"Фантастика 2024-130". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
Улица в этом месте сужалась настолько, что через арку, которую образовывали стоящие рядом серые дома, могла проехать только одна машина. Никаких ответвлений в стороны не было, а сдавать назад — это потерять скорость, и для рубера догнать их из этого положения не представлялось чем-то слишком сложным. Скорее всего тварь стояла в арке, перегораживая единственный выход. Они попались в ловушку, и Майор принял единственное в этой ситуации верное решение — принять бой.
Внезапно одна из куч обломков зашевелилась, и из-под нее выполз изрядно помятый, но не ставший от этого менее опасным рубер. Он тряс головой, должно быть его здорово контузило, и пытался поймать равновесие, размахивая лапами. Грубер очень медленно опустился на корточки перед
Рубер увидел движение, потому что замер на месте, а затем резко развернулся в сторону пятившегося Грубера. И тогда Грубер бросился бежать. Он решил использовать ту же тактику, которая уже помогла ему однажды — слишком тесное пространство для массивной туши твари мешало ей использовать все свои преимущества, а это давало Груберу призрачный шанс на победу, особенно учитывая, что рубер был уже сильно ранен.
По шуму за спиной Грубер понимал, что рубер пытается его догнать, но делать это в доме, полном дверей, коридоров, заканчивающихся странными поворотами под самыми неожиданными углами, было несколько проблематично. Наконец Грубер выскочил в комнату, точнее комнатушку, которая показалась ему идеальной для осуществления своего плана. Комнатушка была узкой, маленькой и проходной, из нее вело двое дверей, одна через которую Грубер в нее забежал, вторая располагалась напротив первой. Он встал напротив второй двери и развернулся лицом к проему, через который должен был ворваться рубер. Тварь не заставила себя долго ждать. Она вломилась в комнатушку и радостно заурчала, увидев остановившегося человека.
— Лови! — Грубер бросил зараженному активированную гранату и бросился в приготовленную для отхода открытую дверь, захлопнув ее за собой и нырнув под массивный стол, который он видел, когда открывал дверь.
Одним из безусловных неосознанных врожденных рефлексов большинства живых существ, которые используют передние конечности в качестве рук, является хватательный. Этот рефлекс древний как сам мир, он появился еще раньше, чем у первобытных животных появилось молоко для вскармливания потомства. Этот рефлекс проверяют у только что родившегося маленького человечка, определяя его готовность к дальнейшему существованию. Тварь, когда-то бывшая человеком, могла утратить абсолютно все черты человека, включая внешний вид, но избавить ее от самых первых, самых древних рефлексов не смог даже паразит, подчинивший когда-то волю человека. Грубер не видел, как деформированные пальцы сомкнулись на гранате, которую он бросил легким движением кисти, но он, будучи врачом, предполагал, что так оно и будет. Предположение оказалось верным: рубер, совершенное неосознанно схвативший летящий прямо на него предмет, не успел его выбросить до того, как произошел взрыв. Тряхнуло изрядно. На Грубера, сидящего под столом и закрывшего уши, посыпавшаяся штукатурка почти не долетала, но по крышке стола стучало сильно.
— Я надеюсь, крыша на меня не упадет? — пробормотал он, выбираясь из-под стола, который на его счастье оказался прикрученным к полу.
— Нет, разрушенные балки не являются несущими.
— Давненько тебя слышно не было.
— Ты опять вслух говоришь.
— Плевать! Этот сдох?
— Откуда я знаю? — в голосе Зины прозвучало искреннее удивление.
— Ну, мало ли. Что это, кстати, за здание?
— Это военная комендатура.
— Охренеть, — Грубер с трудом открыл покореженную дверь. На этот раз рубер действительно был мертв. Но Грубер тем не менее решил одновременно и подстраховаться и выпотрошить сопровой мешок.
Вытащив из сумки нож, он вскрыл мешок, который был прикрыт пластинами, напоминающими плотный хитин. Открывать пришлось, просовывая нож между
— У скраббера было интереснее. А вообще мне крючков не хватает, чтобы рану расширить. Да и ранорасширитель не помешал бы. Надо бы где-нибудь магазин медтехники найти, — бормотал Грубер, вытаскивая спораны, их оказалось двадцать, и восемь горошин. — Не густо, но пойдет, — он пересыпал добычу в мешочки и поднялся. — Руки где-нибудь помыть бы. Да и, Зина, ты, случайно, не знаешь, как отсюда выбраться, если по той дороге, откуда я пришел, это сделать невозможно?
— Я и не случайно знаю, — Груберу показалось, что в голосе его наноподружки появились язвительные нотки. — Выйти можно кратчайшим путем через отделение предварительного заключения.
— Чего? Отделения? Обалдеть, ну здесь и обозначения. А оружия здесь никакого нет? Чисто случайно?
— Это комендатура, а не арсенал. Здесь нет оружия.
— Ладно-ладно, куда идти?
— Через комнату, где ты под столом сидел, пройдешь по коридору. В конце будет туалет, там ты сможешь помыть руки. Дальше будет лестница, тебе вниз на минус первый этаж. А потом прямо к лестнице, ведущей наверх и заканчивающейся дверью наружу.
— Ясно.
В дальнейшую полемику Грубер не вступал, а просто пошел по описанному Зиной маршруту. В туалете он долго мыл руки, а потом посмотрел в зеркало. Почему-то именно сейчас, когда он рассматривал свое бледное лицо с лихорадочно блестевшими глазами, его окутало чувство полной безнадежности. Подняв руку, он без замаха шарахнул по зеркалу.
— Семь лет несчастий, — проговорил он, глядя на исказившееся лицо, отражающееся в осколках как уродливая гротескная маска. — Но гарантировано семь лет. Что там Ганс говорил про трехгодичную выживаемость?
Грубер наклонил голову. Лицо, словно сошедшее с портрета абстракциониста, повторило его движение. При этом освещении ему показалось, что его серые глаза стали как будто бы темнее. Решив не обращать на этот странный факт внимания, Грубер решительно закрыл все еще бегущую воду и вышел из туалета.
Его не переставал интересовать вопрос, а где все люди? Даже если они переродились, судя по реакциям того мертвяка, что встретился ему возле супермаркета, они даже из этого здания выбраться не смогли бы.
Ответ на его вопрос нашелся в подвале, куда он спустился по темной лестнице. Вообще отделение предварительного заключения представляло собой коридор, в центре которого располагался большой стол, на котором раскинулся пульт, открывающий двери, это пояснила Груберу Зина, а с обеих сторон были камеры, в виде больших клеток, с мощными прутьями решеток вместо стен.
Вот возле одной из этих камер и столпились бывшие работники военной комендатуру. Было их всего трое, остальным, видимо, все-таки хватило ума выбраться из здания на улицу, где они и пошли на закуску руберу. Эти же трое, на которых все еще была одежда, не просто стояли возле камеры, они возбужденно урчали и просовывали сквозь решетки руки, пытаясь зацепить прижавшегося к стене молодого мужчину в военной форме. Форма была без обязательного во все времена и во всех мирах ремня, а высокие ботинки были без шнурков.
Стараясь не привлекать внимания медляков, Грубер снял с сумки топор, который повесил на нее во время своего увлекательного забега через здание, поставил сумку на пол, на нее положил винтовку и двинулся к зараженным.
Все-таки не зря их называли медляками. Он успел двоих прикончить, пока третий догадался повернуться в его сторону, урча и совершенно не обращая внимания на то, что его товарищей уже где-то нет.
Грубер сильно размахнулся топором и ударил медляка по шее. Голову он не отрубил, но удар был вполне удачный: голова откинулась и повисла на неполностью перерубленном позвоночнике. Не издав больше ни звука, медляк завалился на пол и не подавал признаков жизни.