"Фантастика 2023-94". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
Собрание зашумело. Стакана при себе у Феди, увы, не нашлось, многое тонуло в гуле голосов, угадывались отдельные фразы:
– Не должно смущать?! Столько народу полегло!
– Решительнее надо было!
– Зачем на кадет полезли?!
– Восстание! Вооружённое восстание!..
– Ти-хо! – вдруг резко бросил кто-то, и все на самом деле замолчали. – Товарищ Старик говорит верно. Но товарищ Старик – теоретик, а мы, товарищи, – практики.
– Это ты-то, товагищ Лев, – пгактик?! – возмутился Старик. – Зовёшь всех на баггикады, а что дальше, куда, какими силами – ни звука! Думаешь, что главное – захватить двогец и цагя; а это агхиневегно!.. Выступление было подготовлено из гук вон плохо! Не установлена связь с агмейскими полками!.. Не велись агитация и пгопаганда сгеди гвагдии!.. Габочие сотни, пгибывшие в Гатчино, действовали газгозненно, без единого плана!.. Дисциплина никуда не годилась!.. Сгазу же начались стихийные конфискации и геквизиции!..
– Грабежи, насилия и убийства! – вдруг прозвенел резкий и чистый Верин голос.
– Что-что? – переспросил товарищ Лев.
– Товарищ Старик не прав, – твёрдо ответила Вера. – Не «стихийные конфискации», не «реквизиции», а погромы, изнасилования и…
– И людобойство! – добавил кто-то с явным польским акцентом. – Рабунки… то есть розбои! Подпаления!
– А кто должен был направлять рабочие дружины, товарищ Яцек? – не дал сбить себя с толку тот, кого называли Львом. – Почему мы с товарищем Бывалым дошли до самого дворца, пока ваш одерване [86] болтался невесть где?
86
Отряд (польск.).
– А зачем Бывалый полез к кадетам? – парировал Яцек. – Разделил ваши силы, то так?
– Товагищи! – решительно вступил Старик. – Так не пойдёт. Мы бганимся, словно тогговки на одесском Пгивозе. Из случившегося надлежит извлечь угоки. Я вот набгосал кое-какие тезисы, послушайте, товагищи: «Что делать? Нам не нужен цагь. Цагя можно окгужить в его двогце, как медведя в беглоге. Главное – это занятие столичных агсеналов, телеггафа и телефона, военных и жандагмских штабов; это, бесспогно, должно сопговождаться как можно более шигокой манифестацией тгудового нагода, пгитом нам нужно как можно больше женщин…»
– Среди финских рабочих ведётся непрерывная агитация, – резко и недовольно сказал отдалённо знакомый голос. – Среди них и их жён. Как известно, розничная торговля молоком и молокопродуктами вразнос почти полностью контролируется финским трудовым элементом. Мы уже начали выпуск агитационной литературы на финском.
Молчание.
– Вы многое успели, товарищ Бывалый.
– Нельзя терять время, товарищ Лев. Мы пока ещё опережаем противника, но уже не стратегически, лишь тактически.
– Что вы имеете в виду?
– Пшепрашем, со маж на мышли? Простите, что вы имеете в виду?
– Имею в виду, товарищ Яцек, что рождественское восстание было не столь уж безнадёжно, как нам пытается показать товарищ Старик. Меня тут упрекнули, что я-де отвлёк силы на Александровский корпус. Это, товарищи, не так. Передовые дружины уже ворвались в дворцовый парк и завязали перестрелку с царским конвоем. Полусотня Шляпникова заняла Балтийский вокзал. Александровский корпус оказался у нас в тылу, а там, простите, без малого три сотни старших кадет, очень неплохо обученных бойцов. Да ещё полсотни офицеров, преданных в большинстве своём кровавому царскому режиму. Их нельзя было оставлять за спиной. Я приказал окружить корпус, однако горячие головы, увы, бросились в атаку. – Бывалый перевёл дух, сделал паузу, но прервать его никто не дерзнул. – Сам дворец был уже в кольце. Гатчино мы взяли. Казармы на северной окраине успешно блокированы, и тамошние солдатики отнюдь не лезли на наши кордоны. Ещё бы самую малость – и победа была б за нами. Хотя это не значит, товарищ Старик, что не надо вести более широкую работу – мы её уже ведём. Наши товарищи в эмиграции тоже не сидят сложа руки. Однако…
Краем уха Фёдор услыхал, как по лестнице торопливо взбегают вверх две пары ног, подковки сапог звонко стучат по каменным ступеням. Хлопнула входная дверь, и сразу:
– Фараоны! Фараоны заходят, во двор, со всех сторон!
И этот голос тоже показался Фёдору смутно знакомым.
– Заходят, точно! – подтвердил другой, совсем мальчишеский.
– Спокойно, товарищи! – рявкнул Бывалый, перекрывая мигом поднявшийся гвалт. – Спокойно! Уходим! Йоська!..
– Чёрный ход перекрыли! – выпалил тот же голос, что первым предупредил о появлении полиции. – Я ж там и сидел!..
– Спокойно, говорю! – Бывалый отнюдь не растерялся. – На чердак, скорее! Дамы вперёд! Если что – будем отстреливаться!
Фёдор едва успел захлопнуть крышку и отпрыгнуть, затаившись в темноте под самой кромкой крыши, в пыли за кирпичным дымоходом. Сердце колотилось где-то у самого горла.
Хлопок упавшего люка. Возня, шорох, кряхтенье.
– Сюда! Сюда, мадемуазель! Тутай! Поспех! [87]
– Яцек, там окно – на соседнюю крышу!.. – командовал внизу Бывалый. – Старик! Лев!..
87
Сюда! Скорее! (польск.)
Однако жандармы, видать, оказались далеко не столь глупы, как это казалось собравшимся. Темноту чердака пронзил луч электрического фонаря, кто-то рыкнул:
– Стоять!..
И тотчас грянул выстрел. Выстрел, а затем тяжёлое падение тела, соскользнувшего вниз по крутым ступеням.
– Двери заложить! Все наверх!.. Йоська, ты…
– Готов! – откликнулся задорный голос.
– Чердачную дверь задраить!
Федя замер ни жив ни мёртв. Из его укрытия он только и смог различить быструю тень, ловко скользнувшую к чердачному входу. Жандармы, понеся потерю, поняли, что просто так наверх соваться смысла нет.
– Тута они, вашбродь! Через крыши тикают!..
– Готово. – Тонкая тень метнулась обратно. В руке маслянисто сверкнул револьвер.
По всему подъезду раздавались гулкие удары – полиция, похоже, разом ломала и парадную, и чёрную двери. Чем-то тяжёлым били и в чердачную, но тут и один-единственный стрелок продержится довольно долго.
Беглецы один из другим выбирались через потолочный лаз, быстро скрываясь в темноте чердака. Зазвенело стекло.
– Товарищ Бывалый!.. Уходите!.. Ратуй себе!
– Не волнуйтесь, товарищ Яцек, – с удивительным спокойствием отвечал Бывалый. – Не родился ещё такой фараон, что меня б заломал.
И тут снизу, из дворов, ударили ещё выстрелы. Уже не револьверные – винтовочные, и это был залп. Затем ещё один.
У Феди подкосились ноги, в груди сделалось пусто-пусто и холодно-холодно. Он вдруг увидел Веру, вообразил, как сестра, пробираясь по краю кровли, вдруг спотыкается, падает, срывается вниз, на грязный снег проходного двора…
Нет! Нет! Господь всемогущий, Господи Боже сил, избавь, спаси и сохрани!..