"Фантастика 2023-198". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
Я поняла, что этот мир мне нравится. В его жителях было нечто очень славное.
Через четверть часа блуждания среди сказочных крыльев мы вышли к их штабу. Я, грешная, ожидала увидеть офис космодромного начальства. Судя по внешнему виду этого местечка и количеству пристроек, это и был гибрид офиса с диспетчерской и станцией слежения. Но уж казенной скуки тут и в помине не было.
Вход в этот псевдоофис украшали неоновые и лазерные изображения все в том же порядке: драконы, женщины, оружие и крылья. И выглядело все в целом, как парадный подъезд провинциального театра.
— Что
Козерог открывает дверь плечом, из-за двери валит дым, будто там пожар, и доносится такая музыка, будто там кого-то под музыку пытают. И коротко отвечает:
— Кабак.
И словечко это мой дешифратор тоже не взял. Но о смысле я опять догадалась.
Там, внутри, все было в дыму, а сквозь дым светили цветные прожектора. Дым пахнул чем-то странным, от него хотелось чихать и хихикать, и я сначала не поняла, откуда он тут взялся, а потом увидела, что его выдыхают местные жители. Было полутемно, я брела за Козерогом — и впотьмах наступила на руку аборигену, который почему-то спал на полу. Он проснулся и обозвал меня ужасными словами, мне стало стыдно, но Козерог сказал, что он сам виноват, и пошел дальше, потащив меня за собой. Мы вышли на пятачок сравнительно светлого пространства. С одной стороны там была барная стойка, уставленная цветными бутылками, с автосинтезатором, а с другой — маленькая эстрада. На эстраде молодая женщина, одетая в блестящую бахрому — красивая, холеная, с отличной большой грудью, и то ли пела и танцевала, то ли постанывала и гладила себе грудь и бедра. Я несколько секунд наблюдала это действо, и мне было никак не отвязаться от мысли, что она хвастается.
Козерог посмотрел на нее, на меня, ухмыльнулся — и сел возле стойки на табурет. А я заметила, что за танцами наблюдают еще несколько людей: мужчины и женщины, сидящие в обнимку. Причем среди мужчин попадались такие громобои, что Козерог перестал выглядеть монстром на их фоне. Все женщины были одеты очень скудно, и я поняла, что это — местная мода, и мне стало неловко, что на мне — тяжелый скафандр с керамитовыми плашками, но с другой стороны, я поняла, что мне бы так раздеться не пошло: и грудь у меня маленькая, и рожа обветренная, и волосы стриженые. И я прониклась гуманизмом Службы Контроля, которая не пускает алларианок на Мортис, и они не могут себя сравнивать с женщинами, у которых личная генокарта в порядке.
А пока я предавалась этим грустным мыслям, к эстраде подошел Рыжий, которого я сразу узнала, потому что даже в полумраке было видно, что волосы у него цвета медной проволоки. Он тогда мне показался как-то варварски красивым, и я вспомнила уроки истории Мортиса. Этерли бин Дерша вспомнила, который во время Освободительных Войн вторгся в Северо-Восточный Предел во главе конного отряда из двухсот своих любимых жен, вооруженных по тогдашнему последнему слову. Рыжий был на него похож в моем представлении. Тем более что его с двух сторон обнимали две женщины, одежды на которых, можно сказать, не было совсем, а это я сочла здешним супершиком.
И Козерог отставил стакан, из которого пил, и сказал вредным и радостным тоном:
— Привет, Рыжий, чтоб ты опух! Вались сюда, есть разговорчик.
Рыжий томно
— Ну, чего тебе?
Козерог говорит:
— Ты, рыжая твоя морда, какого ляда поставил лоханку на мое место?
Рыжий зевнул и говорит:
— Твое место, Козерог — гамадрилья задница. Че ты разоряешься, как в нюх ударенный?
Козерог опасно улыбнулся и говорит:
— Да я — че, я — ниче. Мой номер — шестнадцатый. Я так, интересуюсь, потому как твой драндулет поцеловал в левый борт на посадке. И чего-то там, вроде бы, трещало. Но мне, конечно, фиолетово.
И Рыжий на глазах превратился из сонного кротика в гремучую змею. Женщины в ужасе полетели во все стороны, а мужчины придвинулись поближе и принялись с любопытством наблюдать, а сам он положил руки на пояс, где слева висел пистолет в тисненой кобуре, а справа — нож, и прошипел нечеловеческим голосом:
— Козерог, ну ты, инфузория зеленая, меня удивил до невозможности! Я че-то не понял — если ты мои крылья зацепил своим обгаженным корытом, че ты тут передо мной выеживаешься, а не лижешь пол, стоя на карачках? Ты ж, урод, горелым электродом деланный, еще можешь выжить, если сумеешь меня умолить взять у тебя денег на ремонт. И за моральный, типа, ущерб. И принародно признаешь себя полным дерьмом.
Козерог всю эту неприличную тираду выслушал с большим интересом и пониманием, а окружающие вообще чуть ли не аплодировали. А выслушав, дружелюбно ответил:
— Ты, хрен самоходный, только потому еще жив, что я жалею больных на голову. И, как у меня хорошее настроение и пятнадцать личных процентов в общаке, я тебе прощаю, что ты свою консервную банку суешь, куда ни попадя. У тебя блок двадцать один всегда был, у меня — блок тридцать, но ты ж, микроцефал, считать умеешь только до трех, так что и взять с тебя нечего. Я без претензий.
Рыжий сжимает кулаки и воздевает глаза:
— Не, он без претензий! Его унесло, как дерьмо в хвосте кометы, он поленился вынуть на минутку язык из ануса, чтоб связаться с адмиралом, а теперь — без претензий! А мне, чтоб ты знал, Чамли сказал.
— Чего тебе Чамли сказал? — говорит Козерог. И усмехается.
— Чего. Что, типа, Козерог, вроде, накрылся, связь молчит — сдох, ну и фиг с ним. А мне сказал, что я могу встать рядом с ним теперь.
Козерог улыбнулся нежно.
— А лечь рядом с ним он тебе не предложил, марципанчик?
Я ничего и сообразить не успела. Вот они довольно дружелюбно перелаивались — и вот уже сцепились. И совершенно серьезно, схватившись за ножи и с такими лицами, что мне стало нехорошо. Насмерть. Такой был вид.
Уязвимая Y-хромосома.
А вокруг зрители свистели и улюлюкали. И даже, кажется, кто-то делал ставки на выжившего. Как в средние века, во время гладиаторских боев.
И я поняла, что эти два охламона — Козерог, который теперь мне друг, и Рыжий, который мне ничего плохого не делал, сейчас друг друга в лучшем случае покалечат, в худшем — убьют. И что они оба в таком запале и аффекте, что вряд ли соображают, чем это может кончиться. И вообще не думают ни о чем, кроме — как удобнее пырнуть ножом боевого товарища.