"Фантастика 2023-174". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
— Тактически выгодно быть эгоистом. Это верно на короткой дистанции. Теория игр и дилемма заключенного — это про тактику. Партия в игру вообще ограничена временем игровой сессии. — отвечаю я: — а вот стратегически… стратегически, на долгой дистанции всегда выгодно быть социально ответственным… или по-другому — добрым. Помогать другим в беде. Зарабатывать репутацию надежного и всегда готового помочь добрым словом или делом. Есть у русских такая сказка про Ивана-сына сегуна и Кощея Бессмертного. Так вот, пока Иван шел свой квест выполнять — он по дороге то медведя спасет, то волка, то селезня из силков вытащит. Ну неужели у путника в дороге своих забот нет? Он же торопится свою жену из лап злодея вызволить. Ну и с точки зрения утилитарной — зачем зверям помогать? Из медведя там шубу можно сделать, мясо в конце концов… однако в финальной схватке звери помогают ему одолеть Кащея. Без их помощи он бы не справился. А был бы эгоцентричный манипулятор как ты — остался бы без подмоги в нужный момент. Человек — существо социальное и не может без окружения. Сперва он подбирает себе окружение, а потом — окружение формирует его, толкает вперед или тянет вниз — уж какое он себе соберет.
— Это ты к тому, что мне надо быть добренькой? Вот прямо ходит за мной твой приятель из школы Бокса и слюни на меня пускает, а я должна срочно побежать и дать ему?
— Ну, во-первых, не надо путать доброту с половой распущенностью — ухмыляюсь я и Натсуми больно бьет меня в плечо своим кулачком: — а во-вторых тут и лежит тонкая грань. Нельзя давать людям вокруг воспользоваться твоей добротой и различать, где тебя эксплуатируют и переходят границы… вот как ты недавно. Ты же сама выбираешь, когда дать, а когда нет. Но социально именно такие вещи — это не жалость и не доброта. И даже не благотворительность. Хотя… «благотворительный трах» — мне нравится, как звучит. О! Офелия идет.
— Офелия? — поднимает брови Натсуми, но я уже делаю шаг навстречу девушке в форме Академии Феникса, которая несет свой портфель спереди, сжимая его двумя руками, словно бы закрываясь щитом.
— Офелия! В своих молитвах нимфа, все чем я грешен, помяни… — говорю я, заступая ей дорогу. Она поднимает взгляд и в нем мелькает узнавание, страх, какую-то долю секунды она колеблется, но я знаю, как ей хотелось бы поговорить с человеком, который тоже читал (хотя бы читал) Шекспира и Бернса, как ей охота показать, что она знает, блеснуть знаниями и мастерством, вести непринужденную беседу и держать голову высоко поднятой. И если в ответ на мою цитату — она ответит своей, если она решится ответить именно как Офелия, возлюбленная Датского Принца — значит дело в шляпе, и я смогу с ней поговорить.
— Кхм… — прочищает она горло, чуть отступив назад: — Мой принц? Как поживали эти дни?
— Благодарю вас. Чудно, чудно, чудно. — отвечаю я со всей положенной в таких случаях куртуазностью, едва ли не взмахивая несуществующей шляпой с пером. Итак, девушка по имени Ядвига, одна из членов клуба неудачников, та, которую нещадно морщит и гнобит Марика, даже не понимая «а что тут такого» — разговаривает со мной. А ведь сперва, узнав, что я и Марика дружны — она прекратила всякое общение. Мне нужен клуб неудачников Академии. Мне нужна вся помощь. Коллектив «Колы Джап», братки семьи Кума, Клуб Экзорцизма, мои фанаты и мои хейтеры — нужны все. Да, на короткое время, но все же. Кроме того, я собираюсь помочь Ядвиге и ее клубу лузеров… а потом они помогут мне. Да, именно этим и отличается герой по Проппу — он не самый умный, не самый сильный, не самый харизматичный. Он вообще может быть… как там — «у старинушки три сына, старший — умный был детина, средний был и так и сяк, младший вовсе был дурак». Так что можно быть даже дураком, главное в сказке — быть с добрым сердцем… хотя я тут не в сказку попал, но! Мораль ясна и недвусмысленна, и я столько раз видел мгновенную карму на поле боя… так что я буду следовать законам войны, Золотому правилу и помогать всем вокруг. Даже если они потом и не помогут мне, что же… кармическая отработка поможет переродиться в начальника, как пел Высоцкий.
Но сейчас… сейчас важно подсечь рыбку. Продолжит ли Ядвига наш разговор и игру «знаем и цитируем Билла с неясными намеками»?
— Принц… — неуверенно начинает она и смолкает, прижимая к себе портфель. Да, слова, которые по тексту пьесы сейчас должна произнести Офелия — слишком уж приближают нас к неловкой ситуации в которой она предпочла не видеть меня. Я наклоняю голову и показываю, что жду ее реплики, немного сомневаясь в том, что она ее знает. И это вот — невыносимо для любого умника, который хочет показать, что он — знает.
— Принц у меня от вас подарки есть — выпрямляется она как натянутая струна, решившись: — Я вам давно их возвратить хотела. Примите их, я вас прошу…
Она замолкает и опускает голову, на мгновение испугавшись собственной дерзости, но она сейчас — уже не Ядвига Покацки, ученица Академии Белого Феникса, немного забитая и запуганная девочка, она сейчас — Офелия, трагический персонаж, девушка, которая слишком поздно поняла что единственной любовью датского принца была любовь к мести, и единственной мыслью, которая занимала его с утра до вечера — была не мечта о ней и совместной жизни в своем замке в Эльсиноре, а черное желание убийства собственного дяди. Сейчас ее собственная жизнь как будто отступает назад, а она — она преображается. Нельзя ей дать вернуться в реальность.
— Я? Нет. Я не дарил вам ничего — откликаюсь я короткой репликой.
— Нет, принц мой, вы дарили… и слова, дышавшие так сладко, что вдвойне был ценен дар, — их аромат исчез. Возьмите же; подарок нам немил, когда разлюбит тот, кто подарил. Вот, принц… — она приседает в почтительном книксене, наконец убрав портфель от своей груди, опустив его вниз. Да, я недооценивал ее — она и вправду знает произведения Билли наизусть! И она — уже не она, она живет в этой реальности! Черт, вот оно! Как сказал доктор философии Скрим, когда в палате Т стали исчезать пациенты и сам генерал Карпентер был бессилен перед Феноменом Исчезновения — Пошлите в палату-Т поэта. Он изучит, как они это делают. Только поэту это под силу. Поэт уже наполовину живет в мечте. А уж от него научатся и ваши психологи и анатомы. Они смогут научить нас. Они могут жить там. Господи, вот она ваша Американская Мечта, Карпентер. Это чудо, бессмертие, почти божественный акт творения… Этим непременно нужно овладеть. Это необходимо изучить. Об этом надо сказать всему миру.
И да, Америка не нашла тогда поэта. А у меня она есть. Она уже живет в нереальном мире, просто надо расширить эти рамки, надо чуть-чуть подтолкнуть ее…
— Ха-ха! — я упираю руки в бока и задираю голову, чувствуя себя шутом на средневековой ярмарке: — Вы добродетельны?
— Мой принц? — хмурится Ядвига-Офелия, хмурится именно так, как и должна была хмурится Офелия.
— Вы… красивы? — наклоняю я голову набок.
— Что ваше высочество хочет сказать? — задает вопрос Ядвига. Как я и думал — она следует написанному тексту.
— То, что если вы добродетельны и красивы, ваша добродетель не должна допускать собеседований с вашей красотой. — поясняю я.
— Разве у красоты, мой принц, может быть лучшее общество, чем добродетель? — продолжает следовать сценарию Ядвига, показывая не только абсолютное знание пьесы, но и незаурядное актерское мастерство. Именно на это я возлагаю свои надежды.
— Да, это правда; потому что власть красоты скорее преобразит добродетель из того, что она есть, в сводню, нежели сила добродетели превратит красоту в свое подобие; некогда это было парадоксом, но наш век это доказывает. Я вас любил когда-то. — краем глаза я вижу, что Натсуми складывает руки на груди и фыркает.
— Д-да, мой принц, и я была вправе этому верить. — спотыкается об текст она, но продолжает, лишь слегка покраснев.
— Напрасно вы мне верили; потому что, сколько ни прививать добродетель к нашему старому стволу, он все-таки в нас будет сказываться; я не любил вас. — небрежно бросаю я и она сжимается.
— Тем больше была я обманута. — опускает голову она.
— Если ты выйдешь замуж, то вот какое проклятие я тебе дам в приданое: будь ты целомудренна, как лед, чиста, как снег, ты не избегнешь клеветы. Уходи в монастырь; прощай. Или, если уж ты непременно хочешь замуж, выходи замуж за дурака; потому что умные люди хорошо знают, каких чудовищ вы из них делаете. В монастырь — и поскорее. Прощай. — говорю я ей. Вот и кульминация. Насколько она уже растворилась в Офелии, станет ли она следовать скрипту, когда-то написанному одним гениальным англичанином для своего небольшого театра? Услышу ли я сейчас монолог Офелии?