"Фантастика 2023-174". Компиляция. Книги 1-19

Абанов Виталий

— А ты еще раз передай! — заводится Юрико: — и не вздумай там ее трахать! Только этого не хватало!

Глава 13

Мы сидим в полутьме кабинета на шестнадцатом этаже, сидим и молчим. Иногда надо говорить, надо убеждать, надо аргументировать и призывать к разуму, надо жалить словами словно овод, надо демонстрировать красноречие и ораторское искусство. А иногда надо просто промолчать. И сейчас — как раз один из этих моментов. Я сижу в своем кресле, а эфирный директор Накано Наоки — в своем. Тяжелый, хромированный револьвер, словно бы выточенный целиком из куска металла — лежит на столе рядом со мной, и мы вдвоем делаем вид что не замечаем его. На столе, кроме револьвера — стоит граненная бутылка очень дорогого виски и два тумблера с камнями. Как говорят в барах — whiskey on the rocks… лед растворяется и портит вкус, а вот охлажденные в морозилке камни просто охлаждают

его. Еще на столе лежит белое полотенце с бурыми пятнами и целлофановый пакет со льдом. Да, лед заворачивается в полотенце, а потом прикладывается к пострадавшему объекту, чтобы меньше опухало. Все равно переносица эфирного директора Накано — распухла и сейчас она уже не выглядит такой роскошной женщиной, как совсем недавно. У нее распухла переносица, покраснели глаза, опухли веки и растрепались волосы. Несмотря на качественную косметику — она размазана по лицу и в целом вид у госпожи Накано как после бурной ночки в студенческом общежитии, еще и пуговицы на рубашке оторваны, так что я могу созерцать намного больше эфирного директора в распахнутой рубашке, чем позволяется приличиями. Пользуясь случаем, отмечаю, что, как и следовало ожидать от светской львицы — в этом самом разрезе эфирный директор очень даже ничего. Ровный загар, упругая кожа без малейших изъянов, подтянутые и высокие творения пластического хирурга и чудо инженерной мысли — ее груди, которые спелыми плодами выпирают из дорогого бюстгальтера. До госпожи Накано я всегда облизывался на Мидори-сан, но наша школьная медсестра совсем другая. Она как будто мягкая, сдобная булочка, которую охота смять и пожамкать, наслаждаясь запахом и вкусом. А вот госпожа Накано словно гончая, подтянутая, совершенная и резкая. Кажется, что если обнять ее — то порежешься. Это как обнимать питона или большую дикую кошку — может и приятно, но очень и очень опасно.

Отвожу свой взгляд в сторону от разорванной на груди рубашки госпожи Накано. Это все адреналиновый откат, организм понял, что смерть ему больше не угрожает и тут же толкает меня на немедленное размножение, вот тут и самка рядом, чего теряться. Выделяет гормоны, паскуда такая, опять с собственным стояком бороться. Начинаю понимать Бьянку, которая при мысли о геноциде всегда течь начинает… чертова психопатка. За что я ее люблю? Видимо как раз за это… говорят в паре обязательно надо убедиться что именно ты — crazy one, именно ты — долбанутый. У нас в паре хрен разберет, я вот раньше считал, что это я тут самый долбанутый, но последние события показывают, насколько я Кексика недооценивал, она же как из песни AC/DC, она — тринитротолуол, она совершенно и абсолютно поехавшая и это привлекает меня в ней, словно мотылька тянет на жар ацетиленовой горелки в темноте.

Хочу ли я тихой и спокойной жизни? Да. Или нет? При мысли о том, как наша с ней жизнь несется к черту вниз и вверх и Кексик — хохочет безумным смехом, паля в белый свет из своего тяжелого пулемета от бедра — что-то в моей груди подается навстречу этому чувству, и улыбка растягивает мои губы, и Темный попутчик хохочет вместе с Кексиком, вот она радость жизни, Кента! Долой скучную жизнь, неужели ты собираешься жить вечно?! Ходить по улицам, толкаться в метро, работать в офисе по двенадцать часов, приходить домой и так никогда и не поднять голову вверх?! У тебя есть она и она разделяет твои убеждения, твои желания, она поймет тебя… чтобы ты не захотел сделать… а все что тебе надо сделать — это отпустить тормоза. Прекратить ее сдерживать. Расслабиться и наслаждаться представлением, черт возьми.

— Револьвер верни… — говорит наконец Накано: — это подарок.

— Вот хрен тебе. — отвечаю я, нарушая все законы вежливости и правила хорошего тона. Какой тут к черту стандинг? Не собираюсь я слова подбирать, тоже мне мстительница нашлась. Сперва бы выяснила что к чему, а потом выводы делала. Вот, кстати, именно поэтому я Зрячего и не пристрелил в тот раз. Действовать импульсивно, не собрав информацию — это глупо. Может кто-то (и мы знаем кто именно) — манипулировал мною? Может Зрячий ни хрена не заслужил репутацию, а его подставили? Вот как Бьянку и Ю-тян — кто-то расчетливо подставил, а тут еще и я пришел, вот у Накано-сан крышечку и заклинило — дескать поиздеваться пришел… получи фашист гранату! Нет, нет, нет, нельзя так, иначе вы будете только орудием в руках кого-то расчетливого, если вы поддаетесь эмоциям, позволяете своей внутренней обезьяне решать за вас — то вы и есть эта самая обезьяна. Убить легко… но воскресить человека невозможно. А зная, что смерть не конец, убийство и вовсе не выглядит как наказание. Вот связать человека и Бьянке на опыты отдать… и Шизуку позвать… вот сколько вокруг меня людей с перекоряченной психикой…

— Просто оставь его на столе, когда уходить будешь. Разряди и оставь — говорит госпожа Накано и по ее подбородку течет тонкая струйка крови. Когда это я успел ей губу разбить? Приглядываюсь. Непонятно… видимо пересохли

губы, треснули… все же эти губы это не просто губы а еще одно творение рук неизвестного гения от пластической хирургии.

— Зачем тебе револьвер? Еще застрелишься… — шучу я, ляпнув первое что в голову пришло, но встретившись взглядом госпожой Накано вдруг понимаю — именно так она и поступит. Вот сейчас, стоит мне встать, небрежным движением кисти откинуть вбок барабан и высыпать в ладонь пять патронов и одну стрелянную гильзу, поставить один патрон рядом с прозрачным тумблером с виски на камнях. Положить на стол тяжесть револьвера. Развернуться и выйти из кабинета эфирного директора, закрыть за собой дверь и прислушаться. И услышать одинокий грохот выстрела в закрытом помещении. И можно даже не открывать дверь, ведь и так ясно что я там увижу — тело госпожи Накано в кресле с дыркой в голове и с ее мозгами на стене, как раз там, где у нее картины малых голландцев, то ли Питера Хоха, то ли Яна Вермеера… интересно подскочит ли цена на эти картины в результате такого вот украшения или упадет? Натюрморт с кистью винограда семнадцатого века, холст, масло, с добавлением антуража двадцать первого века, бурые брызги, сделанные кровью и мозгами некой Накано Наоки… звучит. Чертовы японцы. Вот откуда столько бараньего упрямства и узколобости? Ладно я знаю, что смерти нет, но она то куда?

Взглянув в глаза Накано, я принимаю решение. Беру тяжелый револьвер со стола. Металл приятно холодит руку, рукоять ложится в ладонь как влитая. Все-таки насколько человечество преуспело в изобретении, эволюции и изготовлении орудий убийства. Когда держишь в руке то, что имеет только одно назначение — убивать людей, то начинаешь поражаться удобству и продуманности этого инструмента. Вот тут, сбоку — отжимаешь защелку и чуть-чуть ведешь кисть вбок… откидывается барабан. Нажать на экстрактор и на мою ладонь падают пять смертей … и одна пустая гильза. От стрелянной гильзы остро несет запахом пороха. Аккуратно выделяю одну смерть. Смерть калибра сорок четыре магнум, тяжелый желтый цилиндр с тупой головкой. Остальные ссыпаю в карман. Ставлю патрон на гладкую поверхность стола и, словно играю в бильярд — толкаю его по полированной столешнице прямо к госпоже Накано. Желтый цилиндрик скользит по столу, госпожа Накано накрывает его ладонью. Все.

Собираюсь ли я отдать ей револьвер, чтобы она прекратила терпеть униженья века, неправду угнетателей, вельмож, заносчивость, отринутое чувство, нескорый суд и более всего

насмешки недостойных над достойным, когда так просто сводит все концы удар кинжала?

Хотя у нас тут не кинжал и я не Гамлет и госпожа Накано на Офелию не похожа. Она у нас скорее Лаэрт, персонаж которого обманули и заставили алкать мести совсем не в том месте, где он потерял. Который умирает не в силах отомстить настоящему обидчику, как там — «Нет зелья в мире, чтоб тебя спасти; Ты не хранишь и получаса жизни; Предательский снаряд — в твоей руке, Наточен и отравлен; гнусным ковом…»

Ну нет, в жопу господина Шекспира, это ему трагедия была нужна чтобы толпу завести и заставить зевак ахать и охать, заставить публик платить за билеты и не сожалеть что потратили эти деньги. Это для него шоу должно продолжаться. Весь мир театр и все мы в нем актеры, говаривал старина Билли, вот тут — картонный злодей, а тут — картонный герой, картонная барышня в беде, картонная коварная роковая женщина, а сейчас я должен выйти из кабинета, закрыть за собой дверь и услышать выстрел за спиной. Потому что так написано в сценарии этой сцены. Судьба. Рок. Фатум. Кисмет.

Я закрываю глаза и стискиваю зубы, внутри меня бесится веселый Темный, ему нужна кровь и смерть, но не только. Он ценит черную иронию. Он обожает вызов. В жопу судьбу, срать я хотел на весь этот фатум, кисмет, рок и предначертанное. И если есть на свете бог, то я не собираюсь следовать его сценарию. Сценарию, где я ухожу, затворяя дверь, а за моей спиной на роскошных коврах лежит госпожа Накано с пробитой головой, а на картина малых голландцев на стене — росчерк бурых брызг.

— Это так поступают наследники древних самурайских родов? Убегая в небытие? Оставляя здесь обидчиков? Не уплатив по своим долгам? — спрашиваю я у нее, защелкнув пустой барабан обратно и положив револьвер на стол: — так это делается?

— Заткнись, буракумин… просто отдай револьвер и катись отсюда. — шипит госпожа Накано: — тебя это не касается. Все свои долги я отдам сама. Род Накано прервется на этом.

— А ведь тебя обманули, Накано-сан. Обвели вокруг пальца. Кто-то совсем рядом. Кто-то подставил тебя, собирается увести у тебя все активы, да еще и направил твой гнев в нужную ему сторону. Ты просто пешка в чьих-то руках. Разве нет желания отомстить?

— Что ты понимаешь в мести, скоморох… — закрывает глаза Накано и откидывается назад в кресле, прижимая к переносице завернутый в полотенце пакет со льдом: — что ты понимаешь…