"Фантастика 2023-198". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
– Голубчик! (это было любимое выражение маршала по отношению к провинившимся!) Я же Вас уже предупреждал, генерал, что пропускать занятия в Академии, тем более, на постоянной основе, практически, воинское преступление! Где изволили пропадать? Вас не было на занятиях трижды за последнюю неделю!
– Проводил контрольные стрельбы для Государственной комиссии по вооружению, и обеспечивал показ новой техники Верховному Главнокомандующему, товарищ маршал.
– Вот интересно! И у моряков, и у летчиков, четыре Академии! Ну почему они своих бездельников к нам сплавляют? Что вы об этом думаете, Евгений Александрович? Почему он здесь?
Шиловский некоторое время был сам И.О. начальника Академии, и сейчас числился вторым заместителем, поэтому был в курсе событий.
– Он – по спецнабору, но вступительные экзамены сдавал, и
– А кто его допустил до защиты? У него нет зачета по железнодорожной сети Южного направления! Тоже по спецнабору?
– Я ее сдавал, товарищ маршал, три недели назад генерал-полковнику Кузнецову. Вот зачет.
И Петр предъявил «зачетную книжку».
– А почему в ведомостях этого нет?
– Не могу знать, товарищ маршал! Генерал Кузнецов на следующий день отбыл на 2-й Прибалтийский.
– А почему не сдавали с группой?
– Находился в командировке, в Исландии.
– Товарищ маршал, Борис Михайлович, вы не могли бы выступить оппонентом к его работе? Петр Васильевич! Вы принесли её? – вмешался в разговор Шиловский.
– Так точно! Вот она.
– Взгляните, Борис Михайлович, что наши слушатели, с голубыми лампасами, предлагают. – Евгений Александрович быстро раскрыл пачку отпечатанных листов на том месте, в котором говорилось об обеспечении боезапасом, продовольствием и горюче-смазочными материалами соединений и частей фронта. Маршал достал из нагрудного кармана пенсне за тесемочку, повесил его на переносицу и углубился в чтение.
– Применялось? Где?
– Крымский фронт, товарищ маршал, с января сорок второго. Затем Южный и Юго-Западный для снабжения двух воздушных армий и двух смешанных авиадивизий резерва Ставки.
– А почему Генеральный штаб об этом ни сном, ни духом?
– Этого я не знаю, товарищ маршал, меня перебросили на другое направление, на Север, а затем перевели на работу в тылу, директором двух авиазаводов. Теперь тремя «командую».
– Там еще очень много про инструментальную разведку говорится, Борис Михайлович. Ну, а времени у него, действительно, мало. Но справляется, очень интересную работу написал. – сказал Евгений Александрович.
– Я выступлю вашим оппонентом. Готовьтесь отвечать на неудобные вопросы, генерал!
– Есть! Разрешите идти?
– Ступайте, голубчик, готовьтесь.
Откозыряв и пройдя мимо начальства, Петр недовольно прошептал: «Да чего там готовиться? Заканчивай-не-заканчивай это заведение, а на фронт все равно не отпустят! Вцепились, как клещи!». Ему не нравилась эта работа, в первую очередь из-за того, что результат зависел от работы и настроения других людей. С той же «Х-Х»! Она вполне работоспособна, дешёвая и довольно точная. В серию не пошла, все, что на нее потратили, придется списывать на убытки. А сразу сделать «конфетку» невозможно! Тем более в такие сроки, которые назначает война. Но, ситуация чуточку изменилась, пока надобности держать за горло западных союзников нет, поэтому дали отбой. Через некоторое время, еще не успеем закончить работу с ее «наследством», последует команда: «Давай «Х-Х»! Срочно!» И будешь дневать и ночевать на заводе, чтобы «дать» фронту то, что мог выпустить совершенно свободно еще летом. А на дворе будет поздняя осень или зима. На фронте все несколько проще: у противника настроение меняется реже, и его, при любых раскладах, требуется уничтожать. Здесь – мы, здесь – противник! Все ясно и понятно. А тут смежники, отсутствие финансов и возможностей, или нет бумажки, без которой ты – букашка!
Настроение было ни к черту! За каким хреном Шиловскому понадобилось привлекать бывшего начштаба ГШ к его работе, Петр не понимал. У нас из опалы не возвращаются! Получить под старость лет Академию, в ходе войны, это – ссылка, хоть и почетная. Петр крутил баранку, направляясь к дому, где не был больше недели. Требовалось нагреть титан, помыться, сменить обмундирование, а уж потом пройтись по цехам двух заводов. За их работу тоже стружку снимают регулярно, хотя последнее время заказы сократились, третья смена организовывается только для «лентяев и бракоделов», исправляются косяки, допущенные при серийной сборке.
Машину он оставил прямо возле дома на Скаковой. Обошел особняк, зайдя на задний двор, где прихватил
– Петенька приехал! А зачем ты дрова приволок? Все давно готово! Сейчас разожгу, ты ж с полигона!
Это Вера, его темноволосая сестра, худющая, до сих пор, хотя уже пять месяцев, как они приехали в Москву из Молотовской и Свердловской областей. Нине повезло больше, ее приютила большая и дружная семья в Верхнетуринске, а Верунчик приехала худющая, завшивленная, из Частнинского детского дома № 48, переболевшая и гепатитом, и тифом. Видя состояние сестры, и отчетливо понимая, что уделить много внимания девочкам ему просто не удастся, Петр втихомолку организовал перевод матери сначала в зенитный полк, охранявший завод, а затем добился ее увольнения в запас, тем более, что повод для этого был: грыжу мать «заработала», таская снаряды 85-мм. Теперь еще и инвалидность второй группы. Разругались они страшно, когда мать выяснила, кто и зачем организовал этот перевод, но, увидев Веру, она согласилась с тем, что ее направили на «комиссию», которая признала ее негодной к дальнейшей службе. Но былые добрые отношения с ней оказались несколько подорванными этим деянием. Вот и сейчас матери и Нины не было дома, она обивает пороги реэвакуационной комиссии, собираясь забрать дочерей в Ленинград. Сам Петр помогать ей в этом вопросе отказался: квартира здесь гораздо больше, чем две комнаты в коммуналке, и девочкам будет гораздо удобнее. Но матери «не нравилась Москва», и было понятно: почему. Рано или поздно НКВД задаст ей вопрос: почему она не прибыла к ним по объявлению мобилизации. И почему майор госбезопасности запаса проходила службу в частях ПВО на должностях младшего командного состава. С войны мать вернулась ожесточенная до предела, хлебнула и голода, и холода, и «дураков-командиров». После снятия блокады ее часть входила в состав войсковой ПВО 7-й армии, Карельский фронт. Второстепенный участок войны, со всеми проблемами снабжения по остаточному принципу. Они так и стояли на Свири в районе Свирицы на правом берегу, под Олонцом. Гиблое место! Уже после войны она несколько раз уезжала туда, искала тех бойцов, с которыми вместе служила, и которые остались в тех болотах. Возвращаться в «элиту» общества, как мать трижды Героя, общаться с «высшим командованием», после тех ошибок, которые они совершили, она категорически отказывалась. Она так и не смогла им простить того, что пришлось увидеть врага на окраинах Ленинграда, что полстраны лежит в развалинах. Разговаривать с ней на «военные темы» было невозможно, тем более, что многих из тех, кто командовал и командует сейчас, она лично знала.
– Про Ворошилова еще под Царицыным было известно, что он – полное ничтожество, как командир. И про Хрущева, да про многих, но именно эти люди везли во власть и творили, что хотели. В результате имеем то, что имеем.
– Мам, да ты успокойся! Былого не вернуть, а гляди, мы уже на территории Германии!
– Дурак! Я тебе про Фому, а ты мне – про Ерему! Готовить армию нужно было! А не льготы и звания себе выбивать! Слава богу, что отец твой не видел этого позора!
– Его и тебя очень хвалили Буденный и Сталин.
– А мне-то что от этого? Кто меня, тебя, Верку и Митьку в Оше бросил умирать? Дескать, дворяне, чуть ли не белогвардейцы. На работу никто не брал, по происхождению, видите-ли, не подходим. Когда революцию приходилось защищать, то подходили, а когда война закончилась, то про происхождение вспомнили. Классовые враги! Врагами было то отребье, которое пришло к власти, погубив настоящих борцов за революцию. Ведь Гришка Соколов так до сих пор и служит!
– Служит, здесь, под Москвой. Видел недавно. На фронт его не пускают.
– Война кончится – героем станет! Москву оборонял! И Ленинград, где провалил всё!
– Все, мам! Закончили об этом! Меня на фронт тоже больше не пускают. И, может быть, после войны вспомнят, что я – не пролетарий. Все может быть, но это не повод, чтобы ничего не делать.
– Я не отсиживалась, Петя, я – дралась, на том участке, который мне выпал. Я – мать четверых детей, трое из которых живы. По закону имела полное право находиться в тылу, и даже по мобилизации мне никто повесток не присылал. Я пошла добровольно. Зря ты меня отозвал с батареи!