"Фантастика 2023-138". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
— Огонь.
— Разочаровалась я в вашем брате.
— Нет у меня братьев, ваше сиятельство, одна я у батюшки.
— Конечно, одна, — хохотнула старуха. — Будь у Абызова детишек поболее, делиться бы капиталами пришлось, а тогда бы ты этот куш у судьбы не сорвала. Я Анатоля подразумеваю.
— Я поняла, — кротко кивнула я. — Но предпочитаю считать, что его сиятельство мои душевные качества привлекли.
— Ну да, ну да, именно они. — Руки моей она не отпустила, тонкими паучьими пальцами гладила ладонь. — Любой мужик, на эдакую штучку глядючи, первым делом о ее душевных качествах подумает.
Ладонь кольнуло, я ахнула, попыталась отдернуть руку.
— Отвечай как на духу. Любишь его или на титул позарилась?
Боль ушла, но что-то в мякоти ладони осталось, я ощущала это как занозу.
— Не люблю… — Пришлось закусить губы, чтоб не дать сорваться с них словам, но это не помогло. — И на титул уже не претендую. Могла бы сделать так, чтоб внука вашего более не видеть, сделала бы с превеликим удовольствием.
— Уже? Стало быть, зарилась?
— Вы меня чарами пользуете?
— Не отвлекайся! Не поможет время протянуть. Так что?
— Зарилась, — ответила я честно. — Меня подлые люди научили, что через аффирмацию можно силу свою изгнать, а я, по глупости, очень этого тогда желала.
И я, путаясь в бесконечных «ваше сиятельство» выложила старой княгине всю свою подноготную.
— Понятно, — сказала та, отпуская мою руку. — Значит, теперь тебя Брют за жабры ухватил.
С ужасом поглядела я на свою истерзанную ладонь, из глубоких проколов на ней сочилась зеленоватая субстанция.
— Вытрись, — велела княгиня. — Графин вон возьми, на столике, да мокрой тряпицей почисти.
— Это яд?
Слизь оттиралась обычной водой, оставляя глубокие, будто от булавки, проколы.
— Буду я на тебя, девчонку, еще яд тратить. Так, колдовство мелкое, немощным старушкам в помощь. Мой, Серафима, покойный супруг канцлером берендийским был, много разных штучек после него осталось. Сильнейшие мира сего не могут лишь на штыки полагаться, особенно когда в империи столько вашего брата развелось. Ну чего разнюнилась? Царапину зарастить не можешь?
— Я, ваше сиятельство, огнем призвана, не по лекарской части.
— Глупости, — сказала княгиня по-французски. — Первоэлемент указывает лишь на источник силы, а не на приложение оной. Скорее ты, мадемуазель, неуч.
На правду я не обиделась.
— А теперешний канцлер тоже разных штучек в своем распоряжении имеет преизрядно?
— Хорошее произношение. Выговор арадский?
— В тамошнем пансионе обучалась, к сожалению, не чародейству.
— Это и понятно. Женщины в этом мире редко одаряемы силами, потому и учить их не берутся. А на вопрос свой ответ и сама знаешь. Его высокопревосходительство обладает всеми возможностями любому чародею противостоять, а уж темпераментная недоучка ему вообще не соперник.
Она бросила быстрый взгляд мне за спину и перешла на берендийский:
— Анатоль, внучок мой драгоценный.
Обернувшись, я узрела сквозь клубы чадных ароматов фигуру князя Кошкина.
— Вы не утомились, гранд-мама?
— Утомилась. — Старушка откинулась на подушки. — Отпущу, пожалуй, твою суженую. Эх, молодо-зелено, не все вам при развалине древней сидеть, вам и поворковать охота. Про невесту твою одно скажу: хорошая девочка, чистая. По нраву она мне пришлась. Знаешь что, внучок, подарок я ей сделать желаю. Подойди к шкапчику да подай мне серебряную шкатулку.
Князь на цыпочках пересек комнату, скрипнул дверцами и поднес к кровати ларец. Княгиня открыла шкатулку крошечным ключом, который висел у нее на шее, и достала оттуда хрупкий, свернутый в трубочку лист.
— Это береста, милая Серафима, на ней начертана аффирмация сего отрока.
Отрок на «отрока» поморщился, но почтительно вытянул шею, рассматривая документ.
— И с этой минуты, Серафима Карповна, я вручаю вам судьбу и будущность моего внука Анатолия Ефремовича Кошкина.
Я молчала, не зная, что ответить, на ощупь береста была гладкой и скользкой.
— Гранд-мама, — сказал Анатоль со слезами в голосе, — я и Серафима, мы оба благодарим вас за сей драгоценный дар, за доверие, коим вы удостоили наш союз, за ваше благословение…
Он запнулся, будто не в силах справиться с чувствами.
— Ступайте, дети, — прошелестела княгиня. — С Богом.
Жаль, что в комплекте с аффирмацией шкатулка не шла, неудобство хрустящего подарка я ощутила, оказавшись за дверью спальни.
— Желаете сохранить фамильный артефакт у себя? — спросила я князя.
— Как залог нашей любви?
Мы шли по коридору, и чтоб схватить меня за руку, ему не пришлось даже придвигаться.
— Хотя бы наедине оставьте притворство!
— Я искренен с вами, Серафима. Что бы ни мешало нам в прошлом, поверьте…
Избежать объятий с последующим лобзанием, мне помогла берестяная грамотка. Она хрустнула, я взвизгнула, лакей, шедший шагах в пяти, обернулся на звук, князь, приняв невинный вид, улыбнулся и прошептал:
— Моя будешь, шелковая, покорная… Скоро…
Уж не знаю, чего ожидала Наталья Наумовна, но, когда я, вернувшись в голубую гостиную, сообщила, что желаю немедленно отправиться домой, личико ее выразило удивленное раздражение. Князь же изъявил мне благодарность за визит и откладывать его окончание не стал.
Обратная дорога прошла в молчании. Нянька, не помогая никому раздеться, ушла к себе.
— Что ж, прикажете ужин готовить? — вопросила Акулина, появляясь из кухни.
— Готовь, — всхлипнула кузина, бросая шубу на пол.