"Фантастика 2024-118". Компиляция. Книги 1-27
Шрифт:
— Обучен, но с рук читать свои же документы не привык, — выжидательно посмотрел на главу стражи.
Он начал стремительно краснеть, его ноздри хищно раздулись, он слегка помял свиток, но был вынужден буквально бросить мне в руки документ. И я прекрасно понимал, почему: за его спиной стояли люди. Пусть они и из его же подразделения, но при желании я всё ещё мог написать на него и на них всех жалобу, откажи он мне в моём праве ознакомления. И пусть от моего баронства остался только титул, но тут он кое-что мог мне дать.
Я развернул список, скривился, разбирая на свитке всё то же самое, что зачитал глава стражи. И печать гербовую, губернаторскую, подтверждающую подлинность документа тоже увидел. Чтоб им всем провалиться к Даст, как будто мне без этого проблем не хватало!
— Ну что, барон, прочитал? — Перкинс всё-таки не выдержал и выдернул бумагу у меня из рук, скатал и отдал стоявшему позади стражнику. — Всё понял?
Боги, дайте мне сил сдержать и не броситься в драку! Это будет большим позором, но как же хотелось врезать по этой скалящейся морде. Он прекрасно понимал, что мне не достать таких денег. Все это понимали, а потому всё былое уважительное отношение ко мне исчезало буквально на глазах. И от этого мне хотелось биться головой об стену в бессильной злобе.
— Молчишь? Посмотрим, как ты запоёшь через три дня! Я лично приду посмотреть, как тебя вышвырнут из собственного особняка! Может, поймёшь, наконец, каково это: ежедневно трудиться не покладая рук, чтобы получить хоть часть того, что вам так незаслуженно приходит само! Хотя ты о труде-то и не знаешь ничего, не привык работать честно. Ставлю серебряный, что скоро увижу тебя за решёткой! Или дозорные найдут твой труп в ближайшей канаве!
Я криво усмехнулся, опёрся плечом о дверной косяк, сложил руки на груди. В других обстоятельствах за такие слова отец сгноил бы Перкинса в его же собственной тюрьме. А сейчас это животное вовсю изгаляется, танцуя на костях моего рода.
Видимо, удовлетворившись своей тирадой, глава стражи скомандовал подчинённым заканчивать с «этим будущим висельником» и убрался от моего дома. Я сплюнул ему вслед и захлопнул дверь.
Краем глаза приметил скамеечку около стены, и со вздохом опустился на неё. Да вот только хлипкая мебель не выдержала подобного. Ножки подломились, и я пролетел ниже, отбивая копчик об пол.
— Да чтоб этих тварей к Даст закинуло! — взвыл, смотря на погрызенные мышами ножки деревянной скамейки.
Эти серые бесовки от безнадёги начали есть мебель.
Проморгавшись от искр в глазах, поднялся. Похромал обратно к себе, держась за ушибленную поясницу. Остановился на пороге комнаты, окинул её взглядом. Старая скрипучая кровать с голым дырявым матрасом, на полу брошенный плащ. Около окна стоял стул, на котором покоился единственный комплект одежды: поношенные штаны, некогда белая, а сейчас изрядно посеревшая рубашка. Как бы я ни старался, выстирать одежду толком не получалось. Слишком много работал, мало обращая внимание на внешний вид. Тяга к аристократичному внешнему виду умерла вслед же за родителями.
Сверху лежала рабочая марлевая повязка для лица. Рядом с кроватью стояла пустая деревянная кружка и огарок свечи — на магические светильники денег не было. Наскрёб только на плитку, с помощью которой готовил себе нехитрую пищу из овощей, выращенных на грядке за домом, где когда-то цвели мамины антрацинии.
Эти чёрные цветы, бывшие некогда розами, но затем скрещенные с едким пустоцветом, я ненавидел всем сердцем.
Ощущая какую-то внутреннюю опустошённость, обернулся, осматривая зал, бывший когда-то гостиной. Пустота, ободранные голые стены, паутина на потолке и шуршание мышей в углах. Ещё отсюда можно было увидеть кусок лифта, уходившего на третий этаж. Только вот пользоваться им я уже не рискну: денег на поддержание в рабочем состоянии не было уже очень давно. Да и нечего мне делать на третьем этаже. Всё, что там было ценного, уже давно распродано. А теперь я потеряю и последнее, что имею.
— Да пошло оно всё к Даст, — накрывшее меня безразличие как будто полностью перекрыло доступ к другим чувствам.
Я вернулся в комнату, опустился на кровать. Что-то внутри всё-таки пыталось проклюнуться, кричало о том, что надо вставать, что-то делать, искать деньги на кристаллы. Но я уже знал простой и понятный ответ: мне нечем платить.
В этот раз действительно нечем.
Завалился на матрас, закрыл глаза, кладя правую руку изгибом локтя на лоб. А ведь когда-то всё было по-другому. Давно, как будто в другой жизни. Были живы родители, дом был наполнен светом и радостью. И ничего не предвещало ужасной трагедии. Я сжал зубы, невольно вспоминая, как губернатор лично пришёл ко мне в комнату, присел рядом с кроватью на стул и сказал, что ему очень жаль. Сообщил, что родители, только пару дней назад уплывшие на большом красивом судне на свадьбу папиного друга, погибли в кораблекрушении. Утешал меня, тварь! Сейчас ему ничего не помешало подписать сурхов указ!
Злость, накрывшая меня с головой, проломила кокон безразличия. Отец воспитывал меня, как наследника! Как будущего барона! Я понятия не имел, что может мне помочь в сложившейся ситуации, но должен был найти выход. Должен! У меня просто не было другого выбора, я не мог так подвести память отца. Я уже не тот мальчишка, которого отец оставил одного, решив, что тот месяц, который они потратят на путешествие, станет моим экзаменом и первым реальным делом в качестве наследника рода.
Но планируемый экзамен вдруг стал реальностью, больно ударившей в лицо.
Вынырнув из воспоминаний и тяжёлых мыслей, открыл глаза, глянул на часы. Перкинс напрасно считал меня бездельником: у меня была работа. Не такая, чтобы говорить о ней с гордостью, но всё-таки. Когда у меня совсем закончились деньги, необходимо было куда-то устроиться срочно и, желательно, без лишней огласки. Таким местом стал госпиталь, куда как раз нанимали санитаров. Для такой работы не требовалось документов или образования, зато обязательным рабочим атрибутом была маска, что было мне на руку. Не хватало ещё, чтобы любой проходимец мог похвастаться, что за ним сам барон Самвель утку выносил!
Повязав маску, накинув капюшон и закрывшись плащом, я мог довольно безболезненно и незаметно передвигаться по городу, не привлекая к себе лишнего внимания. А в самом госпитале голову мне закрывал специальный колпак, так что я мог спокойно работать, оставаясь неузнанным.
Поднявшись, оделся, кое-как расчесал пятернёй отросшие чуть вьющиеся волосы. Опустился на колени перед кроватью, нырнул под неё и аккуратно вытащил единственное своё сокровище: небольшую шахматную доску. Кроме крохотной суммы денег дядя оставил мне шкатулку. Я сначала подумал, что это просто подарок на память, но потом подслушал его разговор, что он просто не смог её открыть, и решил бросить здесь. Он почему-то тогда очень торопился уехать.