"Фантастика 2023-94". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
— Что у вас, товарищ Шульц?
— Прорыв у Икорца, товарищ Сиверс.
— Что-о? — Сиверс сжал кулаки, пристукнул по столу. — Как прорвались?
— Седьмая стрелковая дивизия докладывает, что вчера ночью. Донесение подписано начдивом-семь, но составлял не он.
— Откуда знаете? — Сиверс уже нависал над картой, с ним — ещё трое штабных, все — из «бывших». Их вообще появилось много в Красной армии за последний месяц…
— Стиль, — Ирина Ивановна потрясла телеграммой. — Написано по принципу «слышал звон, да не знает где он». Начдивом в седьмой дивизии Герасим Федорович Романов, военспец, маньчжурец, в старой армии имел чин полковника, бывший командир бывшего 26-го Сибирского стрелкового полка. Он такой белиберды никогда бы в вышестоящий штаб не отправил.
— И что же это значит?
— Значит, что Романова в штабе нет, пытается организовывать оборону, велел отправить за своей подписью донесение, но, видать, у него совсем не было возможности его писать.
— У нас там рядом и десятая дивизия, и двенадцатая… — бросил один из штабных. — Сил достаточно.
— И вообще, у страха глаза велики, — продолжил Сиверс. — Откуда там у беляков две дивизии? Разве что они «дивизиями» теперь батальоны кличут.
— Сопротивление им нарастает, — льстиво поддакнул штабной. — Так называемые «дроздовцы» пронесли огромные потери…
— Но и закрывать глаза мы на это не станем, — перебил Сиверс. — Товарищ Шульц, подготовьте соответствующие приказы начдива-десять и двенадцать. Пусть окажут помощь, нанесут контрудар и восстановят положение.
— Не просто восстановят, но и опрокинут врага!
— А вы, товарищ член военсовета фронте, не витайте в облаках, — резко возразил штабному Сиверс. — Опрокидывать будем по науке, резервами. Приказываю, товарищ Шульц — передайте дивизиям контрудар нанести, после чего держать прочную оборону, положение восстановить, но преследованием не увлекаться, буде беляки вдруг ни с того, ни с сего отступать начнут. Хватит с нас одного Антонова-Овсеенко и его Южармии…
Икорец они взяли. По захваченному целехоньким мосту на станцию ворвался бронепоезд, прямой наводкой разнёс батарею красных, попытавшуюся было накрыть атакующих шрапнелями, а дальнейшее, как выражался Две Мишени, было «делом техники».
Где и при каких обстоятельствах он приобрёл эту привычку, знали лишь Федя Солонов да Петя Ниткин. Ну, ещё Костя Нифонтов да Ирина Ивановна Шульц, но они не считались.
От Икорца шла торная дорога прямиком на Воронеж, туда сейчас сворачивала улагаевская конница, а вчерашним кадетам предстояло прикрыть её левый фланг от более чем вероятного контрудара красных.
Пленных было мало, по ночному времени многие успели разбежаться, попрятаться — и в самом Икорце, и в окрестностях.
— Значит, не всё так плохо, как казалось, а, Петь?
Петя вздохнул.
— Мы красных-то разогнали, но не уничтожили. А уничтожить можно только операциями на окружение.
Петя, как всегда, говорили умные и правильные слова, только вот они вечно навевали тоску. Поистине, во многой мудрости много печали…
— Этих смяли — а на ними следующая дивизия, а за ней ещё одна. Разбежавшихся соберут и обратно на фронт. Ещё десять вёрст пройдём, ещё двадцать… Пусть даже сто. А потом?
Тут, конечно, надо было бы прикрикнуть на друга, мол, что за малодушие и пораженческие мысли? — однако Петя был прав. Да и говорил он это только и исключительно наедине с Федором.
Сейчас, после перехода и занятия без боя Лисок, они с Петей просто сидели на лавке, рядом, на станционных путях, дымил бронепоезд. И, как всегда, в невесёлую минуту (причины которых не понимал никто из друзей, кроме того же Пети да полковника Аристова), Федор полез за пазуху. Извлёк слегка помятый конверт, до сих пахнущий лёгкими, тонкими, ускользающими духами.
«Милый ?едоръ, что ни вечеръ, то жду в?стей изъ Д?йствующей арміи. Папа приносятъ ц?лую папку, онъ читаетъ вс?мъ намъ вслухъ. Вс? герои, кто сражается сейчасъ за великую Россію, но я особенно жду упоминаній о вашей части. И ваши письма жду, он? меня неизм?нно радуютъ. Жизнь наша зд?сь полна заботъ — мы съ мама и сестрами трудимся въ Елисаветинскомъ госпитал?. Раненыхъ и ув?чныхъ очень много, и я всякій разъ плачу, когда вижу, что помочь страдальцу уже нич?мъ нельзя. Всякій день молимся за вс?хъ нашихъ воиновъ, а я тихо, про себя, еще молюсь за васъ. Твердо в?рю, что поб?да придетъ, что Россія воскреснетъ, и это уже будетъ совс?мъ иная, лучшая Россія. Мама часто разсуждаетъ, что сд?лаетъ, когда вновь станетъ Супругой Насл?дника Цесаревича, говоритъ о нашихъ съ сестрами замужествахъ, о королевскихъ дворахъ Европы, а я слушаю и думаю, что не хочу замужъ, и пусть бы лучше мы остались безъ трона, безъ короны, но жили бы въ своей стран? и могли бы сами выбирать свою судьбу.
Молюсь за васъ, дорогой другъ ?едоръ.
Просто «Татиана», ничего больше.
Федор перечитал письмецо и вновь спрятал. На это письмо он уже отослал ответ, как раз перед прорывом через Икорец.
Нет, не мечтай, не мечтай, кадет. Ты же с Лизой, Лизой Корабельниковой, ты же…
Однако он ничего не слышал о Лизе уже много месяцев, как и об остальной своей семье. Всё равно, он должен быть верен… рыцарь не оставляет прекрасную даму только потому, что не осведомлён о её судьбе…
Но с каждой неделей и с каждым новым письмом от великой княжны слова эти звучали всё менее убедительно, словно шорох ветра в весенней листве.
Друг Ниткин проницательно взглянул на приятеля, вздохнул. Петя не одобрял ни кобелячества Севки Воротников, ни охватывающей Федора мечтательности. Сам же Петя хранил поистине лебединую преданность Зине и отчего-то пребывал в твёрдой, неколебимой уверенности, что с нею (как и с Лизой) «всё будет хорошо». Почему так — объяснить он не мог, но и поколебать это его убеждение не мог никто и ничто.
И вот сейчас Петя, неодобрительно покачивая головой, уже явно собирался разразиться филиппикой на тему верности и неверности, как мимо промчался кадет второй роты (до сих пор кадет, им прапорщиков пока не присвоили):
— Две Мишени зовёт! Давай к командиру!
Они стояли на харьковском вокзале, Ирина Ивановна Шульц и бывший начдив-15 Михаил Жадов. Готов был паровоз, и спецсостав вот-вот должен был отправиться, сперва в Москву, а потом и в Питер. Жадов, при полном параде, с новеньким орденом Красного знамени на груди, несмотря на вид свой, глядел хмуро, мял пальцами ремень.
— Не хочу я никуда ехать, Ира…
— Надо, Миша. — Ирина Ивановна глядела себе под ноги. — И так оттягивали, сколько могли. Верные люди нужны, все, кого сможем собрать.