"Фантастика 2024-136". Компиляция. Книги 1-24
Шрифт:
Раков знал, что говорил. Не он один, действительно, являлся пред светлые очи героя Болгарии с первого момента его появлении на фронте. Весть о его прибытии моментально перелетела через линию фронта и надолго увязла в умах простых солдат и офицеров.
– Расскажи, что пишут из дома, давно весточку получал? – более миролюбиво произнес Дмитриев, взмахом руки приказав собеседнику сесть обратно на табурет.
– Давно, господин генерал, еще в мае. Пишут, что очень трудно жить, власти заставляют сдавать весь урожай в город, оставляя едва-едва на пропитание и для нового сева. А все, что вывозят в город, немедленно отправляют эшелонами в Германию. Сестра сама видела, как людей от вагонов немецкая охрана штыками отгоняла, когда туда сахарную свеклу грузили, – с тоской в голосе говорил Раков.
– Значит, во всем виноват царь Фердинанд, говоришь? – спросил Дмитриев унтера, и тот вновь вскочил.
– Так точно, господин генерал, он – немчура проклятый, через него все наши беды.
– А сбросить его духу не хватает?
– Так точно, не хватает. Не нашего ума такое дело вершить.
Дмитриев посмотрел на вытянувшегося перед ним в струнку унтера и с хитрецой спросил:
– Ну а со мной ты и твои солдаты пойдут свергать царя?
Унтер радостно осклабился и, не задумываясь ни секунды, четко и ясно отрапортовал:
– Так точно, ваше высокопревосходительство, пойдем.
Радко внимательно посмотрел в лицо допрашиваемого, а затем сказал:
– Ладно, иди, Раков, сейчас тебя накормят, но помни: слово – не воробей, вылетит – не поймаешь.
Когда унтера увели, Слащев неторопливо подошел к карте, разостланной на столе, и сказал своему собеседнику:
– Значит, не любят братушки своего царя, ой не любят, если он их голодом морит.
– Да за что любить этого аспида, Яков Александрович, был бы еще свой да глупый, так ведь этого чужака из Берлина прислали на нашу голову, – с негодованием ответил Дмитриев. – И что в нем нашего, славянского? Ладно, Бог даст, выбросим обратно.
Дмитриев помолчал некоторое время, а затем продолжил:
– Все, что говорил Раков, полная правда. Немцев в дивизиях осталось очень мало, в основном только помощники командиров дивизий. Тырновский полк, находящийся в резерве, полностью свободен от немцев, и его офицеры готовы поддержать нас, как только будет прорван фронт. Такое же положение дел и в Бургаском и Козолуповском полках. Их командиры не хотят воевать и готовы повернуть свое оружие против Фердинанда, если будет наш успех на фронте.
– Да, если будет успех, – повторил Слащев, – и не просто успех, а развал фронта. В этой ситуации наш основной противник – австрийский корпус Франка. Если мы свяжем его ударами с фронта и выйдем в тыл, то его можно будет исключить из дальнейшего расклада. Македонская армия фельдмаршала Кевессгази и албанская генерала Пфлянцер-Балтина не успеют прийти им на помощь, если болгарские части сдержат свое слово.
– Поддержат, обязательно поддержат! – горячо заверил Слащева Дмитриев. – Мои люди недавно вернулись с той стороны. Все готово.
Собеседник кивнул головой, а затем осторожно спросил:
– А что будет потом, когда падет Фердинанд? Скорее всего, подобно нашему царю Николаю, он отречется в пользу своего молодого сына Бориса. Ты готов поменять одного немца на другого, который вряд ли забудет свержение с престола своего отца?
По задумчивому лицу Дмитриева было видно, что подобные мысли давно терзали его голову, но он не решался их высказать.
– Поддержит ли меня генерал Корнилов, если я предложу свою персону в верховные правители Болгарии?
– Думаю, обязательно поддержит, друже генерал.
– Так ты выясни это поточнее.
– Не волнуйся, обязательно уточню, сегодня же отправлю шифровку.
Узнав все, что ему было необходимо, Дмитриев склонился над картой и задумчиво произнес, озирая поля будущих сражений:
– Значит, нам с тобой, Яков Александрович, будет нужна только победа, и ничего другого.
Так долго задумываемое и вынашиваемое наступление началось 30 августа. В течение 24 часов артиллерия союзников, которая имела некоторое численное превосходство, обрабатывала передовой край вражеской обороны по всему периметру фронта, где предстояло наступление.
Англо-греческие войска на следующее утро первыми атаковали позиции австрийцев под Монастырем, но к исходу дня смогли занять лишь первую оборонительную полосу глубиной около одного километра. Далее австрийцы Франка их не пустили, о чем командующий радостно доложил в Вену генералу Штрауссенбургу.
Совершенно по-другому проходило наступление в районе Ветреник – Скол. Русская бригада и сербы вначале вели вялую перестрелку, а затем после обеда внезапно атаковали вражеские позиции. Это было неожиданно для болгар и их германских советников, которые полностью были уверены, что все происходящее здесь носит чисто демонстративный характер.
Несмотря на яростный огонь из неподавленных пулеметных точек, атакующие пехотные цепи все же смогли достичь линии первых окопов и забросать противника гранатами и дымовыми шашками. После этого последовали решительный штурм позиций и быстрое продвижение вглубь вражеской территории.
К удивлению наступающих солдат, болгары оказывали вялое сопротивление, предпочитая либо отходить с позиций в тыл, либо сдаваться в плен. Преследуя отходящие силы противника, русские и сербы без особых помех заняли вторую линию оборонительных позиций и вышли в глубокий тыл.
Наступали по бокам франко-итальянские дивизии, продвижение было не столь сильным, но это было обусловлено не столько сопротивлением болгар, сколько плохой подготовкой атакующих частей, большую часть которых составляли негры, которые плохо понимали отдаваемые французскими офицерами команды.
Каково же было удивление Слащева и Дмитриева, когда рано утром 1 сентября к ним явились парламентеры двух болгарских полков, объявившие об их готовности сложить оружие перед первым героем Болгарии.