– Нет, Николай Иванович, в отставку больше не собираюсь, – ответил наконец Грибский на шуточный вопрос Гродекова, – вы же видите, всё только начинается…
Гродеков и Чичагов одновременно кивнули и помрачнели. Активность России в Маньчжурии и Монголии без пристального внимания не осталась. Юань Шикая императором Китая не признала ни одна страна, кроме России. Его бэйянская армия была негласно приравнена к ихэтуаням и подвергалась постоянным нападениям и провокациям. Пекинская дивизия сидела в осаде, а баодинская под угрозой окружения и уничтожения английскими и японскими регулярными войсками скатывалась всё ближе и ближе к Маньчжурии, стремясь опереться на передовые позиции русской армии. Прикрываясь необходимостью сохранить порядок и защитить концессии в отсутствие центрального правительства, Англия и Япония стягивали в Китай войска, постоянным потоком разгружавшиеся в Вейхайвее, мелкими ручейками и речушками растекавшиеся по провинциям Чжили, Шэньси и Гэньсу, широкой дугой охватывавшие Маньчжурию с юга.
– Только за прошлый месяц больше сотни лазутчиков поймали! – вздохнул Чичагов. – Слава богу, за каждого взятого живым достойную плату объявили, вот китайцы и стараются. Но думаю, есть и те, кто просочился.
– Японцы уже перебросили в Китай практически всю армию, воевавшую в этих местах шесть лет назад, англичане мобилизуют колонии, люди Потапова видели даже канадцев, – дополнил Грибский. – Кроме того, в Вейхайвей пришли все британские «Канопусы», и сейчас к каждому из них приписаны сразу два экипажа – английский и японский…
Гродеков ничего не ответил. Всё и так было ясно. Дыхание войны на Дальнем Востоке чувствовалось настолько явственно, что он вынужден был даже свернуть работы по строительству горного и металлургического заводов на разведанных залежах железа и угля в Аньшане, эвакуировать строителей и персонал к Нерчинску, на Березовское месторождение. Странно, что вместе с пониманием неизбежности войны к генералу не приходило гнетущее ощущение тревоги, даже несмотря на панические предсказания
Что-то незримо поменялось в империи, как будто какая-то глыба сдвинулась и освободила путь родниковой воде, стремительным потоком хлынувшей на иссохшую землю. Страшная беда, недород и голод, посещающие Россию с мрачной регулярностью, в этом году впервые были повержены с небывалой ранее решимостью. Всю зиму – весну – лето 1901 года по всей стране вдоль железных дорог строили амбары и элеваторы, которые сразу же брались под охрану войсками. Всем крупным хозяйствам уже по весне были выплачены задатки за ещё не выращенный урожай, определен порядок его транспортировки и хранения, избраны хлебные комитеты и назначены старосты. И когда в середине лета стало ясно, что полсотни губерний и десятую часть населения накроет голод, правительство отреагировало молниеносно. Вся торговля хлебом была объявлена государственной монополией, центральные и провинциальные газеты вышли с призывами «Все на борьбу с голодом!», земства сформировали отряды волонтёров, готовых грузить, сопровождать и раздавать. Власти мобилизовали весь доступный гужевой транспорт настолько решительно, что даже в столице не осталось извозчиков. К пострадавшим селам и хуторам потянулись под крепкой охраной продуктовые обозы [203] .
203
По различным оценкам в 1901–1912 годах голодало 49 губерний, 6,5 % населения, от голода и его последствий погибло около 8 миллионов человек. Царское правительство было озабочено тем, как бы скрыть масштабы голода. В печати цензура запрещала употреблять слово «голод», заменяя его словом «недород».
В это же время работники специальных подразделений с новой необычной аббревиатурой ЧК, наводнившие голодающие провинции, выявляли и арестовывали желающих спекульнуть на народной беде. Особо досталось в этот раз сельским ростовщикам – кулакам, считавшим любой неурожай большой коммерческой удачей. Чрезвычайная комиссия и приданные ей военно-полевые суды пресекали ростовщическую негоцию с жестокостью древних гуннов. Счастьем неземным среди подсудимых считалось поехать копать Беломорско-Балтийский канал или строить амурскую ветку Транссиба. Обычным же приговором являлся совсем другой, быстро получивший название «столыпинский галстук». Досталось не только кулакам. Помещики, вознамерившиеся, как в старые добрые времена, вывезти зерно за границу, лишились не только товара, но и самих поместий, на территории которых сразу же стали организовываться казенные агропромышленные хозяйства под руководством специально уполномоченных товарищей министра земледелия – Мичурина и Тимирязева.
Хлеб раздавался не бесплатно. «Нельзя оскорблять крестьян подачками», – публично заявил император. Спасённые от голода обязаны были строить. Под руководством агрономов из той же тимирязевской комиссии селяне высаживали защитные лесополосы, производили облесение балок и оврагов, на пути стоков воды выкапывали пруды, прокладывали оросительные и мелиорационные канавы, осушали болота. «План преобразования природы», опубликованный во всех газетах и журналах, уже стал библией для студентов и выпускников агрономических факультетов. Каждому молодому и честолюбивому хотелось увидеть своё имя в списках героев, покончивших с голодом. Впрочем, до Маньчжурии агроэнтузиасты пока не добрались, и новый губернатор решал проблемы кадрового голода другими способами. Ещё в марте Гродеков ознакомился и отправил в войска высочайший указ о наделении землей в Маньчжурии всех, отслуживших в этих краях и на Дальнем Востоке не менее трёх лет. Рядовым и матросам – тридцать десятин, унтерам и кондукторам – пятьдесят и офицерам – аж сто десятин. После этого указа военное ведомство захлестнул вал рапортов и прошений, а дальневосточные округа не только заполнили все свободные вакансии, но и впервые получили возможность выбирать наиболее образованных и умелых.
Воспоминания губернатора Маньчжурии прервали очередные фанфары – награждались отличившиеся в борьбе с голодом. Сельские старосты, земские доктора и учителя, простые крестьяне и мещане получали из рук императора ордена Кузьмы Минина, становясь новой элитой, или, как их уже за глаза называли, «миньонами».
Да, в России решительным образом что-то поменялось. Так, как было в Крымскую войну, уже не будет…
– Ваше высокопревосходительство! – тронул за плечо генерала адъютант. – Вас, а также генералов Чичагова и Грибского – срочно в Генеральный штаб. Предписание начальника генштаба Юденича, утвержденное его величеством!