"Фантастика 2023-140". Компиялция. Книги 1-18
Шрифт:
— Вы плакали?
Да. Не смогла сдержать слез, когда вы бестрепетно согласились на развод. Вот так я должна ответить?
Шмыгнув носом, я покачала головой.
Супруг предложил мне руку, на которую я оперлась. Мы вышли из спальни, беседуя о музыке.
Свекровь ожидала нас в малой зале приемов.
Гвардейский караул отдал нам честь.
— Капитан Гаруди сегодня не на службе? — спросила я, приветливо кивнув незнакомым стражникам.
— Синьор Гаруди теперь служит Аквадорате за ее пределами, — скучно ответил дож, — по причине своей излишней болтливости.
Я смутилась, поняв, что вина за изгнание
Лакеи распахнули двустворчатые двери малой залы. Тишайший вперед меня не пропустил, этого не позволял протокол. Шагнул через порог первым, я — отстав на полшага. Синьора Муэрто восседала на резном стуле, прямая и недвижимая, как надгробная статуя.
— Матушка, — сказал его серенити, — позволь представить тебе мою супругу дону Филомену.
Доне Маддалене было крепко за сорок, даже ближе к пятидесяти, но старухой я не назвала бы ее даже по злобе. Свежее четкое лицо со смуглой кожей оливкового оттенка, присущего уроженцам далекого юга, ни следа седины в смоляных волосах, разделенных пробором на две части и забранных под кружевную накидку, хорошие зубы. В последнем я удостоверилась по причине брезгливой гримасы, заставившей тишайшую свекровь приподнять верхнюю губу. И глаза, светло-зелено-голубые, даже светлее, чем у ее сына, глядели на меня без восторга.
Присев в реверансе, я опустилась на свободный стул подле супруга и чинно сложила руки. Ладони доны Маддалены покоились на навершии трости, видимо, наличие этого аксессуара и послужило причиной нелестного прозвища, которым наградила ее моя главная фрейлина.
Маура тоже была здесь, в зале, и синьорины Раффаэле с Сальваторе, и пара статных незнакомых синьор, и десяток служанок, почтительно ожидающих указаний у дальней стены. Кракен меня раздери! Сцена была обставлена так, что казалось, что синьора Муэрто здесь хозяйка, и это ее слуги, ее фрейлины и ее Артуро. Синьор Копальди восседал по правую руку от матушки Чезаре и выражал видом своим некоторое смущение.
Исподволь осмотревшись, я заметила, что по центру малой залы будто проведена невидимая черта. С одной стороны ее были я и дож, с другой — все остальные. Как на шахматной доске. Или на поле боя.
Дож напряжения, повисшего в воздухе, не замечал. Он беседовал с матушкой, рассказывая ей о путешествии к Трапанскому архипелагу, сокрушался, что не знал о прибытии родительницы и не задержался, чтоб ее встретить.
Та на сыночка не смотрела, рассеянно кивала, велела слугам принести вина и закусок, велела Артуро велеть выдвинуть из угла стол и сервировать его, велела Паоле принести шаль, Бьянке — догнать Паолу, чтоб шаль не приносить, Мауре… Впрочем, я не вникала. Обилие противоречивых приказов создавало гнетущую атмосферу приближающегося хаоса. Исключенная из беседы, я эту атмосферу ощущала в полной мере. Меня бросало попеременно то в жар, то в холод, губы пересохли, я поминутно их облизывала.
Стронцо Чезаре, ты не мог поговорить с матерью наедине, как только вернулся в столицу? Что за балаган? Ах, супруга, оказывается, не томилась две недели в заточении, а болела? Лжец. А вы, дона Маддалена, воображаете, что здесь никто не умеет считать? Вы не успели бы доплыть с Пикколо в Аквадорату за те несколько дней, что прошли с момента свадьбы. Известие застало вас в пути. Это точно, как дважды два. Поэтому вы сейчас преподносите
Соберись, Филомена. Все происходящее тебя вовсе не касается. Вечером ты получишь свободу и забудешь дворец как забавный сон.
Эта мысль меня подбодрила. К тому же внесли закуски.
Сыр, оливки, вино, нежнейший паштет, свежие булочки, холодное масло. Яства манили, я едва терпела, пока запуганный молодой человек снимет с них пробу, чтоб приступить к трапезе.
— Слухи о красоте доны догарессы несколько преувеличены, — сообщила синьора Маддалена в пространство. — Или болезнь, удерживающая ее в постели прошедшие дни, оставила на ее лице свои следы.
Пробовальщик стоял, зажмурив глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. Я медово улыбнулась:
— Красота юных дев столь быстротечна, не правда ли, драгоценная матушка?
Та вздрогнула, будто до этого считала меня немой, и сообщила, что первейшей женской добродетелью считается скромность.
Я не спорила, лишь сообщила, что моей скромностью можно загрузить трюмы целой флотилии и экспортировать эту добродетель за пределы безмятежной Аквадораты.
Чезаре тихонько фыркнул, сдерживая смешок, и пригласил нас пересесть к столу.
Отвлекшись едой, я ненадолго упустила нить беседы. Свекровь ограничилась стаканом воды.
— Кроме скромности дона догаресса обладает отменным аппетитом, — сказала она. — Не опасаетесь располнеть?
Голубка Паола хихикнула в свой стакан, она тоже постилась. Притвора.
— Чезаре будет любить меня и толстушкой. — Я подмигнула супругу. — Не правда ли, дорогой?
— Конечно, тесоро, чем больше тебя будет, тем богаче стану я, обладающий этой драгоценностью.
Взяв меня за руку и чудом избежав выкалывания глаза вилкой, которую я не успела отложить, тишайший чмокнул мои пальцы. Свекровь поморщилась, но смолчала.
Ну, то есть она продолжала метать свои стрелы. Дворцовые слуги, оказывается, нерасторопны, уборщики неряшливы, горничные кокетки, и не будь здоровье доны догарессы столь слабым, она, разумеется, смогла бы исправить все хозяйственные недостатки. К счастью, у полудохлой невестки есть она, благочестивая вдова Муэрто.
Дож соглашался с каждым словом родительницы, поигрывая кольцом на моем безымянном пальце. Вилку мне приходилось держать в левой руке.
— Под окнами дворца после заката собираются какие-то странные личности, — продолжала дона Маддалена, — пьянчужки, гуляки… вампиры!
— Насколько мне доложили, матушка, — отвечал Чезаре, — вампир был только один, предводитель Ночных господ князь Мадичи. И, кажется, после вчерашнего душа… Скажите, кому пришло в голову окатить экселленсе святой водой?
— Обычная ночному синьору нисколько не вредила.
— Браво, матушка.
— Его сиятельство мертв? — встревожилась я.
Две пары светлых глаз встретились, и похожие лица Муэрто озарили похожие саркастичные улыбки.
— Вампира невозможно убить, — протянула свекровь. — Даже если вонзить осиновый кол в сердце, сжечь тело и развеять пепел. Непременно через какое-то время, даже через сто или двести лет, капелька человеческой крови, угодившая на частичку праха, возродит чудовище.