"Фантастика 2023-94". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
— Лицемерие — это дань, которую порок платит добродетели. Не будет порок считаться пороком, не будет и лицемерия, — резко ответил Тор.
— Тогда в этом обществе, тебе, Мастер, не стоит лицемерить. Порок — это низкие шлюхи. Порок — это развратные светские дамы. Мы тоже мастера, не зря общение с нами считается честью, и Высокородные гетеры упоминаются в имперских рескриптах наряду с Великими Мастерами. Мы — мастера радости жизни. Ты — мастер радости металла. Значит, я с тобой образую достойную пару, и любовь между нами возможна.
Тор вздрогнул. Конечно, много писалось о любви между выдающимися гетерами и выдающимися личностями: королями, полководцами, Высокородными поэтами и художниками. Кажется, она хочет, чтобы написали ещё один роман — о любви между мастерами любви и металла. Это — коварная ловушка. И как выйти из неё, соблюдая все правила чести и морали? Ведь он — муж своей Эссы, он любит свою жену и сына!
В голове у Тора летели одна за другой мысли. Он вспоминал, какое чувство гадливости было, когда он в первый раз познал женщину, соблазнившись вместе с другими подмастерьями пойти по шлюхам. Он вспоминал, как учитель прислал одну из своих рабынь с приказом снимать в постели напряжение, когда Тор уже стал его первым подмастерьем и учился на Великого Мастера. Тогда учитель ещё говорил ему: "При такой тяжёлой работе и при таком страшном умственном напряжении, которое испытывает Великий Мастер, необходимо не быть аскетом. Иначе тебя взорвёт изнутри и ты начнёшь крушить всё вокруг". Поэтому учитель подобрал новому Мастеру при его отъезде одну из красивейших воспитанниц школы рабынь Имир, прекрасно обученную квалифицированно снимать напряжение у мужчины. Оружейник не понимал мужиков, рассказывающих о якобы страшном наслаждении, испытываемом мужчиной с женщиной. Сам он от такой страсти не дёргался. Если всё было нормально, в соитии не было ничего неприятного. Но, конечно, лишь если женщина была симпатична именно ему, если он чувствовал, что она искренне относится к нему, и, очень желательно, она была бы своей. Всего один раз в жизни он ощущал счастье от соединения. Это было с женой в ночь после победы, когда они взяли друг друга одновременно со всей любовью, нежностью и страстью. Видимо, здесь сказалось страшное напряжение битвы (как ведь наверняка боялась и волновалась за него ненаглядная Эсса!) и радость победы… Несколько отвлёкшись мыслями от темы разговора, Тор вдруг сказал:
— Так что же, выходит, вы, гетеры, монополизировали любовь?
— А это соответствует самой идее цеха, — рассмеялась Толтисса. — Вы, оружейники, имеете монополию на оружие, шелкомодельеры — на роскошные платья, и так далее. А мы, гетеры, чем хуже вас? Так что, если ты принимаешь правила своего цеха, то придётся признать, что понятие любви принадлежит лишь гетерам.
— Это всё равно, если бы цех поваров монополизировал еду, а цех парфюмеров — обоняние, — взвился Тор. — Естественное явление нельзя монополизировать. Можно лишь то, что ты сам делаешь.
— Естественное явление — соитие. Мы его и не монополизируем. Любая женщина может этим заниматься. А вот любовь мы делаем. Так почему же нам не иметь монополию на любовь?
— Разве вы её делаете? — съехидничал Мастер.
— А чем же мы ещё занимаемся? Приходит человек сюда за соитием со знаменитой красавицей, а уходит с любовью в сердце. Сильной, красивой, но, правда, часто несчастной.
— Да, но любовь односторонней не бывает. Я не знаю несчастной любви. Есть лишь несчастная страсть, — неожиданно для себя возразил Тор [1] .
1
Определение любви в старкской цивилизации: "Четыре единства: единство тела, единство души, единство ценностей, единство жизненного пути". Поэтому в ней невозможен был бы суд Маргариты Наваррской, объявившей, что любви между мужем и женой быть не может. Поэтому же классические любовные романы кончались не свадьбой, а смертью любящих или их расставанием. И поэтому же чётко различалась любовь и влюбленность.
— Тор, ты прелесть! — вдруг сказала Толтисса, обвила его руками и страстно поцеловала.
Тор не мог сдержаться, и столь же страстно обнял её и ответил ей тремя поцелуями. После чего чувство меры подсказало обоим, что стоит прервать объятия и вернуться в общество. Все вокруг зааплодировали, многие парочки тоже стали целоваться.
— Ну а на что же мог бы держать монополию цех гетер? — продолжила подковырки Толтисса. — Даже на несчастную любовь не может, такой просто нет. Да, поистине мы — несчастный цех.
— Мог бы на какое-то вновь изобретённое извращение, — дерзко съехидничал Тор. — Но, по-моему, на такое открытие больше бы пристало иметь монополию цеху шлюх.
— Но ведь нет такого цеха, — ответила Толтисса. — Так что твой пример неправилен.
— Я поправлюсь. Публичный дом мог бы. И ему бы пристало.
— Нет, Мастер, ты неправ. Есть кое-что, на что наш цех держит монополию. Назвать это неестественным или извращением нельзя. Погляди-ка в мои глаза, — неожиданно посерьёзнела Толтисса.
Тор глянул и увидел в них какую-то бездонную, но манящую и красивую, бездну.
— Готов бы ты был со мной нырнуть в такую бездну? — прошептала Толтисса.
— Готов, — неожиданно для себя ответил Тор.
Толтисса опять перешла на полный голос.
— А насчет любви ты прав. На неё монополии быть не может.
— Тогда и я имею право на неё, — улыбнулся Тор.
— Мы совсем заговорили общество. Давай сделаем перерыв, — поставила точку Толтисса.
Общество с удивлением взирало на такой поворот событий. Этот внешне диковатый Мастер, оказывается, достаточно умный человек и по-своему остроумный. А Толтисса, что же, собралась заканчивать карьеру и выходить замуж? И присмотрела себе Тора как будущего мужа? Конечно, законом допускалось брать в качестве второй жены полноправную гетеру хорошей репутации. Но кто думал, что Толтисса может выйти замуж за кого-то ниже короля? А впрочем, если бы она положила глаз на знаменитого художника или поэта, никто бы не удивился. Правда, здесь обычно браков не было, лишь узаконивание совместных детей. Ну а такой знаменитый Мастер — чем же он хуже? Разве что шрамом? Но это как шрам воина, лишь добавляющий ему прелести и чести.
Толтисса подождала, когда все успокоились и выпили, провозгласив очередной тост за гостя. После этого выступил поэт, продекламировавший вирши, прославляющие Мастера, который является героем и на поле битвы, и в женских объятиях, и даже в подземельях страшного суда, который безжалостен в бою, но милостив к падшим врагам, которого украшают шрамы от битв и от огня, который создаёт одушевлённое оружие, и бьётся им доблестно и честно. Много ещё лести было в этих виршах, а под конец было ещё славословие по поводу самой прелестной в мире возлюбленной Мастера.
— Эти стихи не поют, — тихо сказал Мастер гетере, но отсыпал поэту золотых монет. Толтисса улыбнулась и вновь сладко поцеловала его.
— Беда, Мастер, в том, что люди одним словом "любовь" называют самое разное. Низкий народ, из тех, что считает себя культурным, даже простое соитие. Но есть несколько совершенно разных типов любви. Есть любовь-единство, любовь-покровительство, любовь-поглощение, любовь-уважение, любовь-страсть, любовь-песня, любовь-рок, любовь священная, как в священном браке, который величайшее благословение, если сопряжён с настоящей любовью, и величайшее проклятие иначе. Я уже сейчас чувствую, что любовь-песня у нас с тобой точно получится: слишком много струн в наших душах играют гармонично. А вот насчёт чего-то другого я пока не уверена. И самое главное в любви-песне — кончить её вовремя, на последнем красивейшем аккорде.
Тут Толтисса вдруг осеклась, поняв, что она сболтнула в этом кругу кое-что из сокровенного знания Великих гетер. Она заметила, что её ученицы и клиентки внимательно слушают, забросив своих кавалеров и затихнув.
— Нечего нам говорить о слишком серьёзных вещах. Сегодня я и Мастер справляем праздник любви! Сейчас мы вместе споём балладу о нашем короле-основателе и прекрасной Габриэли из Линьи.
Эту балладу все знали, пелась она на Среднем языке, который все произносили одинаково, и хор спел балладу о счастливой любви, найденной будущим королём во враждебном городе и похищенной, когда он покидал город, чтобы поднять восстание. Прекрасная пленница сначала была в отчаянии, а потом тоже полюбила своего почитателя, ставшего затем королём и не расстававшегося с Габриэлью до самой смерти.