"Фантастика 2023-94". Компиляция. Книги 1-16

Перумов Ник

Неожиданно любимая жена хана Айгунь попросила принести саз и спела проникновенную, целомудренную и нежную песню о любви батыра и прекрасной дочери враждебного хана. Высокородная поэтесса Рустансса сразу же переложила её на старкский.

Два племени могучих рядом жили, И в вечной распре меж собою были. Старейшин мудростью Совы слывёт орда, Батыров доблестью вся Ворона орда. У хана Сов Газель прозвали дочь, Увидевший лицо её — не спит всю ночь. Средь Воронов храбрей бойца нет, чем Домбай, Акынов песнями прославленный Домбай. Газель идёт — как бабочка летит, А улыбнётся — всех как солнцем озарит. Как тополь, строен, крепок стан Домбая был, В движениях, как эфа, быстр он был. За Вепря Чёрного просватали Газель, Бойца великого и страшного, как зверь. И вот красавицу отправили к нему, С

богатой свитою отправили к нему. Застал в степи врасплох их доблестный Домбай, И клич победный вновь услышал край. Герой увидел вдруг прекрасную Газель, От гнева побледневшую Газель. "Ты рви лоскут моей одежды, честный враг, Тебе служить не стану я никак!" "Готов я быть всегда рабом твоих очей, Готов на всё, сражён огнем твоих очей, Женой единственной ты станешь, госпожой" Ей ласково сказал Домбай герой. "Когда на самом деле мною ты пленён, Всех отпусти, сегодня кто пленён. Пойду к тебе я выкупом за всех, Но не надейся мой услышать смех!" "Я отпускаю всех, любя навек тебя, И с раной в сердце отпускаю и тебя!" И, поражённая, смутилась вдруг Газель, Не зная, что же делать ей теперь? И повернул кортеж назад к её отцу, Суровому и строгому отцу. "Я не могу теперь женою Вепря быть, Душою рвусь другому я служить!" "Коль был бы он нам друг, не худший враг, Тебя отдал бы сразу: дочке я не враг! Отправлю сына я с дарами, пусть Домбай К нам перейдёт, и славит пусть наш край. Тогда ему отдам без выкупа тебя, Он сам пусть будет выкуп за тебя!" "Любимый брат, не медль, скорее поезжай, Батыру милому волос прядь передай, И расскажи ему, навек его люблю, Отныне и до смерти одного люблю!" Расцеловал любимой дар Домбай, Но не согласен он предать свой край. И помрачнел лицом отважный брат: Сестру свою жалел всем сердцем брат. "Ты в полнолунье приезжай один, Пусть дева разрешит раздор мужчин" И поскакал к возлюбленной батыр, Увидел вновь бесценную батыр. Стоял с ней рядом брат и им сказал: "Отец мой нынче курултай собрал. Я убедил его, что нужен честный мир, И свадьбой вашей закрепим мы мир!" Но Чёрный Вепрь потребовал отмстить, И курултай не смог мир утвердить. Решил тогда Домбай: "На свете мне не жить, Когда должны мы с милой розно жить" Любимой брат им согласился помогать, Батыр отправился невесту умыкать. И скачет с милым в ночь теперь она, Великим счастьем переполнена она. Но увидал побег их верный раб, Донёс всё Вепрю неразумный раб. И скачет за влюблёнными погоня, Но не нагнали бы влюблённых кони, Когда бы не вмешалась тут Судьба: Нору сурка подставила Судьба, Сломала ногу вдруг кобыла, подхватил Батыр Газель и сзади усадил. Погоня стала милых настигать, Безжалостно и быстро настигать. Вот на пригорок их скакун вознёс, И стук копыт им острый слух донёс. "Смотри и радуйся, любимая, теперь: Моя дружина скачет к нам теперь!" Отец стрелу в батыра вдруг пустил, И прямо в грудь невесте угодил. И запылала горем воина душа, И отлетает в небо девичья душа. "Своею грудью я прикрыла твою грудь, Не мсти, живи, люби, меня лишь не забудь". Поцеловал любимую свою батыр, И бросился один на всех врагов батыр. Копьём он сразу Вепря выбил из седла, И тотчас смерть к жестокому пришла. Отца-убийцу саблей острой зарубил, Но брат любимой тут стрелой его сразил. Поднял клинок свой кверху новый хан, Батырам двух племён промолвил слово хан: "Пусть эта кровь навеки распрю смоет, Пусть к дружбе путь всем нам она откроет. Тела влюблённых честно вы омойте, И тело хана тоже вы омойте". Брат отпихнул ногою Вепря труп, И разрубил на части этот труп. "Виновник смерти доблестных людей Останется лежать поживою зверей. В одном кургане всех троих похороню, И с ними всю вражду племён похороню". В степи курган доныне тот стоит, Весною весь тюльпанами покрыт.

Мужчины стали прислушиваться, что делают женщины, пока ещё не входя в их зал. Племянница агашского царя Штлинарат спела, аккомпанируя себе на арфе, агашскую песню о любви соловья к розе и о коварной пери, разлучившей влюблённых. Её тоже немедленно переложили на старкский.

В саду тенистом царского дворца Раскрылись днём душистых три венца: Людского не видавшая лица, Созрела средь кустов цветущих роза. И, привлечённый чистою красой, Влюбился всей невинною душой Рождённый этой радостной весной Певец пернатый, незаметный, серый. Любимую он приобнял крылом, Согрел её своим живым теплом, И всей земле запел певец о том, Как он безумно обожает розу. Прильнувши к телу нежного певца, Готова быть с ним рядом до конца, Забыв о том, что рядом сад дворца, Красавица садов раскрылась в счастье. Но песнь любви до неба донеслась, До облаков бегущих поднялась, И в души горних духов полилась, Прелестницу пери она пленила. Сокровище небесной красоты, Затмившая все смелые мечты, Раздвинув все колючие кусты, Пери с небес в дворцовый сад спустилась. Очарованием пери пленён, Небесной красотою поражён, Её рукою нежной привлечён, Певец замолк, совсем забыв о розе. "Не расточай зря здесь любовь свою, Достоин петь в предвечном ты раю, Я страстью неземной тебя залью, В небесный сад ты улетай со мною". Завяла роза в грусти и тоске, Лишь лепестки остались на песке, Казалось ей: в небесном далеке Певца любимый голос уловила.

Затем Ириньисса спела свою песню о далёком возлюбленном. Тут из зала мужчин донеслось сначала пение графа Ликарина, а затем бас царя Ашинатогла, переложившего песню Ликарина о рабе царствующем на агашский. Это послужило сигналом к началу взаимных визитов и танцев.

* * *

Мужчины тем временем, как обычно на пиру, пытались решить некоторые политические или торговые вопросы. Цари быстро договорились, что недалеко от порта в Дилосаре будет агашский квартал, где агашцы смогут жить по своим обычаям и судиться между собой по своим законам. Сразу же к Атару подступили князья-горцы, стремясь добиться того же, но царь отшутился, поскольку место для агашцев он, на самом деле, уже присмотрел и предусмотрел, а здесь надо было ещё подумать. Впрочем, соглашение об агашском квартале требовалось подробно обсудить в более подходящей обстановке. Время для этого было: Ашинатогл не собирался уезжать по крайней мере ещё дней десять. Хан Чюрююль тоже доволен: завтра пуников торжественно примут в союз. А о том, что сначала надо было бы согласовать все условия, он по степной простоте не подумал: ведь ему гарантировали, что степняки будут иметь полный почёт и равноправие с другими членами союза (правда, не оговорив при этом, со старшими или же с младшими).

Хан тораканов Улугай получил на пиру место не гостя, а полководца армии: он вместе с тремя своими беками нёс почётный караул около стола высшей знати. Им иногда подносили лучшие вина и изысканные блюда, но понемногу. Четыре степняка выглядели эффектно: они действительно были богатырями и красавцами. В честь своей победы царь Атар попросил лучших мастеров сковать им лёгкие парадные доспехи и подарил шёлковые халаты, а Улугаю халат из шерстяного шёлка, на Юг попадавшего исключительно редко. На халатах была вышита эмблема тораканов: лис, поймавший волка, а выше маленькая эмблема Лиговайи: мужчина с мечом и женщина с лютней. У беков шитьё было серебром, а у хана — золотом и жемчугом.

Среди веселящихся горцы выделялись громкими голосами и размашистыми жестами, агашцы какой-то растерянностью и порывистостью, а старки и степняки — естественным и спокойным поведением. Глядя на празднующих, Ашинатогл с некоторой ехидцей спросил своего названного брата:

— Ты, наверно, всю лучшую знать вывез из Империи?

— Нет, брат. Знатью в Империи были лишь я и барон Таррисань, Убийца Ханов. Просто все наши граждане ведут себя как знать, потому что с детства и даже с утробы матери учатся чести, достоинству и правилам поведения.

— Интересно! Ещё с утробы матери! Когда беременность уже невозможно скрывать, вы начинаете учить ребёнка?

— Это у вас на Юге беременность считается нечистым и постыдным состоянием женщины. У нас затяжелевшим, наоборот, оказывается уважение и почёт. Поэтому женщина как можно быстрее объявляет о своей беременности, и немедленно ребёнка представляют отцу и семье, пытаясь объяснить ему положение его семьи. А принца или сына владетеля, как ты догадываешься, брат, ещё в утробе матери представляют подданным.

— Интересные у вас обычаи! Кое-что я бы взял для своих людей, точнее, для знати. Представить сына ещё в утробе матери как будущего властителя — это замечательно!

— Да. А мастер представляет сыну свою мастерскую и подмастерий. Крестьянин — свою землю. Купец — свою лавку и свои товары.

— А вор — свои отмычки? — с хохотом уточнил Ашинатогл.

— Всё верно! Ведь воры всегда были, есть и будут, и чаще всего сын вора станет тоже вором. Пусть уж лучше он с детства впитает правила чести этой бесчестной профессии, чем станет беспредельщиком, не признающим никаких норм и законов.

— Я чувствую, что так вы из воров скоро выведете что-то необычное, как из шлюх вывели своих гетер и художниц.

— Не из шлюх их вывели, а из куртизанок высокого полёта. И разве плохо получилось?

Ашинатогл уже посмотрел перед пиром на Высокородных гетер, которые, конечно же, сразу продемонстрировали своё искусство обаяния и впечатлили царя. Атар же специально перевёл разговор на женщин, поскольку в Империи был клан ниндзя, который произошёл именно от воров. Легенды о ниндзя ходили в других странах, но имперцы старались, чтобы достоверных сведений о них не проникало никуда. В первую партию колонистов ни один ниндзя не записался.

— Ты, брат, прав, — продолжил агашец. — Один взгляд этих женщин прожигает до самых костей. Но я теперь не отступлю и докажу, что настоящего мужчину такие особы не согнут. А какое наслаждение я получу от этой борьбы получу, представляю себе не без дрожи. Наверно, хилый телом может вообще умереть в их объятиях?

— Хилый душой тоже. Или выйти из них презренным рабом, как тот, что нёс опахало за Ириньиссой. А ведь был царевичем… Но стал предателем и выродком.

— Немного слышал я об этой истории. Это урок всем царствам Юга. А то наши царьки ведут себя как внезапно разбогатевшие мужики: обставляют всё вокруг нелепой роскошью и перестают заниматься делами, только развлекаются и наслаждаются. Я-то уверен: сегодня получу такое наслаждение и развлечение, что они представить своим убогим умишком не могут.

— Не сомневаюсь: ты с честью проведёшь сражение ночью.

— Я слышал, что через некоторое время, когда все перепьются, у вас женщины и мужчины смешиваются прямо на пиру?

— Ты путаешь царский двор с борделем, брат! — расхохотался Атар. — Мы станем ходить друг другу в гости, будем танцевать, и наши обольстительницы будут искушать своих жертв. Но у нас есть свои приличия, и очень строгие.

Тут из комнаты женщин донеслось пение на пуникском языке. Все посмотрели на царей. Ашинатоглу хотелось послушать песню поближе и посмотреть на певицу, но он не знал, прилично ли это. Атар улыбнулся, взял побратима за руку и повёл к широкому проходу в залу женщин. За ними сразу же потянулись от стола высшей знати и другие. Горцы с нижнего стола хотели было двинуться вслед за титулованными, но старки удержали их, объяснив: это неприлично. Мужчины остановились у входа в другую залу и стали наслаждаться пением и видом красавиц.