"Фантастика 2023-181". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
— Наследник! — послышалось в толпе. — Светлорожденный!
Кто-то откликнулся:
— Его хотели убить! Стражи! Где судьи и стражи?
— Это кейтабцы! Псы, дети псов!
— Покусились на потомка сагамора! На сына чака! Изранили его!
— Провонявшие рыбьи потроха! Моча койота! В Дом Страданий их! В пруд с кайманами!
— Глядите на столб! Столб с ликами Сеннама! Сожжен! И сейчас упадет!
— Святотатство!
— Кейтабские ублюдки! Обезьяны с ядом во ртах!
Среди толпы насчитывалось немало островитян, из кораблей О’Каймора, и с других кейтабских судов, и чувствовали они себя с каждым мгновением все неуютней. Хайанцы еще не разразились кличем «бей!», но было до того три вздоха; никто не глядел на мертвеца, над коим склонился Грхаб, никто не собирался выяснять, кейтабец он или нет, никто не взывал к справедливости Арсолана. Людей обуяло бешенство; с особенной яростью вопили гости из восточных городов, ибо их счет к разбойникам-островитянам был долгим, большим и кровавым. Дженнак, не дожидаясь, пока в ход пойдут ножи и палицы, шагнул к разгоряченному народу, повелительно выбросив руки вверх. Толпа смолкла.
— Я жив! — Его сильный голос раскатился над площадью и, отразившись от склонов насыпей, рухнул вниз, на замерших в ожидании людей. — Во имя Шестерых, успокойтесь! Я жив и цел, а ранен знатный человек с Кайбы, гость сагамора, моего отца! И я повелеваю: уберите оружие, умерьте неправедный гнев и вспомните о справедливости. Ибо сказано в Чилам Баль: если страдает невинный, кровь его падет на голову мучителя. А потому вернитесь на циновки трапез, люди Пяти Племен, наполните чаши свои вином, ешьте и пейте. И помните: тень истины длинна, тень лжи коротка, но лишь способный измерить их отличит одну от другой. Хайя! Я сказал!
Он опустил руки, и люди, пряча глаза, начали расходиться. То был горячий, но добрый народ, его одиссарцы, коих мудрая речь и слова из Священных Книг вразумляли лучше, чем палки стражей. Стражи, кстати, уже появились, числом не менее трех десятков, но, завидев белые перья наследника, встали в ряд, сунули палки за пояса, а ладони почтительно сложили перед грудью. Мол, только кивни, владыка, — прибежим!
Но Дженнак не кивнул, а повернулся к Грхабу, ворочавшему мертвеца и шарившему у него под накидкой. Лицо покойника было узким и смуглым, со впалыми висками и щеками, меж которых орлиным клювом торчал крючковатый нос; тело — сухое и жилистое, словно перевитое под кожей сизалевыми веревками, глаза — темнее Чак Мооль. На его груди алела татуировка, оскалившийся ягуар, однако рассмотреть ее в подробностях Дженнаку не удалось, так как изображение было залито кровью — метательный нож рассек смуглокожему горло. Грхаб вытащил его, обтер лезвие о накидку мертвеца и угрюмо буркнул:
— Атлиец! И метнул он в тебя громовой шар. Сидел в харчевне, ждал, потом поднялся — и к кораблю! Шел словно кошка к мыши… а мышь тянула вино с кейтабской черепахой! — Наставник неодобрительно покачал головой и прибавил: — Будь кошкой, парень, а не глупой мышью. И знай: не всякая смерть висит на кончике меча, как было с тем тайонельцем и с тем пожирателем грязи из Фираты. Бывает, смерть крадется тихими шагами, а потом… — Он бросил взгляд на перекошенный столб с ликами Сеннама, на мертвых быков и проворчал: — Нечестивое оружие, прокляни меня Хардар! Для руки убийцы, а не для воина!
— Я понял, учитель, — Дженнак склонил голову и постарался изгнать видение толстощекого лица Фарассы с насмешливой ухмылкой на губах. Боги снова говорили с ним — правда, чуть-чуть запоздав.
Подошел О’Каймор, опиравшийся на плечо Челери, — старик был не только навигатором, но и неплохим лекарем. Во всяком случае, бок О’Каймора уже прикрывала повязка из мягкого полотна, а вместо порванного и прожженного шилака на него натянули кейтабскую юбку из рыбьей кожи. Держался тидам бодро, и шли за ним полтора десятка коренастых молодцов, обвешанных оружием и возглавляемых Хомдой.
Пнув труп ногой, О’Каймор покосился на возбужденно гудевшую харчевню.
— Атлиец! Ну, с ними у меня давняя любовь, как у акулы с тунцом! А чего хотели эти черепашьи обглодыши?
— Пустить тебе кровь, тидам. Решили, что громовой шаp бросил кейтабец.
— Ну, а ты?
— Я повелел им резать ножами печеную рыбу, а не людей.
— Хмм… И они послушались?
Дженнак пожал плечами:
— Как видишь. Разве я не их властитель? Разве чак, мой отец, не говорит моими устами?
— Чтоб меня сожгли молнии Паннар-Са! — пробормотал кейтабец, непроизвольно потирая бок и всматриваясь и лицо Дженнака. — Клянусь веслом и парусом! Великую власть ты имеешь над людьми, мой господин! Власть разума, а не силы! Ведь недаром говорят, что орел сильней кецаля, но властвует над птичьим племенем все-таки кецаль — ибо мудр он и прекрасен.
Усмехнувшись, Дженнак тихо промолвил:
— Учитель мой считает меня не орлом и не мудрым кецалем, а глупой мышью. И он, наверное, прав.
— Носящему меч не понять того, кто носит перья сокола, — сказал О’Каймор. — Думаю, мой старый господин, владетель Ро’Кавары, не ошибся… Нет, не ошибся…
— Не ошибся в чем? — спросил Дженнак.
Но тидам не ответил, а принялся жаловаться на боль от ожога и проклинать атлийцев, недостойных милостей Кино Раа. И зачем только божественному Ветру захотелось опустить их в Юкате, рядом с бесплодными долинами Страны Гор! Кайба, зеленая и цветущая, подошла бы куда лучше!
«Или Серанна», — подумал Дженнак.
Конечно, он знал, почему Шестеро пришли в Юкату, a не в Кейтаб или другие страны, которым со временем были дарованы их священные имена. Как говорилось в Книге Минувшего, воздух в Юкате был душным, наполненным испарениями жарких джунглей, а в Серанне он благоухал ароматами цветов, на плоскогорьях запада был прохладен и свеж, у берегов Тайона пах чистыми водами, а в сеннамитской прерии — травами и влажной плодородной землей. И все-таки боги избрали Юкату, ибо лишь там в древности стояли города и каменные пирамиды, лишь там рассекали болота и лесные дебри дороги на высоких насыпях, лишь там золотились маисовые поля и воды покорно текли в пробитых человеком руслах. Вся остальная Эйпонна, и Верхняя, и Нижняя, была тогда дикой землей, где обитали дикие звери и столь же дикие люди. Такой была Серанна, и таким был Кейтаб; и потому, думал Дженнак, стоит ли сетовать на выбор богов?
…Свежий теплый ветер трепал волосы, ласкал нагую кожу; золотой глаз Арсолана смотрел прямо ему в лицо. Под ним вновь раскачивалась корабельная палуба, заполненная людьми: воины Одиссара грелись на солнце, мореходы Кейтаба таскали воду в непроницаемых кожаных мешках, поливали розоватые доски. Команда «чаек», дежуривших нынешним утром, в их работе участия не принимала — эти люди следили за ветром и парусами. В тысяче локтей позади «Тофала» шел «Сирим», и бриз развевал плетение из ярко окрашенных веревок на его реях. За большим кораблем виднелись три малых, с золотистыми, алыми и голубыми парусами; последний, «Кейтаб», был едва заметен на фоне аметистового моря и бирюзовых небес.