"Фантастика 2023-128". Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
— Давным-давно это было, — начала Дюлекан акынить, слегка покачиваясь из стороны в сторону. — Не так давно, когда бог Севки только создавал людей, но достаточно давно, чтобы все об этом уже забыли. А то, что помнят, так это только потому, что когда бог Севки создал людей из глины, скрепленной рыбьим клеем, и влил в них жизнь водой с собственной ладони, то для того, чтобы люди друг друга любили, он поменял им ребра. Однако так случилось со временем, что люди на земле перемешались, и женщине найти себе пару — мужчину с полным набором своих ребер — стало очень трудно. Однако если такое все же случалось, то вспыхивала такая любовь, что остальные
— Как я это понимаю, — со стоном протянула Анфиса. — Сама, когда вижу большую любовь, вся на зависть исхожу не по-детски.
— Да тихо ты, со своими переживаниями, дай послушать, — шикнула на нее Альфия, — интересно же.
А мне пришло в голову, что евреи — с ребром Адама — скорее всего, жадные и жалкие плагиаторы тунгусов. С одним-то ребром всего!
— Так вот, — продолжила Дюлекан, — мужчины наши и берут по несколько жен, потому что только так можно угадать женщину, у которой есть хотя бы два-три его ребра. И это уже счастье. Но и оно редкостью стало в наше время. Раньше, говорят, такое намного чаще случалось.
И вдруг неожиданно поменяла тему:
— Жора, дай сигарету, никак нельзя у костра рассказывать что-то без трубки.
— Нет у меня трубки, — ответил ей, — увы.
— Вот потому я у тебя и прошу сигарету. Я видела, что у тебя есть с ментолом.
Я залез в карман и кинул ей жесткую зеленую с золотом пачку, которую Дюля ловко поймала. Привстать и подать, как культурному, сил никаких не было.
В это время зашумел чайник, и Таня заварила свой напиток, прилично запузырив в него сахару, чтобы отбить вкус веника от травяного сбора.
Дюля всем раздала по кружке, принимая их от Тани, наверное, чтобы рты заняли и не мешали ей вещать.
Потом села и прикурила от уголька, сорвавшегося с «керогаза». При этом закрыла глаза и стала странной манерой вдыхать в себя табачный дым.
Все молчали и терпеливо ждали продолжения. Все же не так много у нас было в последнее время таких вот развлечений в узком кругу.
— Но если все же соединяются двое, у которых взаимно все ребра от другого, то разъединить их не может уже никто и ничто, — сказала Дюлекан, выдыхая табачный дым, — даже духи и боги. Потому что это — Судьба. А Судьба старше и главнее богов. Судьбу даже боги боятся. Потому, что Судьба родилась раньше них.
Дюлекан снова затянулась и продолжила рассказывать, не открывая глаз:
— Жили в местности севернее Амура от Охотского моря до реки Тунгуски два рода ламутов. Один пас оленей и считался богатым, по сравнению с пешими рыболовами, потому как жить на одном месте может позволить себе только бедняк, у которого нет оленей, чтобы перевозить с места на место его разборный дом. А олени объедают все вокруг за три-четыре дня, и надо дальше кочевать. Но даже если пеший тунгус имел больше хороших вещей и денег, чем оленный, то все равно он считался бедным и недостойным даже стоять рядом с оленным тунгусом. Потому что потерять своих оленей эвен может, только прогневив богов и духов. А тот, кто прогневил духов, — по определению плохой и низкий человек.
И жил тогда же род Наттыла, который из-за падежа животных потерял в одночасье всех своих оленей. И пришлось им осесть на том же месте, где их олени пали, потому что все их большое хозяйство на одних собаках не перевезешь. И все их за это стали презирать. Не только оленные тунгусы. Пешие роды также не спешили считать их за своих. Все потому, что они давно стали оседлыми и, со своей стороны, кочующих оленных тунгусов стали считать дикими людьми. А тут дикие взяли и осели по соседству и вроде как своими стали. Кому такое понравится?
В то время, о котором я рассказываю, стали приходить на наши земли с севера воинственные чукчи и отнимать у эвенов меховые шкурки, которые чукчи, в свою очередь, меняли на железо у купцов с юга. Эти купцы приходили на больших лодках от реки Амур, которую они называли Черным драконом. И с этим китайским железом чукчи становились еще сильнее. А тунгусы, которых чукчи объясачивали, [717] — еще слабее.
Оленные тунгусы еще могли при первых признаках нашествия быстро откочевать в тайгу и скрыться там среди сопок при приближении банд чукчей, а вот оседлые никуда не могли уйти ни от своего дома, ни от своего рыбного лова. Поэтому оседлые тунгусы быстро обеднели настолько, что им стало часто нечем платить калым за невесту ее родителям.
717
Ясак — натуральный налог с сибирских народов, который взимала сначала Монгольская империя, затем Сибирское и Русское царства. В основном ясак платили мехами.
И вот как-то на ярмарку, которую устроили маньчжурские купцы в верховьях реки Зея, собрались многие окрестные роды, не только оленные, но и пешие, которые добирались туда на собаках, погоняя их кнутом. Кстати, больше никто собак так не погоняет, только ламуты. На нартах пешие ламуты привозили тюлений жир в мешках из тюленьей же кожи, юколу и порсу в берестяных коробах. И оленные вынуждены были пешим за пуд порсы отдавать соболя или лису, потому как хитрые пешие ламуты привозили порсы не так чтобы слишком уж много. Чтобы оленные тунгусы старались перехватить порсу под носом у другого рода, возвышая цену.
— А что такое порса? — спросила Булька.
— Порса, — ответила тут же Дюля, — это рыбная мука из мелкой юколы. А юкола — это копченая рыба из семейства лососевых. Юколой пешие роды зимой кормят собак, а оленные сами едят с удовольствием, как лакомство. А из порсы, смешав ее с мукой, делают лепешки. Очень сытные. Или варят густую похлебку. Оленные мясо едят не часто. Разве промыслят что охотой. Оленей же режут крайне редко. По праздникам.
— Как это так — стадо держать, а мяса не есть? Непорядок, — уверенно заявила Антоненкова.
— Дальше слушать будем или перебивать? — Дюлекан собралась обидеться.
Все зашикали на Галку, и ее вопрос остался без ответа.
— Вот так шкурки от оленных стали переходить к пешим, — тоном сказителя продолжила Дюля, — а те стали добывать мех, только чтобы ясак отдать чукчам, не больше, потому как порсу делать намного легче, чем по тайге за соболем гоняться. Да и идет на нее рыбка, можно сказать, сорная, которая на юколу не годится. А на ярмарках, обменяв порсу на мех, тут же у маньчжур или ханьцев меняли этот мех на то, что самим в хозяйстве надобно: нить для сетей, железные топоры, ножи, наконечники для стрел и гарпунов, рыболовные крючки и стеклянный бисер. И чугунные котлы, в которых ту же порсу потом и толкли. Табак, трубки для себя и бусы для своих жен.