"Фантастика 2023-94". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
Время шло, и даже в канцелярии всё стало потихоньку затихать. Никто, однако, не расходился – быть может, ждали окончания очередного заседания «временных».
В уже знакомой канцелярии треск пишущих машинок стих, у окна стоял самовар – труба выведена прямо в форточку – и весь личный состав, как сказал бы Две Мишени, отдыхал.
– Чего вам, гражданин кадет?
Борода Клинышком оказался на посту и бдил.
– Виноват! – немедля вытянулся Фёдор, являя собой сейчас полное соответствие всем мыслимым и немыслимым уставам: плечи развёрнуты, спина прямая, точно и впрямь «аршин проглотил», во взгляде – искреннее обожание начальствующей персоны. – Просто… спросить хотел. Про аппарат. Никогда такой не видывал! А посмотреть можно?
– Уже убрали, доставать зря не будем, – сухо сказал Борода Клинышком. – Здесь не в игрушки играют, гражданин кадет.
– Так точно! Значит, его из самой Америки привезли?
– Да, представьте себе, гражданин кадет, из самой Америки!
– А кто ж его привёз? – самым что ни на есть невинным голосом, хлопая глазами, точно красная девица, осведомился Федя.
– Много будешь знать, гражданин кадет, скоро состаришься. Из Петросовета гражданин Благомир Благоев.
– Спасибо, гражданин комиссар, – очень вежливо поблагодарил Федя. – Уж больно аппарат интересный! Я фотографией сам увлекаюсь.
Борода Клинышком фыркнул.
– Ступай, гражданин кадет, ступай. Завтра у вас трудный день, борьба за свободу продолжается, хорошо бы, чтоб все, засевшие в центре города и в министерствах, одумались бы, перешли бы на нашу сторону…
– Перейдут, гражданин комиссар, – убежденно сказал Федя. – Разрешите идти?
– Ох, военная косточка, – вздохнул гражданин комиссар. – Ступайте, кадет, ступайте…
Благомир Благоев. Это имя в материалах, что Две Мишени, Петя Ниткин и Ирина Ивановна Шульц вынесли из событий той революции, не упоминалось. Конечно, отличия в истории имелись, но всё-таки не слишком значительные. Как теоретизировали Ирина Ивановна с Константином Сергеевичем, изменения просто не успели как следует нарасти – скажем, остались в живых те, кто должен был бы погибнуть на японской войне (к примеру, экипаж броненосца «Петропавловск» во главе с адмиралом Макаровым). Чем дальше, тем таких изменений будет больше, и проявлять себя они станут сильнее – вплоть до момента, когда история в разных временных потоках разойдётся окончательно.
Но зато Благомир Благоев был известен как депутат Государственной Думы и социал-демократ. Болгарин, чья семья сражалась в чете знаменитого Христо Ботева [76] , потом в войне за освобождение Болгарии, но потом как-то оказалась в России.
Во всяком случае, так писали о Благоеве газеты.
Поскольку с подачи Двух Мишеней Фёдору пришлось провести немало часов над политическими раскладами Империи, всё это он знал неплохо.
Значит, Благоев…
Об этом следовало рассказать полковнику.
76
Христо Ботев (*1847–†1876) – национальный герой Болгарии, поэт, борец против османской оккупации. Погиб в бою во время Апрельского восстания (апрель – май 1876 года) против турецкого ига. Зверства, совершенные турецкими регулярными войсками, черкесами, башибузуками и гражданским населением в отношении болгар, послужили одной из причин Русско-турецкой войны 1877–1878 годов и создания независимой Болгарии.
Фёдор выбрался в затихавший коридор, где вдоль стен вповалку уже спали солдаты, завернувшись в шинели; другие хлебали что-то из котелков – где-то внизу должны были выдавать еду.
И кадет-вице-фельдфебель Солонов сделал то, что только и могло получиться в этот безумный день.
– Где тут Петросовет, гражданин? У меня записка туда!
Солдат, устроившийся с грязными сапогами на некогда нарядной оттоманке и будучи почти всецело поглощён дымящейся кашей, махнул рукой.
– На первый этаж дуй…
На первом этаже отыскать Петросовет оказалось даже легче, чем гражданина военного министра.
Тут потоком шли рабочие вперемешку с солдатами. На Фёдора не обратили никакого внимания – все вокруг в шинелях, все вооружены, на большинстве – погоны. У кого-то красные повязки на левом рукаве, у кого-то кумачовые полосы наискось через папаху или шапку. Людской поток вынес Фёдора в полуовальный двусветный зал, где меж высоких колонн с пышными коринфскими капителями натянуто было тёмно-синее полотно, а на нём белыми буквами красовалось:
«Петербургский совет рабочих и солдатских депутатов»
Под надписью стоял длинный стол, покрытый роскошной муаровой тканью, и за ним в полном составе восседал этот самый Петросовет – девять человек, а вокруг толпилось настоящее людское море. К потолку тянулся махорочный дым, тускло сверкали штыки, которые тут никто и не думал убирать.
Справа от стола – трибуна, куда только что взгромоздился очередной оратор. Был он небольшого роста, с рыжеватыми остатками волос, в партикулярном и даже несколько старомодном сюртуке; резко взмахнув рукой и сильно наклоняясь вперёд, он начал – и Федя враз узнал этот голос, да и трудно было б его не узнать:
– Товагищи солдаты и матгосы, товагищи геволюционные габочие! Боевой пголетагиат! Геволюция победила – но богьба наша не закончена! Она только начинается! Сбгошено иго кговавого цагизма, но власть, товагищи, ещё не в наших гуках! Она в гуках бугжуазии, помещиков и капиталистов! Попов!..
Тот, кого звали «товарищ Старик» на приснопамятной сходке в их, Солоновых, собственной квартире, сейчас словно обрёл крылья. Никто не замечал смешной его картавости, лысины, неопрятных редких волос. Он не говорил, не выступал, не читал речь – он вещал, с дикой и страстной убеждённостью, какую Фёдор не встречал ещё ни у одного человека.
Его даже не слушали – ему внимали, боясь пропустить хоть одно слово.
А Старик мчался на всех парусах.
Вся власть Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.
Промедление смерти подобно.
Никакое другое правительство не сможет дать народу волю, рабочим – заводы, а крестьянам – землю, кроме как правительство Советов.
Немедленный роспуск армии, полиции, чиновничества.
Немедленная конфискация всех сельскохозяйственных земель и передача их крестьянам.
Не надо бояться германских добровольцев, хоть и посланных реакционным кайзеровским правительством. Напротив, немецкие рабочие, одетые в солдатские шинели, понесут в Германию слово правды о нашей революции. Там тоже зреет восстание, под руководством нашего товарища Карла Либкнехта.