"Фантастика 2023-99". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
— Городом, — твердо отчеканил я. — Не Империей. Империя осталась там, где Ситников, разрушенный Петербург и темный в ночи Ульяновск.
— Империя в головах, а не количествах земель под нашим владением — возразил Максутов. — Пока живы свидетели былой славы, так и будет. Но я не об этом.
Он наконец вытащил мундштук и прикурил сигарету. Затянулся несколько раз, поморщился. Будто любимое занятие не доставляло теперь ему удовольствия.
— Главная речь не о них, а о тебе. Как ты справишься со случившимся?
Я промолчал. Хотя бы потому, что ответа у меня действительно не было. Иногда так бывает, что ты совершенно не готов к реальности. Как бы жизнь тебя не била. Всегда случается что-то, что может сломать любого.
— Первый вариант — принять все, как данность. Боюсь, к подобному ты еще не готов. Второй — начать сопротивляться. В данных условиях это путь саморазрушения. Тебя могут услышать всего несколько человек, но в конечном итоге цель не будет оправдывать средства. Ты умрешь или сгниешь в темнице, и о тебе скоро позабудут. Поверь, я не угрожаю, лишь озвучиваю собственные мысли.
Максутов задумчиво затянулся, выпустив густую струю дыма.
— И последний, на мой взгляд, самый конструктивный вариант. Тебе стоит абстрагироваться. Заняться действительно важным делом, касающимся тебя самого, чтобы остро не реагировать на случившееся. Сегодня правители воюют друг с другом, завтра вместе пьют чай. Это банальная и избитая истина.
— Думаю, с нынешним правителем России Вам чай попить уже не удастся, — съязвил я.
— Будет другой, — легкомысленно ответил Максутов. — Нежели ты думаешь, что и наша Империя закончится со смертью Его Величества?
Князь окинул меня взглядом, и я смутился от силы, которая плескалась в его глазах. Словно тот думал о подобном давно, но решил озвучить именно сейчас.
— То есть, мне нужно заняться поиском Александра?
— Да. Твое тело уже не выдерживает нагрузок, которые ты на него возлагаешь. Можешь сам посмотреть.
Он указал мундштуком на мою грудь. Я опустил взгляд и увидел мокрую полосу поперек шинели. Я расстегнул несколько пуговиц, и пальцы коснулись липкого от крови мундира.
— Это не ранение, — успокоил Максутов. — Ты переволновался, дар в какой-то момент стал слишком сильно циркулировать внутри. Но это будет тебе большим уроком. Вот именно то, чем ты должен заниматься. А не участвовать в дрязгах этого мира. Не волнуйся, официально ты все еще будешь числиться в Конвое, но от службы тебя, скажем так, освободят. Ты тем временем подлатаешь себя и займешься собственным спасением. А о судьбах мира мы поговорим, когда все немного уляжется.
— Уляжется ли? — усомнился я.
— Конечно. После тьмы всегда наступает рассвет. После войны — перемирие. Конечно, мы станем уже другими, но это неизбежно. Мир будет, возможно, новый, непривычный, но будет обязательно.
Экипаж остановился, и Максутов спрыгнул с него, расплатившись с извозчиком. Я тоже слез, только теперь уже гораздо тяжелее, экономя каждое движение. Так всегда бывает. Когда не видишь, что поранился, то и боли будто бы нет.
Князь дождался, когда экипаж уедет и указал мне на один из домов.
— Бывал тут?
— Да, случалось, — я понял, куда привез меня Максутов.
— Я договорился. Она сегодня не на дежурстве, но тебя примет. Все необходимое для этого я приготовил. Николай, — взглянул он на меня, протягивая руку, — береги себя.
Мне понадобилась пара секунд, чтобы решить, отвечать ли на рукопожатие. Человеку, который убил сегодня несколько десятков невинных людей. Князю, который беспрекословно выполнял приказ Императора. Блестящему и великолепно вычищенному орудию в руках кровожадного маньяка.
Подумал и пожал. Потому что нельзя ненавидеть весь мир, каким бы уродливым тот ни был. Максутов же развернулся и пошел прочь. Пешком. Хотя жил достаточно далеко. А я проводил его взглядом и поплелся к двери дома, где снимала комнаты Варвара Кузьминична.
Интерлюдия
За два дня до описываемых событий
Собрания у Императора стали напоминать дешевенькие постановки в варьете, которые, впрочем, совсем не веселили, а больше всего навевали скуку. Порой этот самовлюбленный болван царской крови начинал откровенно раздражать Максутова. Но Игорь Вениаминович всеми силами старался себя сдерживать: не время и не место для открытого противостояния.
Его Величество пытался ответить на два исконно русских вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?». И если по первому пункту отгадка лежала на поверхности, чего уж далеко ходить, тут и покойный кузен замечательно подходил на роль главного злодея, то второй по-прежнему не давал Императору покоя.
Для открытого полномасштабного противостояния с застенцами, не только русскими, а всеми остальными, не хватало сил. А агентурные данные (все-таки чем-чем, а разведкой Его Величество мог гордиться) свидетельствовали, что как только маги объявят войну, против них выступят все. И причиной станет не беспокойство за соседа. А банальный страх.
Вот Император и пытался придумать, что бы такое провернуть. Как бы все обставить, чтобы остаться в значительном выигрыше. И у него не получалось.
Разумовский поначалу пыжился и искренне старался выдать что-то невероятное, однако по причине своего скудоумия (Максутов определил отсутствие идей у старика именно этим обстоятельством) уже несколько дней как бросил все попытки удивить Императора. Он еще злобно пучил глаза и, наверное, по-прежнему пытался совершить невозможное — придумать план спасения России. С заранее предсказуемым результатом.
Сенатский обер-прокурор Покровский (прежде нахождение его в Совете несколько удивляло Максутова, а теперь не вызывало ничего, кроме снисходительной насмешки), под внимательным взглядом Императора пытался еще сильнее вжаться в диван и стать меньше. Учитывая его мягкий, как грудь старой кормилицы, живот, выглядело это комично.
Максутов мог бы сказать многое. Начиная с новости о возможном пополнении из Самары от Ситникова, заканчивая раскрытием собственного плана касательно мальчишки. Однако, по известным только себе причинам, этого не делал, продолжая наблюдать, как ухудшается положение Императора на мировой шахматной доске. В этом случае Игорь Вениаминович руководствовался принципом: «Чем хуже, тем лучше». И собирался вмешаться лишь тогда, когда события затронут исключительно его персону.