"Фантастика 2023-140". Компиялция. Книги 1-18

Самый темный ночной час, когда законопослушные обыватели спят в своих кроватях, а лиходеи в отсутствие первых спят в своих, у порога мрачного дома, что на улице Трех Лун, раздался плеск весла. Гондола с потушенным фонарем приблизилась, и одетая в черное фигура тяжело запрыгнула на каменный парапет. Дверной молоток

– Сеют ли в ваших краях семена… – Посетитель чертыхнулся, откашлялся и начал заново: – Сеют ли в ваших краях семена желтого аира, зеленого аниса и синего хумуса?

За окошком молчали. Фигура в черном изогнулась, у края рукава зажегся огонек, осветивший другую руку закутанного в балахон мужчины, к слову, довольно пузатого.

– Простите, брат-шестой. Аир, конечно же, зеленый, анис – желтый, а синий… Е-ли-ледж?!

Шпаргалка была предусмотрительно написана чернилами на ладони посетителя.

– Их засевают в сердцах верных, – недовольно ответил привратник, и дверь распахнулась ровно настолько, чтоб пузан мог в нее протиснуться.

Все тайные общества во всех обитаемых мирах похожи друг на друга, особенно в страсти к посевной терминологии. Еще члены их скрывают свои лица и имена и выбирают для тайных встреч самые темные часы ночей.

Члены конкретно этого общества заседали в подвале и ожидали лишь прибытия своего десятого члена, того самого предусмотрительного толстяка. Под низкими сводами зашелестели приветствия и упреки.

– Я собрал вас нынче, братья, – начал первый, сидящий во главе овального деревянного стола, на котором лежало нечто, накрытое до времени парчовым покрывалом, – потому что час наш близок.

– При всем уважении, – четвертый брат славился своей сварливостью, – в прошлый раз вы говорили то же самое, когда старикан Дендуло отбрасывал копыта в спальне своего дворца, а горожане стенали на площадях, сожалея о кончине «душки дожа».

– И если бы четвертый брат распорядился своим голосом так, как было договорено… – начал язвительно брат-второй.

– И если бы десятый…

– Мы получили бы уже своего карманного правителя!

– Трусость!

– Измена. Каждый хотел чужими руками жар загребать.

– Тишина! – велел первый, и его окрик заставил присутствующих замолчать. – Претензии будете высказывать друг другу в своих гостиных. Изменники покараны, и больше к этой теме мы возвращаться не будем.

Присутствующие осторожно выглянули из-под низких капюшонов, пересчитывая соседей. За столом из «Другого Совета десяти» сейчас сидело только девять человек.

– Как давно? – осторожно пискнул десятый. – То есть хотелось бы знать, когда произошла… гм-м… км-м… экзекуция?

Первый жестом фокусника сдернул парчовое покрывало.

– Это синьор Ко… – начал десятый, глядя на мертвую человеческую голову

– Тишина!

И тишина наступила, испуганная и густая, как патока.

– Надеюсь, следующие выборы пройдут к нашему всеобщему удовольствию.

– Но дож Муэрте молод и полон сил. – Четвертого брата мертвые головы не пугали, он на них без счета насмотрелся. – До следующих выборов доживут лишь самые юные из нас.

– Дож скоро нас покинет. – Брат-первый медленно повел головой, будто осматривая соратников раструбом капюшона.

– Но покушения проваливаются одно за другим! Хитрый мальчишка разбирается в ядах и приставил пробовать свою еду сыновей всех аристократических фамилий города!

– У Муэрте тоже есть слабости.

– Женщины? – фыркнул четвертый. – Мы пытались, но…

– Его пожрет гнев моря.

«Другой Совет десяти» разошелся под утро. Члены его по одному покидали дом в неприметных бесфонарных гондолах.

Синьор Артуро Копальди выбрался из-под стола, когда плеск весла последней гондолы замер в отдалении.

– Шея затекла, – сообщил он брату-первому, уже снявшему капюшон и разливающему по бокалам вино из пузатой бутыли. – Дырку пропилить можно было бы и побольше.

– В следующий раз пили сам. – Главный заговорщик подал бокал. – Хотя в другой раз надо будет изобрести что-нибудь новенькое. Они, конечно, болваны, но не идиоты же.

– Не унижай подданных. – Копальди пил, жмурясь от удовольствия. – Даже светочу разума не пришло бы в голову, что тайное общество злоумышлений против дожа возглавляет сам дож.

Синьор Муэрте скривился:

– Представляешь? И это сам!

– И шапка!

– Проклятая шапка! Она давит на голову!

– О, про настоящее давление тебе много может поведать моя шея.

Они расхохотались, сразу будто сбросив десяток лет, оказавшись молодыми, не разменявшими еще четвертого десятка людьми.

Королеву делает свита, решила я, изображая всем видом вдохновенный восторг. Маэстро Калявани как раз извлек из инструмента первый пронзительный звук, и я знала, что его цепкие глазенки, полуприкрытые в творческом экстазе, наблюдают за нами. Музыку я вовсе не обожаю, зато знаю, сколь ценно музыканту восхищение слушателей.

«Рыбы вы снулые, – скажет после маэстро, – берите пример с синьорины Саламандер-Арденте, вот кто умеет чувствовать!» А я покраснею, опущу глаза, ощутив зависть униженных товарок. Синьор Калявани с его волшебной виолой пользовался на материке столь бешеной популярностью и обошелся городской казне в столь кругленькую сумму, что вздорная сварливость музыканта прощалась. Сейчас в классной комнате сидело два десятка дочерей самых аристократических и богатых фамилий Аквадораты, и каждая из синьорин стерпит от старого пенька любую гадость.