"Фантастика 2024-136". Компиляция. Книги 1-24
Шрифт:
— Мое слово тверже железа, господин генерал. Выступаем сегодня вечером, можете так и отстучать губернатору Фрунзе, — отчеканил атаман и, крутнувшись на пятке, пошел прочь от обидчика.
Махно сдержал данное Котовскому слово. В ночь с двадцать девятого на тридцатое апреля его отряд покинул временный лагерь вблизи границы и, двигаясь вдоль течения реки Оти на север, покинул земли русской колонии.
Как и было обещано, махновцам была дана фора в три дня, и только потом канцелярия губернатора оповестила Аккру и Котону о побеге анархистов с рудников. При этом в сообщении не было указанно ни численность, ни вооружение беглецов, ни направление их предполагаемого движения. Сообщалось о большой группе каторжников, которая, пользуясь беспечностью охраны, сумела разоружить ее, и сбежала в неизвестном направлении. Ведется расследование.
Известие о побеге каторжников в первую очередь всполошило приграничных фермеров. В страхе и ужасе ожидали они появление страшных казаков «А-ля рюсс», пьющих кровь и поедающих плоть своих жертв, как их окрестили губернаторы Аккры и Котона. Тревожные дни проходили один за другим, но страшные звери в людском обличии не давали о себе знать.
Так прошла неделя-другая и власти Ганы и Дагомеи вздохнули свободно. По всем признакам беглецы направились на территорию Французской Западной Африки, но это уже была чужая головная боль. Дакар был извещен о возможном появлении русских беглецов на территории его генерал-губернаторства.
Прошел почти месяц с момента исчезновения Махно и его казаков. О них уже стали забывать, как ошеломляющая новость с берегов Нигера всколыхнула приморские столицы. Списанные всеми в утиль махновцы объявились, и не просто так. Следуя вдоль русла Пенджари, они значительно углубились во владения французского генерал-губернаторства и достигли приграничного Ному.
Их появление у заштатного колониального городка произвело эффект разорвавшейся бомбы. Власти Ному не имели телеграфа и потому не были извещены о страшных гостях, появившихся на африканских просторах.
Все небольшое население форта, как именовалось Ному на бумаге, увидели необычайное зрелище, навсегда запечатлевшееся в их памяти. Из глубины, сияющей красками весны, саванны, к Ному двигалась большая колонна людей под черными знаменами. Неторопливо вздымая красную африканскую пыль, по дороге вперемешку шли пешие, ехали верховые, а впереди колонны двигалась повозка, над которой красовался транспарант с лозунгом: «Анархия, мать порядка».
Надпись была сделана русскими буквами, которые никто из жителей форта не смог бы прочесть при всем своем желании. Однако даже в таком виде, транспарант производил на негров сильное впечатление, ибо веяло от него за версту чем-то первобытно-демоническим.
Не менее сильное впечатление на жителей Ному произвел и тот факт, что из саванны к ним пришли белые люди. Давно привыкшие к появлению темнокожих немирных туарегов, они были поражены большим числом белых людей, пожаловавших к ним в гости.
Именно цвет кожи пришельцев был главной причиной того, что Ному была захвачена без единого выстрела. Гарнизон форта принял махновцев за боевую колонну французской армии, а когда обнаружил свою ошибку, было уже поздно. Пришельцы быстро разоружили неполный взвод местных жандармов и, надавав тумаков, разогнали их по домам.
Несмотря на все усилия толмача, собравшиеся на центральной площади африканцы, мало что поняли в пылкой речи Махно, посвященной освобождению местного населения от угнетения капиталистов. Слова «Свобода, равенство и анархия» оставили равнодушными сердца чернокожих тружеников, но вот действия длинноволосого человека, постоянно размахивавшего рукой с зажатым маузером, им очень понравились.
Когда он сбросил на землю французский триколор и заменил его черным полотнищем с белым черепом и перекрещенными костями, в толпе зевак раздался одобрительный гул. Колониальные чиновники весьма придирчиво следили за почитанием местными жителями флага Третьей республики и за проявление любой непочтительности к стягу метрополии строго их наказывали.
Вид беспомощно валявшегося на земле символа колониальной власти, который можно было, безнаказанно потоптать ногами очень обрадовал чернокожих, но это было только началом. К огромному удовольствию зрителей, Махно приказал выпороть всех колониальных чиновников, назначив им наказание, в двадцать пять «горячих».
Под дружное улюлюканье и свист собравшейся толпы, на грязные доски конторской террасы валили тех, кто ещё два час назад считались «хозяевами жизни» в Ному. Их крики, стоны и беспомощный вид были самым прекрасным развлечение, что можно было только придумать.
После завершения наказания, под громкие крики возбужденной толпы, Махно сделал следующий шаг по завоеванию сердец угнетенных африканских тружеников. Величественно взмахнув рукой и потребовав у толпы внимания, атаман сделал то, что неоднократно делал на Украине при захвате крупного села или маленького городка. По его приказу были принесены все долговые книги чиновников Ному, сразу же преданные огню.
Во всем мире, люди ненавидят долги и недоимки перед государством. В этом все они едины независимо от цвета кожи, вероисповедания или идеологических предпочтений. Именно стоя перед этим символизированным костром, негры почувствовали себя действительно свободными и принялись громко выкрикивать имя благодетеля, на свой лад.
Под дружные крики «Анархо, анархо» для окончательного закрепления своей победы, Махно открыл часть колониальных складов и начался всенародный праздник. Обрадованные столь стремительным изменением своей жизни, африканцы вытащили тыквенные калебасы с вином и принялись угощать им воинов батьки «Анархо».
Об политических изменениях Ному, административный центр провинции Нигер Ниамей узнал недели через полторы после их происшествия. Первыми новость о черных знаменах анархии, чей предводитель порет ненавистных чиновников, сжигает долговые книги и раздает припасы с товарами, в Ниамей принесли пастухи, пригнавшие свой скот на продажу.
Эти слухи быстро взбудоражили девятнадцатитысячный городок, раскинувшийся на левом берегу реки Нигер. Благодаря удачно расположенной пристани и наличию паромной переправы Ниамей получил статус центра провинции, большая часть которой была покрыта скудной растительностью.
Скотобойня, мукомольный заводик вкупе с кожевенными, серебряными и золотых дел мастерскими вносили свою лепту в доходы Парижа, но правивший в Ниамеи Лоран Кобер был недоволен. Полковничье жалование, плюс регулярные поборы местных купцов и ремесленников плохо утоляли аппетит колониального чиновника. Откровенно завидуя губернаторам побережья обогащавшихся благодаря полезным ископаемым подвластных им земель, Кобер несколько раз организовывал геологические разведки на плато Аир, но без особого успеха.