"Фантастика 2023-174". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
— Не скажу! Война — это путь обмана! — говорит Цветочек и подозрительно смотрит на меня: — Не знаю, как именно ты собираешься меня обмануть, но чувствую подвох! Ты… достойный противник! Знай, твоему царству тьмы и обмана будет положен конец! Я не прощу тебе тот факт, что…
— Какой именно факт ты не собираешься прощать, Аой-тян? — раздается мягкий и спокойный голос откуда-то сзади. Голос тихий, но на удивление — его очень хорошо слышно. Словно бы шум окружающего мира, весь этот гул постоянных разговоров в коридоре внизу, топот ног и хихиканье подружек — все это будто бы расступается перед этими тихими словами. Простре же Моисей руку на море, и возгна Господь море ветром южным сильным всю нощь, и сотвори море сушу, и разступися вода.
— Н-натсуми-сан! — тут же подпрыгивает на месте Цветочек Аой. Несмотря на всю свою кажущуюся отмороженность и детерминизм в преследовании своей цели, несмотря на фанатичный блеск во взоре и алые пятна румянца на ланитах, она таки нутром чувствует эту скрытую иерархию социальной пирамиды школы и потому мгновенно взбадривается при виде Высших Хищников. Кто не знает Натсуми? Все знают Натсуми. Черно-белый плавник над водной гладью, что приближается к тебя под зловещую музыку из «Челюстей». И кто ее родители — тоже все знают. И никому не говорят. Заговор такой… иногда мне кажется, что вообще никакой Натсуми нет, это как старый детектив, который был с Широ со своей воображаемой подружкой… а если Натсуми всего лишь образ идеальной одноклассницы? Но нет, она реальна… насколько вообще все в этом мире может быть реальным, как говаривал Розенкранц — тогда весь мир тюрьма. Со множеством затворов, темниц и подземелий, причем Япония — худшая из них.
— Скоро перемена закончится — говорит Натсуми, я не оборачиваюсь, но знаю, что она где-то там, за моим плечом: — что вы в коридоре стоите? А по фактам и прочему… можете и потом поговорить… вечером, например. Да, Аой-тян?
— Д-да, Натсуми-сан! Вечером! — Цветочек разворачивается на месте, бодрее чем солдат Екатерининской армии по команде «Кру-гом!», юбка вздымается вокруг ее бедер и она испаряется со скоростью проносящегося мимо болида NASCAR. МакЛарен?
— А тебе бы, Кента-кун, меньше головы задуривать этим молодым девчонкам. — советует мне Натсуми: — Не оберешься с ней потом. И с ними вообще… оно тебе надо?
— Оно мне не надо — соглашаюсь я: — Да только кто бы меня спрашивал. Мимо нуждающегося в моральной помощи и поддержке пройти не могу… мимо дома матери жены без шуточек не хожу я, или жестом покажу признание или делом выражу благодарность.
— Иногда я за тебя беспокоюсь, Кента-кун — говорит Натсуми и в ее голосе слышится усталость и обреченность: — и сейчас как раз такой случай…
— Нет, ты пойми, Натсуми-тян, я же и есть свой первый критик и своей же враг! Как говаривали древние — самый главный враг это ты сам! Победи себя самого и тогда ты настоящий победитель. А что является основой победы, помимо логистики, идеологии, ресурсов и информации? Конечно же союзники! Вот! Эти ребята являются моими союзниками в борьбе с самим собой! А хорошие союзники — это сила! Я сплочу их и поведу за собой в бой — на самого себя, конечно же! Потому что Кента-кун, если честно — не такой уж и хороший человек! Я расстраиваю свою маму и до сих пор не привел домой Сору-тян, а если я приведу домой Сору-тян, то обязательно расстрою кого-нибудь еще! Плохо учусь… необязателен и безалаберен, обожаю вкусно поесть и секс. Да, у меня сексуальная зависимость, интересно, это лечится? Надо бы узнать, как именно… если электрическим током, то я против — задумываюсь и чешу затылок. Я против членовредительства. Натсуми закатывает глаза, и я торжествующе улыбаюсь. Наконец-то! Наконец крепость под именем Натсуми — утомилась от всего этого бардака. Мама спит, она устала, это я ее достала. Слава богу, а то иногда было ощущение что у нее своих эмоций маловато, ан нет, и ее терпение не безгранично. Нет на свете идеальных людей, даже Натсуми не такая.
— Когда-нибудь… — обещает Натсуми: — когда-нибудь ты мне надоешь, Кента-кун и я сдам тебя обратно в зоопарк. Для опытов. Все, пошли уже, звонок скоро. Задуривать мозги и индокринировать неокрепшую психику юных девиц и юношей будешь после уроков… в свободное от учебы время.
— Jawoll mein Fraulein! — следую за ней в класс. Мы спускаемся по лестнице и попадаем в общий коридор. После этого дурацкого шоу даже пройти по коридору, не привлекая взглядов взволнованной общественности стало довольно трудным делом. Обязательно кто-нибудь остановится и начнет пялится, а то и камеру на смартфоне включит.
— Да, а как ты думал — говорит Натсуми, проходя мимо стайки девиц, которые делают вид что разглядывают что-то в своих телефонах, а на самом деле — тайком снимают нас.
— У славы есть свои отрицательные стороны — продолжает она: — как и у всего на свете.
— Я пока положительных сторон и не видел… — ворчу я: — одни проблемы.
— Ты можешь запустить свой бренд одежды… — предлагает Натсуми: — толстовки и трусы от Кенты!
— Не могу — качаю я головой: — контракт не дает. И парфюм, и линию одежды, и даже газированные напитки не могу. В течение пяти лет после шоу. Много чего там написано, так что…
— И Дар Любви?
— Особенно он. Бренд принадлежит студии, а все что осталось у меня — дурная слава, что похабник я и скандалист. Ммм… как там — ах какая смешная потеря… — цитирую я того самого Есенина, который не червонец.
Под потолком прокатывается «Динь-Донн-Динь!»и коридоры мгновенно пустеют. Я хватаю Натсуми за руку, и мы несемся сломя голову, врываемся в класс и… я перевожу дыхание. Учителя еще нет. Опоздание тут — довольно серьезное нарушение могут и неуд влепить. В смысле «отсутствовал на уроке», хотя на деле не отсутствовал, а просто опоздал. Отпускаю руку Натсуми и прохожу к своему месту. Сажусь и делаю вид, что сидел тут всегда. В классе шушукаются. Опять. Ну и пусть шушукаются, на каждый роток не набросишь платок, не в том я положении, чтобы цензуру вводить, не обращать внимания и через месяц-другой все уляжется… надоело уже. Может и в самом деле в Академию перевестись, не дадут тут жизни спокойной… Нет, нет, нет. Это панические мысли. Отставить. Думаем позитивно, уроки закончатся и у меня встреча с Натсуми и клубом… ах, да, еще АКМ эту надо переориентировать на теннисной площадке… сперва их, а потом в клуб. Поговорить надо и с Мико тоже… а потом домой. Поздно будет, но если успею в Школу Инадзавы заскочить по пути — надо зайти, с ребятами поздороваться, Нобу-сенпаю спасибо за науку сказать и за хук в печенку. Много дел. Нет покоя долбанутым, как говаривал наш ротный, назначая наряд вне очереди.
Глава 14
И если есть на земле место, где нет места суете и всему этому хайпу из ничего, то это как раз то место, где «нет Востока и Запада нет, что племя, родина, род, коль сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает».
Когда ты поднимаешь перчатки и смотришь на соперника в ринге, когда все зависит от твоих решений, твоей реакции, твоих движений — то все становится заметно проще. Есть я и он. И вот уже я оттягиваюсь назад, пропуская первичный бурст, проверку, разведку боем, короткую «двоечку» — левой-правой. Тут же подсаживаюсь, закручивая его и короткий джеб в корпус, туда, где локоть не достает, не закрывает. И, не дожидаясь реакции (а она будет, пропустите тычок в корпус и вы сразу же опустите локти вниз, непроизвольно открывая голову) — легко накидываю хук в ухо. Не вкладывая в удар силы, это у нас тут учеба, а не бойня. Терпеть не могу ребят, которые не рассчитывают силы на тренировке и отработке. Некоторые, кстати, специально так делают. То ли силу богатырскую показывают там, где не надо, то ли удовольствие им доставляет влупить со всей дури по партнеру, когда сказано «вполсилы» и «отрабатываем связку, не гоните волну». Нет, вложатся в удар, да так, что тело сотрясается, серьезно приходится над защитой работать и повреждения-сотрясения тоже вместе складываются, аккумулируются. Каждый боксер это знает, и уходить с тренировки, получив вместо обучения и расслабленности реакций на удары — лишние сотрясения и постоянное сжатие — не есть хорошо. Так что хук в ухо — едва-едва, обозначая, что ты балбес только что хороший такой крюк пропустил бы, будь это в настоящем поединке.
— А черт! — говорит Отоши, и поднимает перчатку, чтобы потереть пострадавшее ухо: — И как это у тебя получается? Колдун!
— Ты ворон не лови и тогда у тебя будет получаться — советует Нобу-сенпай из-за канатов: — сам локоть поднял, а потом на обманку повелся! Стойку постоянно ломаешь!
— Так Кента стойку вообще не соблюдает! — вопль возмущенного в пустыне. Действительно, у меня опущена левая рука, открывая подбородок, опущена и вынесена вперед, это «съедает» расстояние до цели и левый джеб, моя короночка — становится быстрей и неотвратимей. Сопернику также труднее атаковать из-за такой моей стойки, я перекрываю обзор и постоянно держу его в напряжении… но это не классическая стойка.
— Когда будешь как Кента и даже круче — тогда и сможешь не соблюдать стойку — ворчит Нобу-сенпай: — почему он не соблюдает? Кента!
— Да, сенпай? — легко перебрасываю вес с левой ноги на правую, «челночу» перед Отоши.
— Почему ты тот раз от меня в печенку выхватил? — задает философский вопрос Нобу-сенпай.
— Эээ… потому что был дурак и пытался объять необъятное и отлупить неотлупаемое? — предполагаю я.
— Не, ты как был дурак так и остался — качает головой Нобу и перелезает через канаты: — Отоши! Арчи! Тэтсуя! Смотрим сюда! — и он тут же подшагивает ко мне и стремительно обозначает тычок в печенку — всем корпусом обозначает, да так, что я инстинктивно аж подскакиваю в ожидании жгучей, ослепляющей боли в печенке. Но он сдерживает удар и поворачивается к стоящим у ринга зрителям. Сегодня в Школе Бокса Инадзавы людно и кроме привычной троицы хулиганов — Отоши, Арчи и Тэтсуи — вокруг полно новичков. Все смотрят на Нобу-сенпая с открытыми ртами.