"Фантастика 2023-181". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Покачав головой, Дженнак вспомнил Эйчида, тайонельца, который одолел еще больший путь среди гор и равнин, добираясь из Лесной Страны в Серанну. И добрался, чтоб найти здесь погибель… Сейчас путешествие Эйчида казалось ему едва ли не подвигом, хотя торговые тракты, соединявшие северное побережье Ринкаса, Внутреннего моря Эйпонны, с гигантским пресным озером Тайон-точи-ка, были широки, надежны, снабжены мостами, переправами и сигнальными вышками. И конечно же, Эйчид не шагал по ним пешком, а ехал в повозке или в колеснице, как положено светлорожденному; значит, вся дорога отняла у него месяц…
Резкий голос брата прервал его раздумья. Джиллор, поглядывая на карту, говорил:
— Здесь, в горле речной долины — Фирата, самое дальнее из наших укреплений. На высокой насыпи, с валами, рвами и частоколом, с двумя сотнями стрелков… Если добавить еще полтысячи солдат, гарнизон продержится и двадцать дней, и тридцать. Я же проведу войска сквозь холмы с юга и с севера на равнину… Смотрите! Впереди у тасситов будет наша крепость, справа и слева — взгорья, где всадникам не развернуться, а перед взгорьями — наши воины в панцирях, с длинными копьями и мечами. Мы вырубим их как гнилой лес, перестреляем, подобно уткам на отмели!
Брови Джиллора изогнулись и выпрямились, словно орел взмахнул крылами. Да и сам он сейчас походил на орла: растопыренные пальцы, точно когти, впились в колени, взгляд сделался пронзительным и грозным, серые перья накидки встопорщились над напряженными плечами. То была его стихия: планировать и предугадывать, окружать и наступать, вести в бой войска под рев боевых раковин, свист стрел и грохот барабанов. Пожалуй, в свои тридцать восемь лет он уже доказал, кто является лучшим полководцем в Верхней Эйпонне.
— Сколько людей ты собираешься взять, светлорожденный? — спросил Морисса.
— Восемь полных санр, четыре тысячи стрелков и копейщиков. Ну, еще пятьсот человек из Очага Гнева… бойцов в доспехах, носящих меч и секиру… Думаю, этого хватит.
Коррит, рослый сахем кентиога, внезапно пошевелился. Он был далеко не стар, но более прочих привержен прежним традициям; лишь у него одного на лице синели узоры ритуальной татуировки, которая в Одиссаре, государстве обширном, богатом и просвещенном, уже с полсотни лет считалась дикостью. Даже Кайатта предпочитал боевые шрамы этим нелепым рисункам, которым полагалось свидетельствовать о древности рода и былых заслугах его вождей. Но у Коррита по любому случаю имелось собственное мнение; как все кентиога, он был упрям и неуступчив, словно самец керравао в брачный сезон.
— Значит, светлорожденный, отправятся пять тысяч воинов: передовой отряд на кораблях, а остальные — пешком, в повозках и колесницах, — произнес Коррит, и синие узоры на его щеках дрогнули, словно начиная какой-то причудливый танец. — Пять тысяч человек, поход на четыре месяца, суда, повозки, запасы провианта и оружия — очень дорогого оружия… Доспехи и щиты, мечи и копья, топоры и арбалеты, да еще стрелы к ним… Хотел бы я знать, во что это обойдется, а? И стоят ли подобных денег и хлопот те ничтожные отродья черепахи, что сбежали на запад от власти своих сахемов? — Коррит уперся пронзительным взглядом в Мориссу, потом перевел глаза на Халлу и Кайатту, будто призывая их в союзники. — Пусть тасситские вонючки вырежут их под корень! До последнего человека! До последнего, другим в пример!
— А наши воины в крепостях? — осторожно поинтересовался Халла.
— Воинов убрать за реку! На левый берег Отца Вод!
— Оставив поселенцев без защиты?
— Что с того? — рявкнул Коррит. — Кому они нужны? Какой от них прок? Да и от всей этой войны тоже? Мей-тасса — не Коатль, не Острова, не прибрежные торговые порты, где можно взять много сокровищ; Мейтасса — это степь, пустая земля и полудикий скот! А земли и скота у нас самих достаточно… Разве не так, Халла? — Он уставился на сахема шилукчу, который, казалось, пребывал в нерешительности.
Упрям, но не глуп, решил Дженнак, разглядывая свирепую татуированную физиономию Коррита: знает, на кого надавить! Чуть ли не половина переселенцев, обосновавшихся на правом берегу Отца Вод, еще недавно принадлежала к клану шилукчу, а значит, Халла пострадал больше прочих сахемов Пяти Племен. Согласно древнему закону Варутты, люди, оставившие племя, платили подати лишь главному властителю, Ахау Юга Джеданне, который одновременно являлся и вождем хашинда, самого сильного и многочисленного из всех племен Серанны. Разумеется, такой порядок устраивал сагамора, но не слишком нравился прочим людям власти в Одиссаре. Дженнак заметил, как помрачнело лицо Халлы, как Морисса задумчиво поигрывает своим серебряным ожерельем, как потускнел глаз воинственного Кайатты. Люди означали могущество; больше людей — больше могущества, и никто из сахемов не хотел поступиться ни тем, ни другим. Даже Морисса, лучший из них, отец Вианны.
Коррит приподнялся, собираясь заговорить, но Джакарра, сидевший до того с отрешенным видом, перебил вождя кентиога.
— Восемьдесят тысяч чейни! — внезапно произнес он; взгляд его оторвался от недвижимой глади водоема, зеленоватые зрачки блеснули. — Я подсчитал: этот поход обойдется нам всего в восемьдесят тысяч серебряных чейни. Не так много, я полагаю.
— Восемьдесят тысяч?! Во имя Шестерых! Ты считаешь, что это немного? — Коррит принял картинную позу изумления: руки воздеты к небесам, голова и плечи откинуты назад, брови приподняты. — Восемьдесят тысяч чейни! Ха! Мне и вообразить трудно такую груду серебра!
— Всего восемьсот золотых арсоланских дисков, — с легкой насмешкой произнес Джакарра. — Если у тебя нелады со счетом, сахем Коррит, представь себе десять таких вот брусочков золота, каждый весом в десять мерных камней… — Он показал руками. — Десяток брусков, которые поместятся в небольшом ларце, но спасут наших людей и нашу сетанну…
— Наша сетанна не пострадает, если тасситы перережут поганых обезьян, забывших о своем племени, о родных очагах и долге перед сахемами! — прорычал Коррит. — Если бы мы замыслили поход на Мейтассу ради чести своей либо чтоб доказать свою силу, я первый привел бы воинов кентиога! Но защищать тех, кто покинул клан, я не собираюсь! Я сам закопал бы их в землю или бросил в водоем с кайманами! Я…
— Ты будешь молчать, Коррит, пока Одисс не дарует тебе каплю разума, — прозвучал спокойный голос сагамора. — Мы не оставим своих людей и земли, которые стали нашими. Джиллор поведет войска на запад. Хайя! Я сказал!
Вокруг облицованного розовым гранитом водоема мгновенно воцарилась тишина. Коррит сидел, выпучив глаза и хватая ртом воздух; Халла выглядел смущенным, Фарасса едва заметно усмехался, Кайатта задумчиво поглаживал свои шрамы; лица остальных застыли в нерушимом спокойствии. Чак, великий ахау Одиссара, выразил свою волю, и теперь оставалось лишь обсудить, каким образом она должна быть исполнена.