"Фантастика 2023-198". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
Но Жук не стал долго распространяться.
— Ночью все спят, — скрипнул он напоследок. — Поговорим утром, — и его голова пропала в коконе.
— У букашек — чёткий ритм сна и бодрствования, — сказал Эрзинг. — Но завтра он поговорит, если обещал. Ты ему приглянулся, Ли-Рэй: сперва он принёс тебе еду, для него это много значит, а теперь вот разговаривать обещал. Вообще-то Жучара — парень неразговорчивый. Ему больше нравится работать лапами.
— Он мне тоже приглянулся, — сказал я и сам с удивлением сообразил, что это — правда. — Он очень интересный.
— Точно, — улыбнулся Эрзинг. —
На Мейне всё происходит удивительно быстро — может, потому что местные авантюристы живут быстро и недолго. Мне хватило двух суток: Мейна выломала из меня кэлнорца, а я даже охнуть не успел.
В первые дни жизни на Мейне я то и дело пытался снова вызвать у себя чувство вины или вспомнить о долге — но получалось плохо. Говоря начистоту, если я о ком и жалел, то лишь о сокурсниках: их обманули так же, как и меня — только повезло им меньше. Воспоминания о родителях вызывали только раздражение, иногда переходящее в приступы ярости. Отец отправил меня в ЭлитАкадемию, где сладко врали, делая из меня квалифицированного убийцу, и сам врал не менее сладко, когда я приходил домой — а ведь он воевал и знал правду. Что мешало ему хоть раз поговорить со мной откровенно? Мать мной гордилась и хвасталась, потому что я родился с высоким генетическим индексом: родись я уродом — она бы от меня избавилась, родись низкоактивным — она бы меня презирала. Она прямо говорила о своём везении: ей лишь раз пришлось удалять из организма потенциально неудачный плод; я видел, как мать относилась к братьям индексом ниже. Само собой, между мной и братьями шла постоянная тихая война за внимание родителей: в ход шло всё, от кулаков до мелких подлостей. Вспоминать об этом в доме Матери Хейр было противно.
Ни один мой брат, даже в лучшие минуты моего детства, не вёл себя, как Эрзинг; удивительно, но я сходу принял и ни разу не оспорил его более высокий статус — легко, без внутреннего протеста признал старшинство и первенство недочеловека и урода.
Ни одна моя сестра ни разу не сказала мне чего-нибудь неофициально-доброго; впрочем, сёстры меня попросту игнорировали, я был им не интересен. Дотти на второй день знакомства вдруг сказала, что я красивый.
Прозвучало невероятно. И пропустить мимо ушей не получилось.
С кэлнорской точки зрения, «красота» — это что-то, намекающее на разврат. Мужчина должен быть рационален и высокоактивен, женщина должна быть здорова и послушна. С «красотой» носятся недочеловеки — об этом нам твердили с детства. Но я был уже заражён мейнскими взглядами, нормальные кэлнорские представления теперь не умещались в моём бедном сознании, идущем вразнос.
Я вспомнил великолепных мейнцев на мёртвой станции — и мне до невозможности захотелось быть таким же развратно-прекрасным, как и они. Слово Дотти пролилось маслом мне на сердце: я решил, что именно это она и имеет в виду.
На всякий случай я уточнил у Эрзинга.
— Вообще-то, —
— Вам, красавцам, легко, — сказал я, пытаясь попасть в его тон, который казался мне идеально правильным. — Вы здесь родились. А я не уверен…
— Побольше уверенности, — посоветовал Эрзинг. — Уверенность — непременная часть красоты, так и знай.
Я последовал разумному совету, набрался храбрости и спросил у Матери Хейр, можно ли мне не выводить волосы на теле.
— Конечно, — удивилась она. — Это твоё тело и твои волосы, ты можешь располагать ими, как хочешь, Ли-Рэй.
— Он хочет выглядеть, как кокосовый орех с дикой пальмы, — съязвил Эрзинг, но Дотти его окоротила:
— Не цепляйся. Тебе любые фокусы с внешностью уже привычны, а Ли-Рэю в новинку и интересно.
— Мне тоже интересно, — возразил Эрзинг. — Смотаемся в город? В салон красоты, а?
— И я? — спросил Хнжу.
— Почему бы и нет? — сказала Мать Хейр. — Гулять так гулять.
— А что такое «салон красоты»? — спросил я.
— Там круто! — восхищённо сообщила Дотти.
— Это такое место, — сказал Эрзинг. — Там ты можешь сделать с собой что-нибудь этакое, чтобы почувствовать себя в новой роли — или просто для развлечения. Если тебе что-то в себе не нравится, там можно всё переделать. Кроме мозгов.
Я понимающе кивнул, хотя сам принцип был мне абсолютно внове. Мейна нравилась мне настолько, что я даже не мог подобрать подходящие эпитеты на кэлнорском языке. Я предчувствовал чудеса невероятные — и ощущал в животе холод свободного падения.
Потом Дотти уговаривала Мать Хейр пойти с нами в салон красоты. Мать отбивалась, говорила, что старому мутанту не к лицу эти детские игры и что её собственный стиль уже давно создан — но Дотти её убедила. И мы отправились вчетвером, пешком: Мать в десантном комбезе, с портативным бластером в кобуре под мышкой, Дотти в цветастых шелках и бусах, Эрзинг в бронескафе с экзоскелетом и штурмовым бластером в набедренном чехле, Жук как есть — букашки никакой одежды не носят — и я в скафандре какой-то гуманоидной расы и респираторе, чтобы скрыть от чужих глаз знак Железной Когорты на моей скуле, тавро Кэлнора.
Более безумной компании я никогда и представить себе не мог — и все, кто меня окружал, впервые в жизни были милы мне невероятно. Все.
А ещё мне было жутко и весело, как никогда.
Так я и увидел впервые мейнский посёлок — или город, или как бы ещё назвать это странное место, полувоенную, полуторговую базу отщепенцев из разных миров? Иногда, в дешёвых якобы героико-реалистических кэлнорских фильмах пафосно упоминаются «перекрёстки звёздных трасс» и «остановки на Млечном Пути» — но эти самые перекрёстки-остановки всегда выглядят не так. Наше стерильное воображение не способно соорудить развесёлый бардак, который я увидал на одном из таких перекрёстков.