"Фантастика 2024-126". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
Староста молча побагровел, понимая, что сейчас отвечать бесполезно и над ним попросту смеются. И, видимо, не только благородный барин, ведь он хорошо слышал смешки со стороны собравшихся крестьян. Большинство смеялись украдкой, прикрывая рукой лицо. а вот те, кого Архип хоть раз обидел, смеялись открыто. Пришел и их день!
Дмитрий медленно, на виду у всех и, особенно, Архипа, поднял плеть и так же медленно ударил. Кровь брызнула от удара, а староста вздрогнул, но помолчал. На самом деле, как понимал Дмитрий, ему не так уж и было больно физически, скорее его унизили морально.
А вот
— Вот, православные, с какой целью я вас здесь посадил? — спросил у окружающих Дмитрий. Вопрос был метафорический, ответа он не ждал и поэтому сразу продолжил: — поля здесь хорошие и в достаточном количестве, луга с обильной травой. То есть и зерна и скота достаточно и, как я вижу, вы не голодаете. Более того, сразу вижу, что у овина хлеба много, а в хлевах скота. То есть все не съедаете!
Общинный сход замер. Вот он, ключевой момент, сколько будет брать барин и за сколько. В его власти их всех пустить по миру с одной рваной рубахе и древних, еще дедовских штанах. И ведь никто ему не скажет, наоборот волостные власти еще плетей добавят, мол, зачем барина обворовывали, негодные?
Дмитрий мысленно усмехнулся, поставил логическую точку:
— А коли запасов у вас достаточно, то надо хотя бы малую часть продавать, чтобы и вам было хорошо, и барину вашему. Никто б не страдал.
— Так, барин, волостной рынок от нас далеко, а налоги там страшно лютые! — грустно заговорил вновь Архип, предчувствуя новый удар вотчинника.
Дмитрий посмотрел на старосту. Нет, он точно не будет его не запарывать, ни даже снимать с должности, хитрый ведь, но умный, все понимает, во все разбирается, сволочь! А-гхм, сечь он его, разумеется, будет и не раз, но придется подключать еще и пряник. Ведь один кнут никогда не бывает действенный. Ну а пока…
— Никакого волостного рынка не надо! — властно «убедил» своих крестьян Дмитрий, — это и далеко и дорого, а самое главное, бестолково. Зачем куда-то везти, терять деньги и время, когда вам можно продавать здесь. Построите трактир и туда станете продавать. И вам хорошо, а уж гостям-то как будет хорошо. Им ведь надо много верст ехать, мучаться по дурной дороге, а перед Санкт-Петербургом нет никаких объедаловок, хоть тресни!
Крестьяне оживились, зашевелись. Барин, видать, добрый, незлобливый сегодня, можа простит православных своих хрестьян. Дмитрий подтвердил:
— В последние лета я был занят и вы этим, держиморды, пользовались, налоги недоплачивали. Вот я вас, нехристи! — пригрозил он плетью всему крестьянскому миру.
Крестьяне дисциплинировано молчали, ожидая продолжения. Может, смилуется все же барин, пожалеет православных, а то ведь хуч помирай!
— Я вот что думаю, если буду отбирать недоимки, то вы сразу обнищаете, а зачем вы мне нищие. Опять же не по православному, — он прилюдно перекрестился, глядя на бедную деревянную церквушку, которую еще второпясь построили при нем при прошлом приезде, — короче говоря, — приговорил он, наконец, вывод, — мои владельческие повинности вы возвращать не будете. Но за это я вас накажу:
— Во-первых, платите мне не двадцать долей от натуры, что есть у вас в крестьянском хозяйстве, а в этом году тридцать;
Во-вторых, построите мне трактир и будете продавать туда двадцать долей, да что б не приезжать мне сюда и не требовать с изнова, а сами давали трактирщику;
В-третьих, церковь снова срубили, а то ведь стыд и срам. Господа не боитесь, охальники?
— В четвертых, старосту вашего вы прилюдно высечете. Пока тридцать плетей, а коли еще, что обнаружите, то за одну копейку плеть. Моли бога, Архип, чтобы перед Господом был чист!
Крестьяне в разнобой благодарили барина, что пожалел их, сирот, не разорил налогами большими. А Дмитрий вдруг смертельно устал. И то ведь, долго ехал, дорога мучительная, а потом сразу на крестьянский сход, бороться с этими паразитами. Так ведь и на то свет уйдешь.
Да и то, если говорить перед собой честно, недоимка-то у них была невместная, вместо двадцати долей (процентов) давали пятнадцать, самые наглые десять. Им, кажется, много, да и для отдельных крестьянских хозяйств действительно значительно, если сразу потребовать, так и разоришь невзначай. А вот ему владельцу (вотчиннику) так и ничего. Новпредь что б не лукавили, а то просто засеку!
Отдыхать и обедать Архип повел к себе, а Дмитрий не отказался. А чего ж, дом большой и не чистый, во всяком случае, тараканы нагло не бегали на глазах у гостя. Знают свое место, сволочи! Опять же обед должен быть хорош. Вот и посмотрим, какой он хозяин! Ведь хитрость и пронырливость не всегда синоним хозяйственности.
Пришли. Семья от барина, конечно, спряталась, но не вся, сразу видимо большая. А мелочь ихняя и не думала скрываться, ползали по полу. Впрочем, Дмитрий поначалу оглядел обстановку. Богатый все же крестьянин, Архип, такого и не грех грабить.
Пол у него не как обычный, земляной, а деревянный. Истоплено по-черному, но не как попало, с бедняцким очагом, а из печки. И стены чистые, без копоти, ясно, что жена заботливая, хозяйственная.
А вот жена его не то что удивила, просто поразила. Он-то думал, что она будет такой маленький колобок, домовитый, опять хозяйственный. Конечно, скромная, стыдливая. А оказалась, жена его Акулина Авдотьевна, это его Архив назвал, прямо-таки по имени-отчеству, гренадер по росту и унтер-офицер по характеру.
Она как начала говорить, так Дмитрий и сел, хорошо хоть на скамью, не на пол. Голос был глубокий, до черта прокуренный (откуда?), с четкими фельдфебельскими нотками и прокурорскими сентенциями.
Сначала он подумал, что мужику не повезло, и он попал под женский каблучок, или, если поравнять по времени, под лапоток. Потом посмотрел на очень даже миловидное лицо, габаритную фигуру (иначе и не скажешь). Да, пожалуй, он поспешил. Женщина, если не любит, ни за что 14 детей не родит!
А как сел за стол, то твердо понял, нет, ему чертовски повезло. Какая она повариха — мастерица! Такие славные соленые грибочки, да прожареные караси, такой суп по-деревенски и тушеная говядина с картофелем он еще не едал.